«У меня тогда все»
Американский журналист выяснил у президента России все, что хотел
В ночь с четверга на пятницу было опубликовано интервью президента России Владимира Путина, которое взял американский журналист Такер Карлсон. Специальный корреспондент «Ъ» Андрей Колесников решил на этот раз дождаться, когда улягутся страсти, вызванные этим интервью, и, с одной стороны, пережить все уже случившиеся комментарии, а с другой стороны, разжечь эти страсти снова. Оказалось, есть новая информация. Впрочем, впечатлить спецкора «Ъ» интервью с Владимиром Путиным оказалось ожидаемо трудно.
Президент России Владимир Путин (справа) и американский журналист Такер Карлсон
Фото: пресс-служба президента РФ
Это должно было случиться. По информации «Ъ», в недрах администрации ее обсуждали, еще когда Такер Карлсон только уволился из Fox News. Не в том, видимо, смысле, что думали этим воспользоваться. Наоборот, это Такер Карлсон тогда начал информировать пресс-службу президента о своем желании поговорить с господином Путиным.
Но тогда идею сочли нецелесообразной. Высокопоставленный сотрудник администрации президента России рассказал мне, что в начале специальной военной операции было бессмысленно объяснять свою позицию: все равно никто не изменил бы свое мнение и не услышал чужое: «Сейчас СВО на пороге третьего года. Стала ясна глобальная картина. Очевидно, что это война. Причем война между Россией и коллективным Западом. Поменялась и определилась реальность». Да неужели?
Тогда, то есть больше года назад, Такеру Карлсону отказали. Более того, по словам еще одного моего собеседника, пресс-секретаря президента Дмитрия Пескова, Такер Карлсон не успокоился, его лоббировали затем самые разные люди: «Влиятельные и безымянные, богатые и бедные».
Но решение в его пользу приняли не один месяц назад. И господин Карлсон ехал, твердо зная, что получит это интервью. К тому же он знал, когда именно он его получит. Именно в этот день и получил. Да, так тоже бывает.
Окончательное решение по понятным причинам принимал при этом сам Владимир Путин. На это решение могло повлиять вообще что угодно. Поди знай. Я даже не исключаю, что не последним аргументом могло стать то, что господин Карлсон — отец четырех детей, а такой не может быть предсказуемым, как они все. То есть предсказуемо плохим — действующим только по своему провокационному сценарию.
При этом очевидно, что у Такера Карлсона был свой сценарий разговора. И первый вопрос был из этого сценария:
— 24 февраля 2022 года вы обратились к своей стране и нации, когда начался конфликт на Украине. Вы сказали, что действуете, потому что пришли к выводу, что с помощью НАТО США могут начать внезапную атаку, нападение на вашу страну. Для американцев это подобно паранойе! Почему вы считаете, что Америка могла нанести неожиданный удар по России? Как вы пришли к такому выводу?
И этот первый вопрос сам по себе вызывал сразу много вопросов.
Если это был просто поверхностный вопрос американского журналиста, который подъехал, чтобы для начала, как он привык, ошарашить собеседника, то он же все-таки не мог не понимать, что подставляется, ибо ни одного подтверждения, что господин Путин когда-нибудь произносил такое, не существует? Наоборот, российский президент долго рассказывал в своем обращении накануне 24 февраля (а также ранним утром 24 февраля), почему он считает, что должен так поступить, и там резоны были совсем другие. Стоило ли ехать из-за такого вопроса?
Можно было выдать за некий парафраз слов Владимира Путина то обстоятельство, что президент России лоббировал нейтральный статус Украины или невступление этой страны в НАТО, а также в связи с этим опасность, связанную со вступлением, но все равно не получается: канонические формулировки слишком важны, и они в версии российского президента были совсем другими.
А если допустить, что Такер Карлсон действовал, задавая такой вопрос, в интересах простых американцев, то тоже все не так. Он опять подставлялся, ибо начал с того, что «вы говорили...». А он ну не говорил. Про Донбасс говорил, про русский язык говорил, про движение НАТО на восток говорил... А про внезапную атаку не говорил.
