Вслед за отечественными политиками в полемику касательно реформаторской природы реформированного правительства включились и знатные иностранцы. Оставив должность советника при российском правительстве, стокгольмский профессор Андерс Ослунд на прощание заявил, что премьер Черномырдин — "продукт Газпрома", а банкир Геращенко — "худший начальник ЦБ в мировой истории".
Комплимент, отвешенный Черномырдину, точно воспроизводит рассуждения, популярные в декабре 1992 года, когда нынешний премьер, только-только сменив Гайдара, стал решительно указывать, что "рынок — не базар" и что "реформы надо проводить не за счет народа". В ответ на такие указания скептики отмечали, что Газпром, подаривший миру Черномырдина, по самой своей технологической природе (большая труба, а на ней задвижки) идеален для применения командных и только командных методов. Как паровозному машинисту противопоказано творчество, а показано соблюдение расписания, так и доброму газпромовцу показано беспрекословное исполнение команд — однако хозяйство большой страны устроено несколько иначе и несколько сложнее, чем труба с задвижками, а потому газпромовские добродетели в масштабе страны могут обернуться скорее пороками. Новый всплеск черномырдинской любви к народу автоматически реанимировал рассуждения типа вышеприведенных.
Случай с Геращенко интереснее — доселе приверженцы председателя ЦБ указывали, что, хотя в России деятельность банкира подвергается нареканиям, зато за границей его репутация кристальна, ибо все западные финансисты считают Геращенко банкиром экстра-класса. Впрочем, между похвалами насчет экстра-класса и руганью насчет худшего начальника ЦБ в мировой истории противоречия в действительности нет: говорящие об экстра-классе лишь констатируют профессионализм Геращенко, умалчивая о том, на что этот профессионализм направлен. Высокопрофессиональный Геращенко не считает своим долгом поддержание стабильности национальной валюты, и обваливает ее вполне профессионально. В этом смысле его можно сравнить с высокопрофессиональным генералом, который не считает своим долгом исполнять приказы главнокомандующего, а профессионально реализует на просторах родной страны собственные устремления. Поскольку гипотетического высокопрофессионального генерала назвали бы государственным изменником, именование Геращенко худшим банкиром представляется даже и не таким ругательным.
Геращенко, правда, иного мнения о том, кто худший, — он говорит, что еще при назначении Бориса Федорова на пост министра финансов в 1993 году он предрекал большие беды, поскольку с ним "нахлебались еще в 1990 году".
Смысл намека можно понять в том смысле, что Федоров причастен к тогдашней финансовой войне России с Центром, представленным в лице председателя правления Госбанка СССР Геращенко. Проблема, однако, в том, что Федоров подал в отставку с поста министра финансов РСФСР в октябре 1990 года, а настоящая война разгорелась лишь в конце декабря того же года с принятием бюджета РСФСР на 1991 год. Таким образом, если хлебальник председателя правления Госбанка СССР и страдал, то хлебать его заставляли тогдашние председатель ЦБ РСФСР Матюхин и минфин РСФСР Лазарев, Федоров же в то время мирно пребывал в отставке. Впрочем, поскольку умение соврать, не моргнув глазом, также относится к разряду профессиональных банкирских добродетелей, с Геращенко тут взятки гладки.
Черномырдин же не банкир, поэтому его ждут новые интересные испытания. Премьер официально обратился к руководству МВФ с призывом не откладывать визит в Москву.
Отсрочка визита и заморозка полуторамиллиардного льготного кредита были как бы грубым ответом на новый реформаторский курс правительства, и желание премьера возвратить себе деньги и утраченное было благоволение МВФ понятно. Трудность в том, что новый экономический чародей при правительстве академик Петраков только что обвинил МВФ в "циничном и хулиганском поведении", отчего черномырдинское "Сердечный друг, желанный друг, приди, приди, я твой супруг!" звучит несколько двусмысленно. Очевидно, что циники и хулиганы потребуют объяснений по поводу речей Петракова, и неясно, то ли премьер в духе академических науськиваний желает лично расправиться с циниками, то ли охота до кредитов столь велика, что Черномырдин готов отдать отважного академика на расправу хулиганам.
