Страсти родовые

В прокат выходит фильм Маттиаса Гласнера «Жизнь» (Sterben), получивший приз за лучший сценарий на Берлинском кинофестивале этого года, а также четыре премии германской Киноакадемии. Вдохновившись собственными родными и близкими, режиссер рисует довольно беспощадный портрет современной семьи, с вивисекторской точностью отмеривая черный юмор, сентиментальность, философские дилеммы и элементы социальной сатиры. Рассказывает Юлия Шагельман.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Маттиас Гласнер начал писать сценарий своего фильма, в котором, как подтверждает посвящение его семье перед финальными титрами, много автобиографичного, после рождения своего первого ребенка и смерти родителей. Такие вещи действительно заставляют задуматься о собственной смертности и о своей роли в сложном переплетении семейных связей, когда один человек оказывается одновременно ребенком и взрослым, объектом заботы и тем, кто ее обеспечивает, или, как в случае экранной семьи Лунис, жертвой отсутствия этой самой заботы и родственного тепла.

Лисси Лунис (Коринна Харфух) приходит в себя на полу своей квартиры в маленьком городке где-то под Гамбургом. Она живет здесь с мужем Гердом (Ханс-Уве Бауэр), страдающим деменцией, который уже ее не узнает и то и дело уходит из дома без штанов. На то, чтобы за ним присматривать, у Лисси нет сил: она больна раком, а потом с ней случается еще и инсульт. Взрослые дети Лунисов разъехались по разным городам, у них всегда находятся более срочные дела, чем отвечать на звонки матери или навещать родителей, и единственная, кому до них есть дело, это соседка (Катрин Стоян), чьи мотивы не вполне благотворительные: она не прочь прибавить к своей пенсии небольшую сумму за уход за фрау Лунис.

Как положено семейной саге солидного хронометража, «Жизнь» разбита на главы. Первая посвящена Лисси, с Гердом в качестве все больше уходящего во тьму небытия героя второго плана. Во второй на сцену выходит их сын Том (Ларс Айдингер), дирижер, репетирующий с молодежным оркестром сочинение своего друга-композитора Бернарда (Роберт Гвиздек) под названием «Умирание» — так, со злой иронией или смирением перед неизбежным, называется и фильм в оригинале. Интерес Бернарда к смерти не праздный: он пытался покончить с собой несколько раз, и когда это ему наконец удастся — всего лишь вопрос времени.

А у Тома жизнь, пожалуй, даже чересчур бурная. Он любит Лив (Анна Бедерке), которая рожает ребенка от другого мужчины, и Том становится этому ребенку кем-то вроде приемного отца, несмотря на протесты отца биологического. А его любит Ронья (Саския Розендаль), которой он может предложить в ответ только дружбу и лишенный особого энтузиазма секс. Для такой холодности у Тома есть удобное объяснение: ведь его самого никогда не любила мать, и в этом, помимо прочего, настоящая причина, почему он почти никогда не общается с умирающими родителями.

Не сказать чтобы материнская любовь как-то помогла его младшей сестре Эллен (Лилит Штангенберг), бедовой и глубоко несчастной ассистентке дантиста, которая топит свою жизнь в алкоголе и случайных связях. Она заводит роман с доктором из той же клиники, где работает сама (Рональд Церфельд), и тот даже ненадолго уговаривает ее бросить пить, но потом возвращается к жене, и Эллен проваливается в еще более глубокую бездну зависимости и ненависти к себе.

Оставшись один на Рождество, Том в сотый раз пересматривает бергмановских «Фанни и Александра» — трехчасовую семейную эпопею, на которую Гласнер явно ориентируется, хотя в его истории меньше мистики, а домашнее насилие исключительно психологическое и чаще всего ненамеренное. Влюбленные сходятся и расстаются, старики умирают, дети рождаются, музыка, пройдя через горнило репетиций, нервных срывов, неудачных премьер и бесконечных переписываний, оформляется во что-то цельное (правда, всегда найдется критик, который упрекнет ее в банальности и вторичности). Трагические эпизоды чередуются с такими, которые вполне уместно смотрелись бы в ситкоме, правда, мрачноватом и не чурающемся физиологических отправлений. Все, короче говоря, прямо как в жизни, как бы банально и вторично это ни звучало.