Почему же Такер Карлсон начал интервью с такого провального вопроса? Неужели он такой, как все? Считает, что подготовился, что можно предъявить президенту России его слова, которых тот не произносил, и рассчитывать, что проскочит, потому что это прежде всего хорошее начало для разговора: налететь на собеседника с самого интересного и продолжить по своему сценарию, зафиксированному в тех бумажках, которые Такер Карлсон не стесняясь разложил на столе не то что перед собой, а, казалось, и перед президентом России?
Причем вопросы-то написал именно на бумажке, а не в телефоне даже, который, по данным «Ъ», ему никто не запретил принести с собой в Представительский зал Кремля, где все расставили так, как он просил. То есть надо понимать, что на самом деле столы и стулья в Представительском кабинете не стоят так, как во время этого интервью: посередине комнаты. Их вытащили, потому что так показалось правильным дизайнерам из команды господина Карлсона.
Я уж не говорю про свет. Такера Карлсона и Владимира Путина окружала полутьма. Эта идея пришла в голову режиссеру, которым был в этот момент прежде всего американский оператор. И была реализована. Правда, по словам моих собеседников в Кремле, точно так же вели себя их коллеги из NBC несколько лет назад. Затемнение — это, видимо, американский протокол в таких случаях.
При этом Представительский кабинет для разговора, по информации «Ъ», выбрал сам господин Путин, которому его сотрудники до этого на выбор предложили несколько вариантов. И все — в Кремле. Нет, квартиру в Кремле Такеру Карлсону не предлагали.
В общем, уже после первого вопроса Такер Карлсон мог твердо рассчитывать на то, что у него все пойдет не так. И оно, конечно, пошло.
— Дело не в том, что Америка собиралась наносить неожиданный удар по России, я так и не говорил,— Владимир Путин, по-моему, был даже удивлен, что с этим американцем все будет так просто.
Притом что у самого господина Путина, как выяснилось, был свой сценарий, к которому он готовился, и даже, быть может, долго.
— У нас с вами ток-шоу или у нас серьезный разговор? — переспросил российский президент, и такое впечатление, что он и в самом деле не верил своим ушам.
— Это прекрасная цитата! Спасибо,— может, считал, что отбился, Такер Карлсон.
Да ведь опять нет.
Еще немного, и он мог показаться, страшное дело, неуверенным в себе человеком.
— У нас серьезный разговор! — добавил он.
В это уже как-то даже не верилось.
— У вас базовое образование историческое, насколько я понимаю, да? — уточнил российский президент.
Господин Карлсон мог не отвечать. Ясно, что все про него известно.
— Да,— ответил он.
— Тогда я позволю себе — просто 30 секунд или одну минуту! — маленькую историческую справку дать. Вы не против? — уточнил президент.
Господину Путину, возможно, самому было тяжко произносить такую фразу, как «Вы не против?». Но никто не должен был упрекнуть его в том, что он был недостаточно вежлив с американским журналистом, игнорируя его вопрос.
А возможно, в прошлом Владимира Путина был учебник по тактике ведения беседы, третьей главе из которого он сейчас и следовал.
— Пожалуйста... Конечно,— согласился Такер Карлсон, и, конечно, зря.
— Смотрите,— приступил президент России.— С чего начались наши отношения с Украиной... Откуда она взялась, Украина?
Нет, это было не полминуты и даже не минута. Это было много минут. Более того, рискну сказать, что с Рюрика Владимир Путин никогда даже не начинал. И в какой-то момент американцу, который слушал это, могло показаться, что тут речь о чем-то таком древнем, что гораздо древнее, чем даже Соединенные Штаты. И даже закрасться мысль: если они друг с другом разбираются так давно, то, может, пусть и дальше разбираются, без нас?
На самом деле, думаю, господин Путин, как обычно в таких случаях, хотел прежде всего доказать свою правоту, в том числе и историческую. Ну вот же, смотрите сами, словно говорил весь его вид, я же не зря издалека начал. Вот есть и документы!
