Ад и другие

Известное сопрано Альбина Шагимуратова впервые исполнила титульную партию в опере Рахманинова «Франческа да Римини» на сцене Концертного зала Мариинского театра. За пультом симфонического оркестра Мариинского театра стоял Павел Смелков, выступивший в этот вечер не только в дирижерском амплуа. Рассказывает Владимир Дудин.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Рахманинову выпало сочинять свои немногочисленные оперы в то время, когда занять достойное место среди великих было задачей немыслимой сложности. Еще не остыли впечатления от премьер Чайковского и Верди, Римский-Корсаков готовился к своим последним шедеврам — «Золотому петушку» и «Китежу», Италия захлебывалась в волнах веристского бума, Рихард Штраус в Германии только-только фраппировал своей «Саломеей», Франция не могла прийти в себя после шока от диковинных «Пеллеаса и Мелизанды» Дебюсси. Две свои последние законченные оперы — «Скупого рыцаря» и «Франческу да Римини» — Сергей Васильевич написал в бытность дирижером в Большом театре, имея за плечами опыт работы и в Частной опере Мамонтова. Трудно исключать, что он двинул бы вперед оперные традиции Чайковского, скрестив их в начале ХХ века с новыми европейскими веяниями. Но Рахманинов быстро оценил это крайне хлопотное и нервное дело — и предпочел куда более цельную и моноцентричную карьеру композитора-пианиста с коммерчески выгодным графиком мировых турне, тем более что на родине уже было тревожно.

И все же три его оперы (включая «Алеко») успели благополучно отразить модную тенденцию рубежа XIX–ХХ веков — отказ от крупногабаритного формата многочасовой оперы в сторону спрессованной во времени камерной, одноактной. По степени же концентрации сразу нескольких востребованных «измов» — символизма, экспрессионизма, веризма — «Франческа да Римини» тем более отвечала времени. Молодой Рахманинов, однажды так обжегшийся на провале Первой симфонии, стоившем ему тяжелейшей депрессии, не хотел больше никаких провалов. И заручился поддержкой либреттиста Модеста Чайковского — родного брата Петра Ильича, у которого на этот же сюжет была написана симфоническая поэма.

Над «Франческой да Римини» Рахманинова витает и тень запретной любви Тристана и Изольды с их любовью-смертью, и эффектнейший художественный антураж дантовского Ада, его второго круга с вихрем из любовников. Опера начинается со стона нисходящей малой секунды — ее главного строительного материала. На примере полутона композитор демонстрирует филигранную работу с монотематизмом и полисемантикой, то подсвечивая языками пламени хроматические гаммы грешников, то нежно растушевывая той же интерваликой треск мерцающих свечей над любовным ложем Франчески и Паоло. Малая секунда превращается в символ, эмблему мимолетного мгновения Бытия, ради которого можно обречь себя на муки ада.

Фигура мужа Франчески (и старшего брата ее возлюбленного Паоло) Ланчотто Малатесты добавила еще одного героя в галерею оперных злодеев, на сей раз с сильным уклоном в садизм. На теперешнем концерте баритон Владимир Мороз, большой мастер психологических прорисовок, не упустил возможности смачно сплести интонациями жуткий абрис своего уродливого персонажа. Тем большим контрастом к черному, пожизненно фрустрированному, душному мирку властителя Римини звучали тенор Александра Михайлова (Паоло) и сопрано Альбины Шагимуратовой.

Надо признать, что партия рахманиновской Франчески у Шагимуратовой возникла после белькантовых героинь Беллини и Доницетти совершенно органично. Знающая толк в искусстве колоратуры, она и рахманиновскую экспрессию обогатила чувственностью, элегантностью и ровностью идеальной линии бельканто. В ее голосе сопрягались порыв и обреченность, гордость и покорность, которые ярче всего прозвучали в большом ариозо «О, не рыдай, мой Паоло». Впрочем, одноактной оперой вечер не ограничился, продолжившись после антракта большим отделением рахманиновских романсов, где выступили те же трое солистов. Альбина Шагимуратова исполнила и знаменитый символистский опус 38 с «Маргаритками» и «Крысоловом» и подборку хитов, среди которых были и «Сирень», и «Здесь хорошо», и «Не пой, красавица», но одной из безусловных кульминаций стал «Сон» на стихи Сологуба. В оркестровке Павла Смелкова романсы обрели непривычный масштаб, словно выпустив на волю запечатанный в них симфонический размах. Оркестровка, щедро, точно и тонко задействовавшая все группы оркестра от духовых до арфы, колоколов и шелеста чаймса, щеголяла эрудицией, выстраивая ассоциативные мосты к европейскому каталогу — но особенно к Дебюсси и французской сонорике.