Горизонт провален

«Королевство»: полудокументальная драма про выпускной

В прокат вышло «Королевство» Татьяны Рахмановой. Выпускники детского дома на все подъемные снимают коттедж и отрываются как в последний раз. Как в единственный раз. Фильм, получивший призы за лучший дебют и лучшую работу оператора на фестивале «Маяк», рассказывает о тех, кто в гробу хотел видеть взрослую жизнь.

Текст: Ксения Рождественская

Фото: K24

Фото: K24

Ничего они о взрослой жизни не знают, взрослая жизнь для них — это «жить и кайфовать» или «в приставки рубиться, чипсоны жрать». Пока что они празднуют свое освобождение от «инкубатора» (так они называют детдом) сгущенкой, сосисками, музыкой, выпивкой, кровью, любовью. Тетеньки по вызову, пицца при свечах, громкая музыка и сколько угодно краски для волос — вот что кажется им точкой входа во взрослость.

Наутро наступает похмелье, компания, проснувшись в пустом бассейне, совершает несколько опрометчивых поступков, а потом решает законсервировать свое счастье, никуда из коттеджа не выезжать, создать собственное королевство Батор. Как и у Питера Хёга в «Условно пригодных» — романе о времени как единственном месте, где способны жить сироты,— герои «Королевства» создают «общее время». Но как его обжить — не знают.

Татьяна Рахманова в своем дебюте пытается существовать на территории горьких драм Кассаветиса, где хаос очищает, а не отвлекает, и одновременно на территории кинематографа морального шантажа фон Триера. Сюжет линклейтеровского «Под кайфом и в смятении» снят в духе Гаспара Ноэ, и кайф, и смятение тут слегка театрализованы. Собственно, эта театрализованность, понятая как реалистичность, чувствовалась еще в коротком метре — и в фильме «Мой брат — Бэтмен», который Рахманова снимала с фондом Александра Сокурова «Пример интонации», и в «Катарсисе», посвященном Муратовой. Не всякое мелькание лиц — кассаветисовы «Лица», не всякая жизнь в ожидании апокалипсиса — триеровская «Меланхолия», но всякий выпускной — экстаз и вход в пустоту.

Отдельные истории — реальные истории настоящих детдомовцев, сыгранные настоящими детдомовцами,— для Рахмановой лишь повод и способ сгустить эйфорию, расцветить похмелье. Вот волчара Саня с его полуулыбкой искусителя берет обрез. Вот Игорь показывает проститутке свой альбом, куда он собирает важные мысли и вещи, вроде фантика от новогодней шоколадки или высказываний Дмитрия Лихачева. Саня оплатил его сеанс с проституткой, но Игорь отказывается с ней спать: «Мне Саня денег не дал, чтобы я с вами спал. Бесплатно я не буду, это обидно». Вот дикий Серегин, только что из психушки, прячется под скатерть. Вот Олеся, так и не укоренившаяся во взрослой жизни, самим своим появлением превращает коттедж в Версаль. Все они обрастают подробностями, но остаются концептами, и это особенно очевидно на фоне документального сериала «Сироты» Алексея Суховея — сериала о выпускниках коррекционного детдома, со сходными типажами, но принципиально другим, неэйфорическим подходом к теме.

Главное достоинство «Королевства» — камера Алишера Хамидходжаева, которая, как всегда, становится главным героем. Камера ловит крупные планы чего попало, не удивляется ни внезапной крови, ни эпизодам, которые могут быть, а могут и не быть явью (проститутка счастливо прыгает на батуте, кто-то забивает кролика), ни разноцветным витражам, через которые мир кажется если не более выносимым, то по крайней мере более ярким.

В интервью журналу «Сеанс» Рахманова говорила, что несколько лет изучала тему — архивные фото и видео, вербатим — и написала игровой сценарий, лишь когда почувствовала, что понимает «этот мир и его законы». Возможно, именно это убеждение и мешает фильму стать по-настоящему живым, перестать быть концептом и метафорой: герои сами не понимают ни своего мира, ни его законов, может ли все понять кто-то со стороны?

Поместив документальных героев в игровую коллизию, Рахманова добавила хаоса и шика, чтобы создать «документ ощущения», зафиксировать мечты героев, то, чего в реальности не было и не будет. Весь фильм на всех уровнях сталкивает реальность и воображаемое, реальность и актерство, документ и вымысел, любительство и профессионализм. Тот же Кассаветис говорил, что актеры — «профессиональные люди», им платят за то, что они ведут себя как люди. Иван Решетняк, один из немногих профессиональных актеров в фильме, выглядит естественнее «непрофессиональных людей», он входит в мир детдомовцев и взламывает его. Без его Сани, конечно, ничего этого не было бы: он — тот, кого всем хочется слушаться, тот, кто знает, что надо делать, тот, кто превращает коттедж в королевство для неудачников, в осажденную крепость, он — своеобразный режиссер апокалипсиса, тот, в чьей характеристике написано: «требований к себе не предъявляет, от неудач становится агрессивным, горизонт планирования отсутствует».

Эта характеристика внезапно превращает Саню в каждого из нас, в цивилизацию с отсутствующим или заваленным горизонтом планирования. Что делать дальше? Куда идти из этого лимба? Где найти такую Рахманову, которая поймет этот мир и его законы? Наверное, если бы мы все, «дорогие сироты», «переселенцы, погорельцы и те, кто ходит как они», смогли бы посмотреть будущему в глаза и взгляд не отвести, будущее оказалось бы выносимее.

В прокате с 3 октября


Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...