И позже он, как известно, передал американскому журналисту копии документов, эту правоту, по его мнению, подтверждающих.
То есть он убеждал и словом, и делом. Видеорядом. Ведь если вручить любому человеку пухлую папку с документами чуть не десятивековой давности (полагаю, в ней могли быть и копии берестяных грамот), то попробуй не поверь, что все это не зря и что дыма без огня не бывает.
Рюрик, князь Олег, князь Владимир, Ярослав Мудрый, Чингисхан, папа Римский... У украинцев как у нации во всей этой истории шансов не было с самого начала:
— Первоначально слово «украинец» означало, что человек живет на окраине государства, «у края», или занимается пограничной службой, по сути дела. Это не означало какой-то особой этнической группы,— пояснял Владимир Путин, а Такер Карлсон, казалось, быстро сник.
Встрепенулся он лишь однажды во время этого экскурса. Речь шла про отношения части русских земель с Варшавой...
И американский журналист вдруг ожил и переспросил:
— Когда?.. Я уж потерял... Когда это было, в какие годы?
Он точно уже перестал понимать, о чем тут вообще речь. Вопрос был скорее сигналом насчет того, что он все еще старается следить за беседой. Но момент оказался неподходящий. Да какая разница, когда именно это-то было. Давно.
— Это было в XIII веке,— безжалостно уточнил господин Путин.— В ХIV... Нет, в ХV веке (Не надо было его сбивать. Ведь это было не так уж и трудно.— А. К.)...— Я сейчас скажу, что было дальше, и назову даты, чтобы не было путаницы!
И Такер Карлсон продолжил вместе с Владимиром Путиным падать в эту бездну исторического наследия.
Причем президент России был неумолим:
— Чтобы вы не думали, что я что-то придумал... Дим (это, видимо, к господину Пескову, пресс-секретарю президента.— А. К.)... Дай-ка... Я вам отдам вот эти документы…
— Я не думаю, что вы что-то выдумываете, нет!..— замахал руками Такер Карлсон, пытаясь, видимо, отказаться еще и от каких-то бумаг.
Опять зря. Папка была тщательно подобрана, бумага к бумаге. И между прочим, от такого грех отказываться. Письма Богдана Хмельницкого в Варшаву и в Москву, вряд ли публиковавшиеся... Есть немало мест, где содержимое этой папки, без сомнения, оценили бы как ценные бумаги, которые можно уверенно вложить.
Владимир Путин продолжал казавшуюся ему минутной справку, и вот у меня крепла уверенность: нет, никогда до сих пор он не говорил об этом так подробно. Причем все подробней и подробней.
Минут через каких-то 15 Владимир Путин был уже в середине пути, то есть в начале Второй мировой войны. К этому времени Такер Карлсон в очередной раз иссяк.
— Можно спросить? — как-то растерянно проговорил он.— Вы говорите, что часть Украины на самом деле является русскими землями сотни лет. Почему тогда, когда вы стали президентом, вы просто не взяли их, 24 года назад? У вас ведь и оружие было! Почему вы тогда так долго ждали?!
Он хотел закончить историческую справку. А в панике он уже, наверное, думал, что закончить это нельзя, а можно только прекратить. И он попытался.
При этом ответ на вопрос был простой. Такер Карлсон словно играл сейчас в поддавки. Тут-то и можно было рассказать, что никто не собирался воевать, а, наоборот, собирались действовать по Минским соглашениям.
Да и другие ответы могли быть на такой поверхностный вопрос, в котором даже провокации особой не содержалось. Американский журналист хотел задать именно его без особой, похоже, задней мысли.
— Сейчас скажу,— отмахнулся господин Путин,— я уже заканчиваю эту историческую справку. Она скучная, может быть, но она многое объясняет.
— Она не скучная, нет! — из вежливости ответил Такер Карлсон и опять, конечно, подставился.
— Ну и отлично! — с облегчением воскликнул Владимир Путин.— Тогда мне очень приятно, что вы так это оценили. Спасибо большое!
