Медный бум

Медный бум

        Нумизматический рынок — абсолютное воплощение закона спроса и предложения. Сколько бы ни составлялись каталоги и ни высчитывались правильные цены, проходит очередной аукцион — и наступает момент истины. Последние, июньские, торги фирмы "Монеты и медали" четко показали, как предложение управляет спросом, и наоборот.

        "Потому что редкие",— сдержанно прокомментировал свою покупку участник аукциона, взвинтивший цену на золотые 5 рублей 1877 года в восемь раз, до $4 тыс. Такая же монета — того же года, той же сохранности — минутой позже была продана за $500. Различались они одной лишь буквой в инициалах минцмейстера (начальника монетного двора), отчеканенных под лапами имперского орла: в первом случае НФ (Николай Фоллендорф), во втором — HI (Николай Иосса). Фоллендорф сменил Иоссу как раз в 1877 году, но очень незначительная часть огромного за тот год (6,6 млн экземпляров) тиража пятирублевок вышла с инициалами НФ. Для тех, кто собирает монеты по годам и минцмейстерам, последний вариант несравненно более желанен. Отсюда и разница в цене.
       Торги за НФ были далеко не самыми напряженными. Полтина 1736 года, стартовавшая со $100, ушла за $3200. И причина столь упорной борьбы за лот заключалась в том, что в титуле императрицы Анны пропущена буква "е": "Всроссийская" — вариант, не описанный в нумизматической литературе. А вот хорошо известный тип полтины 1734 года той же сохранности, с тем же стартом был продан за $750. Другой рекорд роста поставили 50 копеек 1887 года в состоянии uncirculated, ушедшие в 23,5 раза выше стартовой цены, за $2600. Правда, по словам директора компании "Монеты и медали" (МиМ) Игоря Лаврука, на многие лоты намеренно был назначен предельно низкий старт, чтобы "зацепить" участников аукциона. Монета ничем не отличается от своих "сестер", чеканенных годом раньше или позже, за исключением того, что выпущена она была на порядок большим тиражом — 26 тыс. экземпляров (в 1886 и 1888 годах — 2 тыс. экземпляров). Полтинники этих лет тоже продавались и, что любопытно, заметно отстали в цене — ушли по $2 тыс. каждый. Вполне вероятно, что кому-то не хватало именно 1887 года, чтобы закрыть пробел в своей подборке полтинников Александра III.
       Когда очень нужно, коллекционер за ценой не постоит и заплатит выше той, которая еще недавно считалась нормальной рыночной. Уже который аукцион МиМ цены на коронационные жетоны фактически диктует собирающий их ростовский бизнесмен. Коронационные жетоны, что ясно уже по названию, чеканились к торжествам по случаю восшествия на престол российских императоров и императриц. Не большими, но и не малыми тиражами — от 10 тыс. до 45 тыс. экземпляров. Значительная часть жетонов перепадала простому народу, и вплоть до царствования Александра I они были неофициальным платежным средством, поскольку чеканились на тех же серебряных кружках, что и десятикопеечные монеты. Бизнесмен скупает жетоны не потому, что тема набирает популярность, а потому, что составляет каталог коронационных жетонов (никто ничего подобного еще не делал) и изучает разновидности штемпелей, которых, например, в XVIII веке могло быть до десятка на одну коронацию. Он редко отказывается от каких-то лотов, и цены может спокойно поднять в два-три раза. Например, на жетон Елизаветы Петровны — с $400 до $1200, Александра I — c $200 до $550.
       На аукционе выставлялись такие раритеты, как бумажные деньги. Это только кредитки Николая II мало что стоят, так как после революции сохранились в огромном количестве. А банкноты прежних царствований редки, и чем дальше в глубь времен, тем они реже. Дело в том, что в России при каждой денежной реформе бумажные деньги свободно принимались к обмену. Медь и серебро могли оставаться в обращении или оседать в заначках, но сохранить на память даже бумажный рубль был готов далеко не каждый. Если на аукционах МиМ от 10 до 20% монет не находят своего покупателя (что считается нормой), то бумажные деньги продаются все, какие есть. На апрельском аукционе на 450 лотов было всего лишь 6 ассигнаций и кредитных билетов от Екатерины II до Александра III, на июньском — 3 ассигнации Александра III на 600 лотов.
       Бумажные деньги, как правило, уходят без торга, по стартовой цене, но она и так назначается немалая. К примеру, изрядно потрепанные 25 рублей 1818 года были проданы за $1250, тогда как — для сравнения — несколько серебряных рублей того же года разной сохранности и с разными нюансами чекана ушли в диапазоне от $220 до $530. А за самый интересный бумажный лот — 50 рублей 1808 года — заплатили $2 тыс. К слову, за ту же цену ушли редкие золотые 10 рублей 1767 года. Но то был подлинник, а 50 рублей — подделка из числа тех фальшивок, которыми Наполеон I снабдил свою армию перед походом в Россию. "Наполеоновки" долгое время оставались в обращении по завершении Отечественной войны, пока их не вычислили по двум признакам: лучшему, чем у российских ассигнаций, качеству бумаги и напечатанной, а не сделанной от руки подписи банковского кассира. После чего фальшивки начали старательно изымать и уничтожать.
       Экзотичными редкостями июньского аукциона стали платежные жетоны — например, на получение определенного количества ведер воды из городских водопроводов (было такое и в старорежимной, и в довоенной советской России). Все семь водопроводных жетонов взял один покупатель, сотрудник московской сувенирной фирмы, по цене от $60 до $120. И если на эти лоты никто, кроме него, не претендовал, то за жетоны московских вегетарианских столовых ему пришлось торговаться с заочным участником и в результате поднять цены более чем вдвое. Например, выложить $160 за двухкопеечный жетон столовой на Малой Бронной. Для сравнения: цены на золотые пятирублевки 1898-1904 годов на аукционе не поднимались выше $150. На первый взгляд платежные жетоны не представляют собой ничего особенного с эстетической и исторической точки зрения. Но они действительно редки — выпущенные ограниченными тиражами, жетоны сохранялись совершенно случайно, поскольку иной ценности, кроме как в определенное время в определенном месте, не имели. Тогда как те же николаевские пятирублевки, за исключением отдельных лет, чеканились многомиллионными тиражами.
       Спрос на платежные жетоны — отличная иллюстрация старой нумизматической истины, что ценность предмета заключается не в стоимости металла или мастерстве резчика штемпеля и даже не в степени сохранности, а в редкости как таковой. Один из участников аукциона — монетный дилер, активно торговавшийся за редкие российские медь и серебро, напоследок приобрел довольно невзрачный жетон киевского расчетного союза "Разум и Совесть" на 1/10 пуда хлеба за $160. "Растет понемногу спрос на такие вещи",— заметил он после торгов. Вывод: капитал ищет новые объекты вложения в нумизматике. Вкладывать интереснее всего в то, что будет дорожать, а дорожает, как известно, то, что нечасто встречается. Правда, если встречает еще и своего покупателя. Потому на аукционах стабильно и не продается часть лотов — даже с пометкой "довольно редкие".
ИВАН ПРОСВЕТОВ