«Первое, что нужно сделать,— создать благоприятные условия для сочетания занятости и рождения детей»

Проректор Высшей школы экономики Лилия Овчарова — о демографических перспективах России

Одной из целей, обозначенных в новых майских указах Владимиром Путиным, является прирост суммарного коэффициента рождаемости (СКР) с 1,41 до 1,6 к 2030 году. “Ъ” поговорил с проректором Высшей школы экономики Лилией Овчаровой о том, насколько реалистично достижение этого показателя, какие меры необходимо принять, чтобы россияне могли более комфортно сочетать занятость и рождение детей, и при каких материальных условиях российские семьи будут готовы заводить второго ребенка.

Лилия Овчарова

Лилия Овчарова

Фото: Владимир Астапкович / Фотохост-агентство РИА Новости

Лилия Овчарова

Фото: Владимир Астапкович / Фотохост-агентство РИА Новости

— В начале мая Владимир Путин подписал указ о национальных целях развития России до 2030 года. Они определяюТ приоритеты политики развития России на ближайшие 12 лет. Как те цели, которые зафиксированы в этом документе, повлияют на жизнь женщин в России? В частности, например, цель по повышению рождаемости? Можно ли назвать ее реалистичной?

— Да, действительно, в указе есть целевой показатель, предполагающий повышение суммарного коэффициента рождаемости — а это среднее число детей, рожденных одной женщиной за весь период ее фертильного возраста,— до 1,6 к 2030 году и до 1,8 к 2036 году. По итогам 2023 года он, напомним, опустился до 1,41.

Я бы сказала, что это достаточно амбициозная цель, но примеры аналогичного повышения СКР в новейшей истории известны. Во-первых, это опыт нашей страны: за период с 1999 по 2015 год суммарный коэффициент рождаемости вырос с 1,16 до 1,78, а до1999 года он снижался на протяжении 12 лет с уровня 2,23 в 1987 году. Другой пример — Швеция. В этой стране в период с 1990 по 1999 год СКР снижался с 2,14 до 1,5, а потом наступил период роста до 1,98 в 2010 году. Периоды роста этого показателя в XXI веке мы наблюдали во Франции, Германии, Венгрии. В Израиле суммарный коэффициент рождаемости уже многие годы не ниже 3, а в Исландии — на уровне 2.

— То есть прецеденты разворота понижательного тренда существуют? За счет чего это может происходить?

— За счет двух вещей. Всякий раз, когда развитая страна либо сохраняет высокий уровень СКР, либо выходит на тренд его роста, она проводит семейноцентричную политику, повышающую общественную ценность материнства и отцовства и создающую комфортную среду для рождения и воспитания детей. Первое, что делают,— создают благоприятные условия для женщин для сочетания занятости и рождения детей. Второе: экономика выстраивается так, что медианная заработная плата (медиана разделяет пополам всех работников в зависимости от размера заработка) или трудовой доход складываются на таком уровне, когда они позволяют обеспечить нормальный уровень жизни работнику и хотя бы одному ребенку. Но если ставится цель по увеличению числа многодетных семей, то двух медианных зарплат должно хватать для обеспечения и воспитания трех детей. Только в случае трудных жизненных ситуаций (кто-то из родителей не работает, не удается долгие годы продвинуться в карьерном росте, нет одного из родителей и пр.) должна подключаться социальная поддержка.

— Сразу же возникает вопрос, что такое этот нормальный стандарт и как его измерять.

— Давайте уточним: чтобы ресурсов хватало на стандарт жизни, который является преобладающим в этой стране на этом историческом этапе.

— Можно ли выразить такой стандарт в конкретных цифрах? В заработке, в вещах?

— Да. Чтобы определить, какой стандарт жизни был бы приемлемым для семей с детьми, но при этом реалистичным с точки зрения его достижения в ближайшее время, мы рассчитали несколько вариантов потребительского стандарта семьи. Напомню, что в настоящее время официально у нас в стране определен только один потребительский бюджет — это бюджет прожиточного минимума, который сейчас называется граница бедности. Дальше мы рассчитали такой стандарт, который назвали стандартом малообеспеченности.

— Чем он отличается от границы бедности?

— В границе заложены минимальные нормы потребления, которые ориентируются на выживание, то есть очень скромные. В частности, этот стандарт предполагает продуктовую корзину, которая сбалансирована по калориям, белкам, жирам и углеводам, но не сбалансирована по набору необходимых витаминов и минеральных веществ. Рассчитанный нами стандарт малообеспеченности опирается на продуктовую корзину с рациональными нормами потребления, то есть сбалансированную по витаминам и минеральным веществам. У нас он получился на 20% дороже, чем граница бедности.

В своих жизненных планах семьи не мечтают прожить всю жизнь по минимальному потребительскому стандарту. Они стремятся обеспечить своим детям стандарт развития, позволяющий не только прокормить и одеть детей, но и обеспечить их жильем, дать образование, создать условия для культурного развития, интересного досуга, занятий спортом. Поэтому далее мы рассчитали самый скромный — еще раз повторю — самый скромный потребительский стандарт развития. Сделать это было нелегко, и в итоге выбрали наиболее простую и наиболее понятную методику построения такого стандарта: это продуктовая корзина с рациональными нормами потребления продуктов питания, но она составляет не 50% от прожиточного минимума, как сейчас, а 30%. Еще треть — это непродуктовые товары и услуги, еще треть — оплата услуг и расходов, которые связаны с развитием человека. Примерно такая структура расходов у семей с детьми, которые имеют организованный летний отдых вне дома, проживают в отдельном жилье и оплачивают дополнительные занятия для детей.