Подстерегающая Петракова опасность кажется особенно пугающей на фоне уже идущей циничной расправы — министр экономики Александр Шохин объявил, что "травля нового правительства РФ в средствах массовой информации организована Михаилом Полтораниным".
Общеизвестна давняя дружба Шохина и Полторанина, скрепленная тяжбой (лето 1993 г.) по поводу "Русского дома" в Берлине и подтвержденная недавним сообщением Полторанина о том, что в рамках уголовно-мафиозной спайки шохинские дети (мальчик 17 лет и девочка 11 лет, как уточнил министр экономики) служат в подведомственном Черномырдину концерне "ЛУКойл". Тем не менее шохинское предположение, что по манию руки Полторанина все газетчики немедля бросаются на правительство с дружным "Гав-гав-гав!", по удачности вполне сопоставимо с полторанинскими разысканиями касательно маленьких шохиных. Вероятно, крепкая дружба способствует (как, например, в случае с Ильфом и Петровым) выработке единого полемического стиля.
Сам же Полторанин, покуда Шохин инкриминирует ему организацию травли и подготовку всероссийской политической стачки, занят и не травлей, и не стачкой, а попытками воспитания журналистов. Он предлагает установить порядок, при котором журналист, трижды уличенный судом в распространении не соответствующих действительности компрометирующих сведений, лишался бы права публиковаться, а при попытке публиковать клеветника под псевдонимом сурово наказывали бы издателя.
Идея Полторанина, вероятно, восходит к российской практике XVIII — начала XIX века, когда запрещалось принимать жалобы от человека, объявленного по суду "заведомым ябедником". Но куда более, чем сведущесть Полторанина в гражданском праве дореформенной России, поражает его гражданское мужество, выражающееся в готовности первым подвергнуться действию драконовского закона. Бывший министр печати был уличаем в распространении сомнительной информации не три, а как минимум тридцать три раза (рассказы о Горбачеве, собравшемся сбивать ракетами российские спутники связи, о Хасбулатове, сформировавшем боевые чеченские отряды, о тех же шохинских детях и т. д.), и реализация вышеописанного проекта первым делом наложила бы вечную печать на уста самого Полторанина.
Но все же пути Полторанина и Шохина разошлись достаточно давно — и более интересно, что, похоже, расходятся пути, казалось бы, навечно слившихся под обязывающим девизом "российского единства и согласия" Шахрая и Шохина. Покуда Шохин пропагандирует идеи смягчения финансовой политики и "немонетарных способов борьбы с инфляцией", его товарищ по партии Сергей Шахрай куда пессимистичнее: "Мне плевать на мой личный статус, но ведь в этом году падение рубля грозит крахом государственной целостности России. Это видно всем".
Конечно, на примере коллег Шахрая по кабинету видно, что видно не всем, но, действительно, мягкая финансовая политика совершенно противоречит давнему тезису Шахрая о том, что, как и в 20-е годы, независимые тамбовские и урюпинские республики сами прекратят свое существование по мере укрепления рубля — ибо крах государственной финансовой системы является главной питательной средой провинциального сепаратизма. Создается впечатление, что шахраевская ПРЕС, нашедшая себе источники предвыборного финансирования под обещания жестко лоббировать в пользу промышленников и заменить таким образом оскандалившийся ГС Вольского, отныне начинает раскалываться. Дисциплинированный Шохин добросовестно исполняет закулисные договоренности, объясняет пользу финансовых вливаний и на чем свет стоит ругает своего предшественника на посту министра экономики — Гайдара. Шахрай понимает, что добросовестное исполнение лоббистских обязанностей несовместимо не только с любовно взлелеянным планом долгосрочной президентской кампании, но даже и с амплуа представителя региональных интересов: пролоббированные деньги пропьет московская финансовая тусовка, а получившие фигу с маслом провинциалы задумаются, зачем им нужен такой адвокат.