И все продолжилось. Ленин, про которого в пылу сражений Великой Отечественной войны Владимир Путин как-то забыл, но потом вернулся к нему... Сталин, Гитлер...
— При формировании Советского Союза, это уже 1922 год, большевики начали формировать СССР и создали Советскую Украину, которая до сих пор вообще не существовала,— говорил президент России.
— Все правильно,— неожиданно одобрил Такер Карлсон спорный по крайней мере на Украине тезис.
А потому что всегда была антисоветская.
— Даже если мы вспомним, назад вернемся, 1654 год, когда эти территории вернулись в состав Российской империи...— со стороны Владимира Путина это было очень жестоко: возвратить господина Карлсона туда, откуда, ему и так казалось последние полчаса, уже нет возврата.— Там было три-четыре современные области Украины, никакого Причерноморья там и близко не было! Просто не о чем было говорить!
— В 1654 году? — снова как-то растерянно уточнил Такер Карлсон.
И все-таки, я считаю, это был его лучший вопрос.
Долго он слушал-слушал, прежде чем в лоб задать его. Так, чтобы уже было не отвертеться.
— Да, именно! — безжалостно подтвердил господин Путин.
Президент России Владимир Путин и американский журналист Такер Карлсон (на экране)
Фото: пресс-служба президента РФ
Ни о каком собственном сценарии господину Карлсону говорить уже не приходилось. Все пошло, казалось, прахом.
Но надо отдать ему должное: он пытался восстать из пепла.
— У вас энциклопедические знания. Но почему первые 22 года своего президентства вы об этом не говорили? — немного иначе повторил он один из немногих пока своих вопросов.
Но президент уже просто не обращал внимания на эти вопросы.
— Итак, Советская Украина получила огромное количество территорий,— продолжал он,— которые вообще никогда к ней никакого отношения не имели, прежде всего Причерноморье. Они когда-то, когда Россия их получила в результате русско-турецких войн, назывались Новороссией. Но это не важно!..
Да, он говорил и о том, что не важно. Уже можно было, казалось, о чем угодно.
— А после Второй мировой войны Украина получила еще часть не только польских до войны территорий — сегодня Западная Украина, часть венгерских территорий и часть румынских! — внушал ему Владимир Путин.— У Румынии и у Венгрии тоже часть территорий забрали, и они, эти территории, вошли в состав Советской Украины и до сих пор там находятся. Поэтому у нас есть все основания говорить, что, конечно, Украина в известном смысле — искусственное государство, созданное по воле Сталина.
А вот теперь можно было подумать, что Такер Карлсон начал приходить в себя после нокдауна в начале разговора.
— А как вы думаете, есть ли у Венгрии право забрать свои земли? — спрашивал он.— И другие нации могут ли забрать свои земли? И, может быть, вернуть Украину к границам 1654 года?
Но все-таки нет уверенности, что Такер Карлсон понял, что сказал. Ведь он сейчас, только что предложил воссоединить Украину с Россией.
Или он хотел, если господин Путин согласится, продемонстрировать абсурдность такого подхода? То есть вообще абсурдность действовать с точки зрения восстановления исторической справедливости.
И использовать то самое сослагательное наклонение, которого история вроде бы не знает, но обязательно узнает.
Да нет, вряд ли. Скорее всего, Такер Карлсон решил все-таки просто поучаствовать в разговоре.
— Вы Орбану (премьер-министру Венгрии.— А. К.) говорили об этом, что он может вернуть себе часть земель Украины? — спрашивал американский журналист.
— Никогда не говорил! Никогда, ни разу! — с выражением отвечал господин Путин.— У нас с ним даже на этот счет не было никаких разговоров. Но мне достоверно известно, что венгры, которые там проживают, они, конечно, хотят вернуться на свою историческую родину.
