Новоназначенный помощник президента РФ Георгий Сатаров продемонстрировал свое умение говорить красиво: "Свою новую роль я вижу в создании необходимой политической атмосферы, в которой отношения президента и Федерального собрания строились бы на встречных потоках информации".
Понять новую роль Сатарова не так-то просто. Во времена Верховного совета российской федерации президент и ВС периодически обменивались посланиями, однако эффект получался такой, как будто они обменивались встречными потоками не информации, а другой, значительно менее приятной субстанции. Главное же содержание проблемы в том, что для успешного обмена потоками информации надо, как минимум, самому уметь таковые потоки испускать, а в этом даровании ни президентские, ни парламентские службы отнюдь не замечены. Можно допустить, что Сатаров обучит чиновников президентской канцелярии испускать потоки информации в сторону Думы — и это будет превосходно, — но разрешит ли Сатарову Дума обучать названному искусству также и свой аппарат (что совершенно необходимо для обмена потоками) — это большой вопрос.
Пока же потоки исходят из Думы. Партия российского единства и согласия (ПРЕС) пожелала амнистировать Руцкого, Хасбулатова и прочих октябрьских героев. Лидер ПРЕС Сергей Шахрай, указав, что его партия голосует не за признание героев невиновными, но за национальное примирение, пояснил, что "выйдя из тюрьмы, организаторы октябрьских беспорядков не должны начать все сначала". Как высокопрофессиональный юрист Шахрай, очевидно, руководствовался отточенными параграфами уголовного уложения, а именно ст. 52 УК РФ, гласящей, что "по ходатайству общественной организации или трудового коллектива оно (лицо, совершившее уголовное деяние. — Ъ) может быть освобождено от уголовной ответственности и передано на поруки для перевоспитания и исправления общественной организации (ПРЕС. — Ъ) или трудовому коллективу (Государственной Думе. — Ъ), возбудившему ходатайство". Ценность такого подхода в том, что если "лицо, взятое на поруки... не оправдало доверия коллектива... не подчиняется нормам социалистического общежития или оставило трудовой коллектив с целью уклониться от общественного воздействия" (т. е. председатель ВС РФ и вице-президент РФ опять захотят штурмовать Кремль и Останкино), тогда думский трудовой коллектив может отказаться от поручительства и вновь передать дело в прокуратуру.
Несколько иначе видит смысл предстоящей правовой процедуры другой лидер трудового коллектива, партийный товарищ Шахрая Константин Затулин. По мнению Затулина, поскольку "часть вины" за октябрьские события лежит на исполнительной власти, Руцкой и Хасбулатов "должны быть не амнистированы, а полностью восстановлены в правах по результатам расследования". Амнистируют виновных, а полностью реабилитируют (что предлагает Затулин) людей, абсолютно безвинных по предъявленному им обвинению. Если бы вся вина за октябрьские события лежала на исполнительной власти, повод для реабилитации был бы основательным, но, поскольку на исполнительной власти (по словам самого же Затулина) лежит только "часть вины", другая часть, очевидно, лежит на Руцком и Хасбулатове — и при чем же тут реабилитация? Опять таки непонятно о каком восстановлении в правах говорит Затулин — то ли в правах общегражданских, то ли в правах председателя ВС РФ и вице-президента РФ. В последнем случае, например, сама Дума оказывается крайне сомнительным образованием, и восстановление Хасбулатова в правах спикера ВС логично влечет за собой поражение Затулина и его коллег в правах думских депутатов.
Хотя у невнимательного потребителя "встречных потоков информации" может создаться впечатление, что вся милосердная деятельность Думы ограничивается заботой о Руцком и Хасбулатове, в действительности это не так. Например, думцы Артем Тарасов, Александр Невзоров и Николай Травкин вступились за бывшего командира Рижского ОМОНа Чеслава Млынника, посаженного в ленинградские "Кресты" по обвинению в хранении оружия и использовании подложных документов, и потребовали изменить ему меру пресечения на более гуманную. Однако, из объяснений ленинградских оперработников явствует, что за неимением поблизости латышских сепаратистов Млынник в своей обычной непосредственной манере стал наезжать на коммерческие структуры, а предъявленное ему обвинение — часть стандартной процедуры при поимке подозреваемого в рэкете.
