В Третьяковской галерее зрители впервые увидели широкое лицо русского искусства (на фото — лицо Алексея Саврасова) |
Урок 1. Художественная галерея как национальный проект
Собрание Третьяковской галереи никогда не было просто коллекцией, свидетельствующей о хорошем вкусе и состоятельности собирающего. Еще задолго до того, как его собрание было передано в дар Москве (и получило, соответственно, название Московской городской картинной галереи), буквально в самом начале своей коллекционерской деятельности Павел Третьяков был озабочен двумя вещами. Во-первых, его мечтой с юных лет было "наживать для того, чтобы нажитое от общества вернулось бы также обществу". Во-вторых, что и примечательно, он довольно скоро стал выказывать прямую заботу о состоянии национальной художественной школы и заботу эту осуществлял самой своей коллекционерской деятельностью.
"Грачи прилетели" Алексея Саврасова — полотно, покупкой которого в 1871 году Павел Третьяков засвидетельствовал почтение к художникам-передвижникам |
На самом деле этот "национальный проект" — поддержать актуальное направление в отечественной живописи и сформировать соответствующую большую коллекцию — во второй половине XIX столетия одиноким не был. Петербургский аналог Третьяковки — Русский музей императора Александра III, правда, запоздал, но намерения имел не менее четко определенные. В то время когда академическая живопись стремительно сдавала позиции, Русский музей старательно скупал именно работы академиков. Однако это противоречие двух проектов, демократического и официального, и двух соответствующих собраний долго не прожило: события ХХ века это противостояние нивелировали.
Урок 2. Частная инициатива на службе государства
"Богоматерь Владимирская" — вероятно, самая знаменитая из древних чудотворных икон, которые после разграбления храмов в 1920-е годы оказались в собрании ГТГ |
Безусловно, напрямую сравнивать Третьяковскую галерею по состоянию на 1900-е годы с другими московскими собраниями довольно трудно, в том числе и благодаря тому статусу, который она получила. И все же к моменту Октябрьской революции она отнюдь не была единственным музеем, возникшим из частной коллекции. Достаточно вспомнить Румянцевский музей, восходящий к собранию графа Румянцева, Цветковскую галерею (коллекция Ивана Цветкова) или иконное собрание Остроухова. И это не говоря о других частных коллекциях, которые не были официально превращены в публичные музеи, однако не были и закрыты для обозрения.
Это нам сейчас кажется, что с Третьяковской галереей ничего не могло случиться, что судьба по определению должна была как-то специально печься о ней в послереволюционные годы. Ничего подобного. Галерея Солдатенкова, Румянцевский, Цветковский и многие другие музеи были расформированы в 1920-х без малейшего колебания. Да и новым музеям, возникавшим на основе национализированных коллекций, спокойная жизнь вовсе не была гарантирована: Музей нового западного искусства, как известно, прожил чуть больше двух десятилетий. В принципе советской власти ничто не могло помешать распорядиться этими резервами в 1920-1930-х годах иначе. Например, создать совершенно новый музей отечественного искусства — с нуля или на базе любого другого собрания. Однако на деле Третьяковская галерея была не только сохранена, но и превращена в главный музей отечественного искусства, в котором, казалось, нашлось место всему, от икон до произведений мэтров советской живописи. И при этом сохранила имя своего основателя, что все-таки парадоксально. Разумеется, Павел Михайлович Третьяков никак не годился на роль купчины-кровопийцы, поскольку был, напротив, человеком исключительно благородных устремлений, пекущимся о благе народа. Но были и другие благородные человеколюбцы, насильственно преданные забвению,— Третьяков же стал, по существу, единственным исключением. И дело здесь даже не в демократических намерениях основателя галереи, а скорее в произведениях, которые были собраны именно там. Именно эти шедевры, как бы ни менялась художественная политика партии и правительства, стойко фигурировали и на страницах учебников, и на коробках конфет. Именно им суждено было войти в обязательную программу визита в Москву: Кремль — Большой театр — Третьяковская галерея.