Он рассказал историю, которой до сих пор не рассказывал (и сколько еще интересно, таких по истечении четверти века? — А. К.):
— Я где-то в начале 80-х годов на машине из тогдашнего Ленинграда, из Петербурга, поехал просто в путешествие по Советскому Союзу — через Киев, в Киев заехал, а потом поехал на Западную Украину. Въехал в город, Берегово называется, а там все названия городов, поселков на русском и на непонятном для меня языке — на венгерском. На русском и на венгерском. Не на украинском — на русском и на венгерском. Проезжаю по какой-то деревне, возле домов сидят мужчины в черных костюмах-тройках и черных цилиндрах. Я говорю: это что, артисты какие-то? Мне говорят: нет, это не артисты, это венгры. Я говорю: а чего они здесь делают? Как чего, это их земля, они здесь живут... Все названия!.. В советское время, в 80-е годы! Они сохраняют венгерский язык, названия, все национальные костюмы! Они венгры и чувствуют себя венграми!..
Между тем американский журналист, выяснилось, все-таки хочет получить ответ на свой первый вопрос:
— Вы говорили о том, что вы чувствовали физическую угрозу со стороны НАТО, в частности ядерную угрозу, и это побудило вас действовать. Правильно ли я вас понимаю?
— Я понимаю, что мои длинные диалоги, наверное, не входят в такой жанр интервью. Поэтому я в начале вас спросил: у нас будет серьезный разговор или шоу? Вы сказали, что серьезный разговор. Так что не обижайтесь на меня, пожалуйста,— точно так же, как в начале, ответил ему господин Путин.
То есть не обратил никакого внимания. Просто продолжил:
— Мы подошли к тому моменту, когда была создана Советская Украина...
В следующие несколько минут не было сказано ничего из того, что мы бы не знали. Но, возможно, всего этого не знали американские телезрители.
— Может быть, Запад боится сильной России, однако Запад не боится сильного Китая,— пытался потом Такер Карлсон увести Владимира Путина к вопросам, которые были у него в бумажках.
Он, кстати, по словам моих собеседников, делал все, чтобы не показать эти бумажки никому до интервью. И молодец, не показал.
Кажется, разговор наконец-то пошел по этим бумажкам. И некоторые ответы господина Путина были все-таки интересны и для российской публики.
— Да, кстати,— говорил господин Путин,— сразу (после бомбардировок Югославии и негативной реакции первого президента России Бориса Ельцина.— А. К.) Ельцина начали обливать грязью, указывать на то, что он алкоголик, ничего не понимает, не смыслит. Все он понимал и все смыслил, я вас уверяю.
Дозированно выдавал господин Путин информацию про возможное вступление России в НАТО, а также о том, про что говорил в связи с этим с тогдашним президентом США Биллом Клинтоном:
— Вот здесь, рядышком, в соседнем помещении, я ему сказал, задал вопрос: слушай, Билл, а как ты думаешь, если бы Россия поставила вопрос о вступлении в НАТО, как ты думаешь, это возможно?.. Вдруг он сказал: ты знаешь, это интересно, я думаю, что да. А вечером, когда мы с ним встретились уже на ужине, он говорит: ты знаешь, я разговаривал со своими, со своей командой — нет, сейчас это невозможно. Можете спросить у него, я думаю, он наше интервью услышит — подтвердит!.. Если бы он сказал «да», начался бы процесс сближения, и в конечном итоге это могло бы состояться, если бы мы увидели искреннее желание партнеров сделать это. Но этим не закончилось. Ну нет так нет, ладно, хорошо...
До сих пор Владимир Путин не рассказывал об этом разговоре именно так. Он решил отдать этот разговор в полном виде именно Такеру Карлсону. Может, в благодарность за выслушанную историческую справку.
Рассказывая про Джорджа Буша-младшего, господин Путин рискнул употребить слово-паразит:
— Я однажды со своим коллегой, тоже президентом США, поднял этот вопрос (насчет того, что США поддерживают сепаратистов в Чечне.— А. К.). Он говорит: не может быть, у тебя есть доказательства? Я говорю: да. Я был готов к этой беседе и дал ему эти доказательства. Он посмотрел и знаете, что сказал? Я прошу прощения, но так было!.. Я процитирую, он сказал: «Ну я им надеру жопу!» Мы ждали-ждали ответа — ответа не было!