Конечно, при таких обстоятельствах гуманизм Невзорова и Тарасова понятен. С одной стороны, Невзоров вместе с Млынником наезжал на латышей — старая дружба не ржавеет; с другой — Невзоров, исполненный духа классовой борьбы, вряд ли может искренно осуждать друга за инкриминируемые ему теперь наезды на купцов. Тарасов же во времена "Истока" и "Урожая-90" так хорошо наехал на казну и так запутал свои отношения с законом, что ему вполне естественно чувствовать солидарность с человеком, отношения которого с уголовным уложением не менее сложны. Более загадочно поведение Травкина, строившего свою предвыборную агитацию на программе усиленной борьбы с преступностью и, конкретно, на требовании всемерно обеспечить защиту свидетеля по уголовному делу. Между тем одним из мотивов заключения обвиняемого Млынника под стражу как раз и является недопущение попыток расправы со свидетелем обвинения, особенно актуальное при возбуждении дел о попытках рэкета. Вероятно, Травкин считает, что в данном случае вернейший способ обезопасить возможных свидетелей — это поставить их под непосредственную защиту выпущенного из каталажки и потому особо благодушного Млынника.
Неделя запомнилась изобилием уголовной политики, но это не значит, что экономической политики не было вовсе. Отставленный с должности черномырдинского плановика и анализатора Андрей Илларионов отводит душу в интервью и сообщает много такого, что прежде по служебной лояльности таил. Так, можно узнать, что "с точки зрения премьер-министра, Геращенко — это реформатор по своему масштабу более значимый, чем Гайдар и Федоров вместе взятые".
Обыкновенно искренние апологеты Геращенко называют его не реформатором, а, напротив, высокопрофессиональным консерватором, спасшим российское хозяйство от неуемного реформаторского зуда. Реформатором же председателя ЦБ до сих пор называли враги, причем исключительно в ироническом смысле, разумея приверженность Геращенко к частому устроению денежных реформ. Если понимать слово "реформатор" в значении "сторонник институциональных изменений, противостоящий сторонникам сохранения status quo", черномырдинская апология звучит достаточно странно, но правильнее предположить, что в устах премьера слово "реформатор" означает "правильный, хороший человек" — это поясняет как оценку, данную председателю ЦБ, так и указания премьера на то, что обновленный кабинет является чрезвычайно реформаторским.
А Григорий Явлинский отверг разом всех реформаторов. Предложив ввести обеспеченную золотом, алмазами и прочими высоколиквидными активами параллельную валюту, он считает, что выпускать ее должен новый, независимый банк, возглавляемый профессионалами, ибо "совершенно не ясно, почему именно российскому правительству и ЦБ России, которые позволили инфляции достичь 2600% в позапрошлом и более 1000% в прошлом году следует доверить задачу поддержания ценности общей валюты".
С одной стороны, совершенно ясно, что, по мнению Явлинского, высокопрофессиональному Геращенко нельзя доверять даже детсадовскую бухгалтерию, а не то что Госбанк. С другой стороны, совершенно не ясно, чем будет заниматься Геращенко, когда Явлинский введет золотой стандарт. Если Явлинский знает средство, как уволить Геращенко на покой, то отчего же это не сделать и не попытаться реанимировать нынешний рубль. Если же Геращенко бессмертен как эмиссия, со стороны известного экономиста было бы уместно вкратце изъяснить, каким образом будет функционировать мультивалютная система, в какой валюте — золотых явлинках или бумажных геращенках — будет составляться бюджет и т. д. Собственно, изложенный Явлинским "ленинский план стабилизации рубля" — вещь не новая, еще в сентябре 1993 года его предлагал хасбулатовский зам Юрий Воронин, но в отличие от либерала Явлинского коммунист Воронин хотя бы пытался обрисовать механизм взаимодействия "нефтерубля" и "совзнака". Впрочем, мысленный звон золотых червонцев настолько пьянит воображение, что где же еще о совзнаке с Геращенкой думать.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