Традиционные трудовые ценности
Дистанционная занятость в РФ вернулась к обычным значениям
Распространенность удаленной работы в РФ после резкого роста в период пандемии коронавируса к концу 2023 года вернулась практически на исходный уровень, подсчитали в Высшей школе экономики. Сейчас в РФ вне офиса работает чуть более 1% всех занятых, или примерно 1 млн человек. Впрочем, это во многом вызвано неумением работодателей управлять распределенными командами и усугубляет кадровый кризис.
Фото: Александр Коряков, Коммерсантъ
Фото: Александр Коряков, Коммерсантъ
Дистанционная занятость не прижилась на российском рынке труда — нежелание компаний использовать такой формат работы может усугублять кадровый кризис, следует из работы аналитиков Центра трудовых исследований ВШЭ Ростислава Капелюшникова и Дарьи Зинченко «Цифровые формы занятости на российском рынке труда: дистанционная и платформенная». В его основе — анализ «Обследования рабочей силы» (ОРС) Росстата за 2020–2023 годы.
Существует два основных способа оценки такой занятости — опросы Росстата и альтернативных исследовательских центров и кадровых сервисов. В первом случае использовавшиеся до 2022 года формулировки вопросов давали максимально консервативную оценку распространения такого формата работы, во втором же выборки почти всегда нерепрезентативны из-за ограниченности ресурсов таких институтов. В результате прежние оценки удаленной занятости на российском рынке труда можно считать корректными только частично, отмечают авторы исследования.
Однако в 2022 году Росстат ввел в анкеты ОРС отдельный вопрос о дистанционной занятости, что дало новые и точные данные о численности использующих такой формат работы. Если экстраполировать их на 2020–2021 годы, то во время пандемии удаленная занятость охватила 25–30% всех работающих, почти мгновенно увеличившись с 1–1,5%. Однако уже в начале 2022 года она снизилась до 4,2%, а к концу 2023 года сократилась до 1,4%.
Сейчас в РФ так трудятся примерно 1 млн человек, или чуть более 1% всех занятых (35–45% работают полностью удаленно, 55–65% — в «гибридном» режиме), и это в несколько раз ниже, чем в других странах,— после пандемии доля «удаленки» сократилась везде, но нигде ее падение не было таким резким.
В отраслевом разрезе безусловно лидирует сфера ИКТ, где онлайн трудится каждый восьмой сотрудник, в профессиональной и научно-технической сфере их 7%, в финансах и недвижимости — 4%. Относительно часто эта форма занятости используется также в административной работе — около 2,5%. В сельском же хозяйстве работающих в удаленном режиме практически нет, в прочих отраслях доля работающих онлайн колеблется в узком диапазоне 0,5–1,5%, и чем сильнее компьютеризирована и меньше связана с физическим трудом отрасль, тем эта доля выше. Также удаленка, как отмечают авторы работы, «по большому счету "монополия"» работников с высшим образованием — их в такой занятости около 75%, работников со средним профессиональным образованием по программе подготовки специалистов среднего звена — 18% и почти нет получивших основное общее образование и ниже. У мужчин вовлеченность в такую работу немного (на 0,2 процентного пункта, п. п.) слабее, чем у женщин (1,8%), одинокие работники трудятся дистанционно чаще (на 1 п. п.) семейных (1,4%). С возрастом вероятность удаленки почти монотонно убывает: до 30 лет вероятность такого формата работы на 1–1,6 п. п. выше, чем после 40 (1,5%).
Как отмечает Ростислав Капелюшников, слабое по международным меркам распространение дистанционной занятости в РФ может быть связано с традиционной авторитарной управленческой культурой. «Многие руководители плохо понимают, как управлять сотрудниками, работающими дома. Поэтому удаленная работа чаще всего присутствует в компаниях с современным подходом к менеджменту, который практикуют относительно молодые руководители»,— отмечает и партнер кадровой компании Cornerstone Владислав Быханов. Это, в свою очередь, может быть еще одним фактором дисбаланса спроса и предложения на российском рынке труда — для многих удаленная занятость является наиболее приемлемой и вызывает отказ от иных вакансий (см. “Ъ” от 17 июня).