— Насколько этот потребительский стандарт оказался дороже существующей границы бедности? Она сейчас, напомним, составляет 14 754 руб.

— Примерно на 86%.

— А четвертый стандарт? Что подразумевает он?

— Да, и есть еще один потребительский стандарт развития: он предполагает, что к текущему потреблению добавляются еще и ресурсы, которые необходимы для оплаты ипотеки.

— Какой из этих стандартов, на ваш взгляд, ощущался бы россиянами как некоторая «нормальность»?

— Если посмотреть на субъективные оценки бедности — а именно они важны для нас в этом случае — и если рассчитать стоимостную оценку субъективного измерения того, что является бедностью, а что — уже нет, то мы выйдем примерно на показатель, на 70% превышающий границу бедности. То есть на рассчитанный нами третий стандарт развития. И если мы сможем выйти на такую систему оплаты труда, при которой две медианные заработные платы будут соответствовать стоимостной оценке такого стандарта развития для семьи с двумя родителями и двумя детьми, шансы повысить рождаемость существенно вырастут.

— Хорошо, но ведь ваше предположение исходит из того, что люди в России хотели бы иметь больше детей — просто им мешают обстоятельства. А откуда мы это знаем?

— По данным опросов, в том числе Росстата, где россиянам задают вопрос о желаемом количестве детей. Понятно, что за последние годы желание по числу детей снижалось — это результат второго демографического перехода: во всем мире люди хотят меньше детей. Но все-таки среднее желаемое число — два ребенка. И вот создать условия для того, чтобы люди могли это свое желание реализовать, мы могли бы.

— За счет чего это можно было бы сделать? Нужно ли вводить какие-то новые меры государственной поддержки семей? Ведь с 2018 года в России постепенно расширялась система пособий на детей, и за счет того, что их сейчас получают «бедные» семьи, например, снизился уровень бедности.

— Я думаю, что решение ввести такие пособия было абсолютно правильным, однако потенциал повышения доходов семей с детьми ресурсами социальной поддержки из государственного бюджета почти исчерпан.

Нам нужно обеспечить им прирост уровня доходов за счет увеличения зарплаты. То есть еще раз вернусь к тому, что медианная зарплата двух работников должна давать нам сумму, равную обсуждаемому выше стандарту развития полной семьи с двумя детьми. Сейчас же у нас в большинстве регионов она ниже.

То есть если у нас в стране к 2030 году реальная медианам зарплата вырастет на 60%, то у нас будет возможность реализовать тот репродуктивный потенциал, который есть у населения. Если нет, то повышение рождаемости может не произойти.

— Видите ли вы на текущем рынке труда предпосылки к такому росту зарплат? Это же примерно 6–8 процентных пунктов прироста в год?

— Учитывая тот факт, что, согласно среднему демографическому прогнозу, к 2030 году численность населения в возрасте 30–39 лет сократится на 7,2 млн человек (а это самая высокопроизводительная часть работающего населения), рост зарплат в ближайшие годы неизбежен. Работодатели будут стремиться компенсировать дефицит работников инновациями, но их внедрение тоже сопровождается ростом зарплат, потому что создаются новые рабочие места, требующие специалистов со специальными навыками.

Итак, если будет прирост зарплат, то мы решим только одну из проблем, тормозящих рост рождаемости. Вторая ключевая задача — создание инфраструктуры, помогающей семьям, женщинам совмещать рождение детей и занятость.

— О какой именно инфраструктуре идет речь?

— Первое: график работы детских садов должен стать удобным для совмещения работы и пребывания детей в детских садах. Как минимум должны быть группы, где ребенок может находиться до девяти часов вечера, чтобы родители могли забрать его после своего рабочего дня. Кроме того, женщинам нужно сокращать рабочий день. По крайней мере зафиксировать юридически такую возможность, чтобы дать им пространство для маневра, если с детскими садами не складывается.

Второй барьер, который нужно снимать достаточно быстро,— это график и принципы работы группы продленного дня в школе. Сегодня такие группы необходимы для большинства школ, особенно городских. Они должны работать так, чтобы дети успевали там сделать уроки, и они должны стать бесплатными для большинства работающих родителей. Еще одно решение, которое нужно прорабатывать,— это доставка детей до школы и дошкольных учреждений из дома и обратно. Если детей забирает из дома и отвозит обратно, например, специальный автобус, это очень сильно разгружает родителей. И последнее: важный вопрос для многодетных семей — это специальные гранты для оплаты профессионального образования. По нашим расчетам, достаточно будет 48 тыс. грантов для системы высшего образования и 72 тыс. грантов — для системы СПО. Мы оцениваем стоимость такой программы порядка 8,4 млрд руб. за один год обучения.

Интервью взяла Анастасия Мануйлова

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...