Господин Путин мог бы сказать «задницу», например. Но предпочел сказать максимально грубо. А просто уже увлекся.
— Я говорю директору ФСБ: ты в ЦРУ-то напиши, результат-то какой-то есть разговора с президентом? — продолжал он.— Написал раз, два, а потом получили ответ. У нас лежит ответ в архиве! Из ЦРУ пришел ответ: мы работали с оппозицией в России, считаем, что это правильно, и будем дальше продолжать работать с оппозицией. Смешно! Ну ладно. Мы поняли, что разговора не будет.
— Оппозиция вам? — уточнял Такер Карлсон.
Может, он все-таки не очень был готов к этому разговору.
Но какие-то вещи он понимал правильно.
— То есть вы дважды описывали, как американские президенты принимали какие-то решения, а потом их команды эти решения пускали под откос? — разъяснял он для себя после того, как господин Путин рассказал ему еще про один разговор с президентом США — по поводу перспективы совместной системы ПРО.
Президент России Владимир Путин (справа) и американский журналист Такер Карлсон
Фото: пресс-служба президента РФ
Когда я мысленно поставил, честно говоря, крест на Такере Карлсоне, вдруг началось, такое впечатление, возрождение птицы феникс из пепла лежащих перед ним на столе бумажек.
Вот он спросил Владимира Путина, удалось ли ему прекратить войну с Украиной, как он планировал, начиная боевые действия 24 февраля 2022 года. Любой ответ считался бы риторическим.
Но только я начинал думать, что американский журналист идет на поправку, как все оказывалось не так.
— Что такое денацификация? — начинал допытываться Такер Карлсон.— Что это означает?
Нет, у него не получалось поддержать разговор, несмотря на то что он, видимо, задавал уже только именно те вопросы, которые хотел, и получал ответы.
— Во главе (тех, кто уничтожал евреев, поляков, русских.— А. К.) стояли лица,— говорил президент,— которые хорошо известны: Бандера, Шушкевич!
Бедный и в целом безобидный Станислав Шушкевич, покойный экс-президент Белоруссии, вся вина которого стоит в том, что он подписывал Беловежские соглашения! Оговорка, но не многозначительная ли?..
— Вы будете удовлетворены той территорией, которая у вас есть уже сейчас? — переходил Такер Карлсон к следующему вопросу из бумажек.
— Сейчас закончу,— отмахивался господин Путин.— Вы же задали вопрос по неонацизму и денацификации.
А Такер Карлсон просто демонстрировал, что к ответу на этот вопрос он охладел.
Тут американский журналист допустил, мне кажется, очень серьезную ошибку.
— Гитлера уже 80 лет нет в живых,— сказал он.— Нацистской Германии больше не существует, это правда. Вы говорите, что вы хотите потушить этот пожар украинского национализма. Как это сделать?..
— Послушайте меня! Ваш вопрос очень тонкий… И можно я скажу, как я думаю? Не будете обижаться?
— Конечно, не буду...
На самом деле вопрос, без преувеличения, просто взбесил российского президента. Это было худшее, что мог сказать американец.
А господин Путин мог на этом закончить разговор.
Но, видимо, Такер Карлсон был ему еще нужен.
— Он, казалось бы, тонкий, он очень противный, этот вопрос,— добавил господин Путин.
На самом деле он, скорее всего, хотел сказать, что омерзительный. Ибо именно против такой постановки вопроса господин Путин борется уже несколько последних лет. Читает лекции президентам стран СНГ на неформальных саммитах. Все время возвращается к этой теме даже, казалось бы, без повода.
— Вы говорите: Гитлера нет уже столько лет, 80 лет,— продолжал Владимир Путин.— Но дело его живет! Люди, которые уничтожали евреев, русских и поляков, живы! И президент, действующий президент сегодняшней Украины аплодирует ему в канадском парламенте, аплодирует стоя! Разве мы можем сказать, что мы целиком выкорчевали эту идеологию, если то, что мы видим, происходит сегодня? Вот что такое денацификация в нашем понимании! Надо избавиться от тех людей, которые эту теорию и практику оставляют в жизни и стараются ее сохранить,— вот что такое денацификация!