Урок 3. Музейная экспансия
Парадный портрет Сталина и Ворошилова кисти Александра Герасимова (1938), удаленный в запасники после разоблачения культа личности, вновь радует собой ценителей соцреализма |
С другой стороны, если взглянуть на деятельность главных музеев страны, никакого ожидания неминуемого упадка не видно. Как раз напротив. Основные музеи двух столиц весьма оживленно и даже оптимистично расширяются, осваивая все новые площади. Пусть даже и не все обставляют это расширение с такой привлекающей всемирное внимание помпой, как Эрмитаж, заполучивший здание Главного штаба. Потихоньку реконструирует соседние здания под свои нужды ГМИИ; собираются строить новый административно-выставочный корпус музеи Кремля; Русский музей тоже строит планы экспансии. И Третьяковская галерея ни в коем случае не исключение. Вдобавок к площадям в здании ЦДХ на Крымском Валу, где теперь развернута постоянная экспозиция искусства ХХ века, музей получил солидную территорию в непосредственной близости, на Кадашевской набережной, где уже возводится новый корпус.
Перспективы научно-исследовательской деятельности во всех перечисленных музеях различны хотя бы потому, что научный потенциал их неодинаков. Менять же ситуацию с этим потенциалом есть дело для самих музейных администраций и мучительное, и не то чтобы осознанное как необходимость. Однако перемены управленческого характера все равно возникнут. Когда речь идет об использовании не просто нового зала, не двух, а целого здания, а то и целого квартала, музею поневоле понадобятся дополнительные силы и новый менеджмент (не важно, будет ли этот менеджмент формироваться "снизу", стараниями самой Третьяковской галереи, или же циркулярами Роскультуры, как, скорее всего, и случится).
Урок 4. Размывание границ
Героико-патриотическое советское искусство было представлено в Третьяковке работами Александра Дейнеки (на фото — "Оборона Севастополя") |
Западная живопись в конце концов оказалась в ГМИИ. Но сама галерея уж никак не стала однозначнее с третьяковских времен. Первоначальная заостренность, ослабевшая еще в самом начале ХХ века, к началу XXI века и вовсе едва различима. А как иначе, если в одном музее хранятся мозаичный "Димитрий Солунский" XII века — и Малевич, Боровиковский — и Дейнека, Сильвестр Щедрин — и Илья Кабаков.
И как ни странно, именно теперь Третьяковка старается хотя бы топографически вернуться к прежней ясности времен своего основания. Собственно, это одно из декларируемых оснований для постройки нового корпуса. Коллекция ХХ века уже переехала на Крымский Вал. Древнерусское искусство переедет в новое здание. Ядром экспозиции в Лаврушинском переулке будет торжественно поданный XIX век, а XVIII век и рубеж XIX-XX веков это ядро будут обрамлять.
Урок 5. Отдых на лаврах
Посетители современной Третьяковки имеют возможность увидеть, откуда растут ноги у современного русского соц-арта (на фото — работа Эрика Булатова) |
Дело даже не в том, что не увеличивается само собрание. Оно-то как раз увеличивается, хотя, понятное дело, неравномерно — графика и современное искусство заметнее, чем живопись. Приблизительно так, скорее всего, все и будет обстоять, если только не случится никакой экстраординарной встряски. Будут следующие юбилеи, следующие торжества и следующие поздравительные телеграммы. Будут постепенная реставрация и косметические перемены развески. Будут время от времени чинные выставки, изредка, может быть, даже провоцирующие дискуссии, но это не обязательно. Будут процветать новые музейные технологии в отделе современной живописи.
Публики, правда, больше не станет. И состав ее будет прежний, то есть в очень значительной части малолетние экскурсанты, норовящие украдкой прилепить жвачку на лоб шубинским бюстам. Но, в конце концов, мало же в Москве мест, куда экскурсии водят так массово и с таким постоянством. Словом, спокойная, размеренная, немного сонная жизнь. Все подобающие для этого покоя лавры главный музей национальной живописи уже собрал.