В общем, разговор все же продолжился.
Может, и правда не зря: все-таки господин Путин в какой-то момент дал понять, что он заинтересован в переговорах и в прекращении боевых действий. Это был, судя по всему, главный месседж, который отправил на Запад. И в этом была неожиданность.
— Это (тратить миллиарды долларов и, может быть, воевать.— А. К.) нужно Соединенным Штатам? — спросил он.—Зачем? За тысячи километров от национальной территории! У вас нечем заниматься? У вас проблем на границе полно, проблемы с миграцией, проблемы с государственным долгом... 33 с лишним триллиона долларов! Нечем заниматься — нужно воевать на Украине? А не лучше ли договориться с Россией? Договориться, уже понимая ситуацию, которая складывается на сегодняшний день, понимая, что Россия будет бороться за свои интересы до конца, и, понимая это, собственно, вернуться к здравому смыслу, начать с уважением относиться к нашей стране, к ее интересам и искать какие-то решения? Мне кажется, что это гораздо умнее и рациональнее.
— Кто взорвал «Северный поток»? — последовал после этого еще один вопрос из бумажек.
Самостоятельно тему переговоров Такер Карлсон не развивал.
— Вы, конечно,— рассмеялся господин Путин, при этом глаза его, как говорится, не смеялись.
— Я был занят в тот день,— на этот раз мгновенно среагировал американский журналист.— Я не взрывал «Северный поток»!
— У вас лично, может быть, есть алиби, но у CIA (ЦРУ.— «Ъ») такого алиби нет.
Но зачем Такер Карлсон начинал спрашивать, исчезнет ли доллар как национальная валюта? Он же играл в поддавки с российским президентом. Ведь господин Путин был просто растроган таким вопросом.
А также про перспективы БРИКС.
Гораздо органичнее для него был другой вопрос из бумажек:
— Когда вы смотрите на происходящее в мире, видите ли вы дела Господни? Говорите ли вы себе, что тут я вижу действия каких-то сверхчеловеческих сил?
Американцы, которые ходят в церковь вместе с Такером Карлсоном, оценят.
Ответ они, впрочем, не оценят:
— Нет, я, честно говоря, так не думаю. Я думаю о том, что мировое сообщество развивается по своим внутренним законам, и они такие, какие есть. От этого никуда не деться, так было всегда в истории человечества.
И вот когда поговорили даже про искусственный интеллект и похвалили Илона Маска, Такер Карлсон вдруг показал, каким он может быть журналистом. Он начал спрашивать про коллегу:
— Эван Гершкович, ему 32 года, американский журналист, он находится в заключении уже более года, это большая история в США. Я хочу спросить у вас: вы готовы в качестве жеста доброй воли освободить его, для того чтобы мы отвезли его в США?
Владимир Путин отвечал ему, что лимиты жестов доброй воли исчерпаны, а Такер Карлсон продолжал задавать свои вопросы:
— Конечно, все происходит в течение веков... Страна ловит шпиона, задерживает его и потом обменивает на кого-то... Конечно, это не мое дело, но отличается эта ситуация тем, что этот человек совершенно точно не шпион. Это просто ребенок.
Ну это было преувеличение. Вернее, преуменьшение.
— И, может,— говорил американский журналист,— он, конечно, нарушил ваше законодательство, однако он не шпион и совершенно точно не шпионил! Может быть, он находится все-таки в другой категории? Может быть, несправедливо было бы просить в обмен на него кого-то другого?
— Он получал закрытую, секретную информацию, причем делал это конспиративно,— несколько раз подряд повторил господин Путин.— Не знаю, может быть, его втянули... Кто-то мог втянуть его в это дело, может, он сделал все по неосторожности... По собственной инициативе... Но по факту это называется шпионаж.
— Вы говорите, что он работал на американское правительство, на НАТО, или же он просто журналист, который получил информацию, которая не должна была оказаться в его руках? Мне кажется, все-таки есть разница между двумя этими категориями! — повторял и Такер Карлсон.
И ведь добился, как известно, своего:
— Послушайте, вот я вам скажу. Сидит в одной стране, стране — союзнике Соединенных Штатов, человек, который из патриотических соображений ликвидировал в одной из европейских столиц бандита. Во время событий на Кавказе знаете, что он (бандит.— А. К.) делал? Не хочется говорить, но тем не менее скажу...— Нет, Владимир Путин начал говорить и уже хотел сказать.— Он выкладывал наших солдат, взятых в плен, на дорогу, а потом машиной проезжал по их головам. Что это за человек и человек ли это? Но нашелся патриот, который ликвидировал его в одной из европейских столиц. Сделал он это по собственной инициативе или нет — это другой вопрос!
Да нет, вряд ли офицер ФСБ Вадим Красиков сделал это по своей инициативе. Так или иначе, сделал. И господин Путин сейчас откровенно предложил обмен. Похоже, он совсем не собирался называть имен и, возможно, просто сорвался, не смог остановиться. И это был блестящий результат неутомимых усилий господина Карлсона.
И с самого начала бы так.
— Эван Гершкович ничего подобного не делал, это совершенно другая история,— заметьте, совершенно резонно прокомментировал американец.
— Он делал другое,— настаивал господин Путин.
Но ведь такого и правда не делал.
— Не исключаю, что тот человек, о котором вы сказали, господин Гершкович, может оказаться на родине. Почему нет? Это бессмысленно более или менее — держать его в тюрьме в России,— с ошарашивающей откровенностью признался президент России.
То есть для обмена взяли, что ли?
— Но пусть коллеги наших сотрудников спецслужб на американской стороне тоже подумают, как решить те проблемы, которые стоят перед нашими спецслужбами! — казалось, подтвердил Владимир Путин.— Мы не закрыты для переговоров! Более того, эти переговоры ведутся, и было много случаев, когда мы договаривались. Можем и сейчас договориться, но только надо договариваться.
— Надеюсь, что вы его выпустите. Спасибо большое, господин президент,— заканчивал эту тему американец.
— Мне тоже хотелось бы, чтобы он поехал домой в конце концов,— с неожиданной теплотой признался президент России.— Говорю искренне совершенно!
Напоследок от Такера Карлсона последовало еще одно уточнение:
— Хочу удостовериться, что я вас правильно понимаю. То есть вы хотите добиться путем переговоров решения того, что происходит сейчас на Украине, правильно?
Господин Путин, конечно, не мог ответить «нет». Но он мог по крайней мере уйти от ответа.
— Правильно,— ответил он.— Можно этот шар (взаимных претензий.— А. К.) катать туда и обратно бесконечно. Но они же прекратили переговоры. Ошибка? Да. Исправьте ее. Мы готовы. Чего еще-то?!
Да, это именно о переговорах. Это больше ни о чем.
— Не считаете ли вы, что было бы слишком унизительно для НАТО сейчас — признать за Россией контроль того, что два года назад составляло украинскую территорию? — переспросил Такер Карлсон, уже полностью мне, казалось, исправившийся после начала разговора.
— А я же сказал: пусть подумают, как сделать это достойно,— кивнул российский президент.— Варианты есть... Но если желание есть...
Вот это «Варианты есть...» он сказал как будто даже заговорщицки. Как будто и правда есть и что все решим, командир, и все будет нормально.
Это было из того же учебника.
— Закончим или что-то еще? — спросил президент журналиста.
— У меня тогда все,— сказал Такер Карлсон и, поблагодарив, закончил разговор.
Один из очевидцев этой беседы рассказал мне, что просто у него вопросы закончились, а вообще-то разговор мог продолжаться и три часа, и четыре.
Но больше не о чем было спрашивать.
Все узнал, что хотел.