Вопросы оперной безопасности

На Исторической сцене Большого театра прошли премьерные показы нового «Риголетто». Оперу Верди поставил Джанкарло дель Монако — 80-летний мастер пышного костюмного театра, настоящая заграничная знаменитость с еще более знаменитой родословной. Музыкальным руководителем значился Валерий Гергиев. Новинку посмотрела и послушала Екатерина Бирюкова.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая постановка вердиевского шедевра случилась тут десять лет назад, правда, не на Исторической, а на Новой сцене. Впервые после 1859 года Риголетто в Большом театре запел тогда на родном итальянском языке. То было время больших глобалистических надежд, главный театр страны увлеченно вписывался в общемировое оперное пространство, и «Риголетто» в постановке именитого канадца Роберта Карсена, созданной в копродукции с Экс-ан-Провансом, Страсбургом, Брюсселем и Женевой, как раз служил тому эффектным и слегка провокационным примером. Спектакль, рассказывавший о цирковом клоуне, запомнился Риголетто в гриме Джокера, Джильдой на качелях под самым куполом и Герцогом с мелькнувшей на пару секунд голой задницей.

В нынешней постановке никаких таких смелостей нет, хотя Джильда тоже качается на качелях, но близко от пола. Режиссер Джанкарло дель Монако, после имени которого неизбежно упоминается его великий отец-тенор, вырос в оперном театре и, по его собственным словам, к шестнадцати годам уже знал наизусть несколько десятков опер. С тех пор он, ценимый за умение не перечить музыке, качественный олдскульный реализм и костюмную кинематографичность, поставил большое количество спектаклей по всему миру, включая Мариинский театр (где недавно восстановили в несколько подновленном виде его «Отелло» 1996 года, причем уже без упоминания имени режиссера на афише).

В его свеженьком «Риголетто» царствует безопасная оперная традиционность. Главные арии солисты поют, располагаясь, как правило, строго посреди сцены перед дирижером. Остальные артисты тоже особо не суетятся, даже когда в первых сценах изображают старый добрый «оперный» разврат, на который всегда немножко неловко смотреть. Эта часть спектакля, разыгрывающаяся в бордельно-красном герцогском дворце с огромной хрустальной люстрой (довольно обидный привет зрительному залу напротив), самая скучная. Еще две локации спектакля — неореалистическая итальянская улочка с широкой каменной лестницей, ведущей с верхнего социального этажа к бедному жилищу Джильды, и затейливая хибара ее будущих убийц со стоящим рядом огромным деревом, которое аккуратно рухнет от удара грозы в момент злодеяния. Монументальные и доходчивые декорации каталонца Антонио Ромеро всякий раз после открытия занавеса вызывают вздох восхищения в зале.

Первое обращающее на себя внимание режиссерское высказывание обнаруживается уже за пределами дворца разврата, в сцене у Джильды, когда вдруг посреди оперных заламываний рук ее дуэнья Джованна начинает буднично собирать по сцене мусор в большой черный полиэтиленовый пакет. А изображающий бедного студента Герцог оказывается в джинсах и белых кроссовках. Так мы узнаем, что нам рассказывают не миф, не сказку и не костюмную драму, а чуть ли не современную социально-бытовую историю. В ней, правда, не очень сходятся концы с концами. Непонятно, кому сочувствовать. Ведь если вдуматься, отношения Джильды с депрессивным отцом, не гнушающимся мордобоем, попроблемнее будут, чем отношения с ее ненаглядным Герцогом, певцом полигамности. Про Герцога-то все ясно, он просто еще не знает, что наступила эпоха #Me Too. А вот мутный персонаж, держащий Джильду взаперти, скрывающий от нее свое имя и практикующий домашнее насилие, вызывает вопросики.

Но это не самые существенные детали громкого события культурной жизни столицы. Главное вот что. За тот год, что Гергиев руководит Большим театром, «Риголетто» — его первая полноценная премьера в общепринятом значении этого слова. То есть новая законченная работа понятного коллектива постановщиков, которые даже выходят в конце на поклоны. Многочисленные переносы, восстановления и новые редакции старых спектаклей, которые разукрашивают теперь афишу театра в качестве премьерных событий,— это все-таки что-то из области реконструкторства.

За четыре дня «Риголетто» прошел шесть раз, половину спектаклей провел Гергиев, половину — Антон Гришанин. Кроме самого первого, гергиевские спектакли начинались в 12 утра. Потому что в семь вечера он уже дирижировал мариинцами в «Зарядье», которое находится, что удобно, неподалеку, буквально Красную площадь перейти. Таким образом, ровно в дни премьерных показов «Риголетто» он исполнил в «Зарядье» еще и «Летучего голландца» Вагнера, «Идиота» Вайнберга и парочку симфоний Брукнера. Этот фирменный трафик маэстро, как ни крути, тоже является важной составляющей частью спектакля.

Не знаю, как он продирижировал «Риголетто» в третий раз. Я смотрела первый спектакль. Не исключаю, что сам Валерий Абисалович в тот момент тоже его видел впервые. Впрочем, ему к такому опасному вождению не привыкать. В первом действии оркестр и солисты разъехались совсем кардинально, но потом более или менее съехались, маэстро перестал лихачить, ловил певцов с осторожностью, отчего музыкальное действие то и дело провисало, а за певцов все равно было тревожно. Сам на себя Гергиев стал похож только к центральной арии Риголетто во втором действии. Включился узнаваемый гергиевский драйв, оркестр полетел, а проникновенное соло виолончели в жалобном финале арии почти заслонило страдания заглавного героя, мечущегося между ненавистью и мольбой о пощаде.

Надо сказать, в этот ответственный момент не много поддержки было и от режиссера, который просто надолго усадил своего Риголетто в кресло. Для певшего первый спектакль опытного Эльчина Азизова роль вердиевского шута — самая важная из его обширного баритонового репертуара в Большом. И могла бы стать самой выигрышной. Но его звучному персонажу не хватало психологических красок. Он ни разу не был смешным или жалким, а только демонстрировал разные оттенки угрюмости. Хорошая новость в том, что у Большого есть молодые голоса для этой оперы. Герцога пел Павел Петров, породистый вердиевский тенор белорусского происхождения с развивающейся, несмотря ни на что, международной карьерой. Полина Шабунина, только что окончившая Московскую консерваторию, была обаятельной Джильдой с летящим сопрано.

Еще одна новость в том, что публике абсолютно все нравится. В соседней со мной ложе народ прямо по ходу дела азартно пытался разобраться в сюжете с помощью буклета и телефонного фонарика (режиссерская работа им в этом почти совсем не помогала), напевал «сердце красавицы» в антракте и в конце стоя кричал «Спасибо, маэстро!». Я со своими тревогами за разъезжающиеся ансамбли была совершенно чужой на этом празднике жизни. С приходом Гергиева цены на билеты выросли еще больше. Одновременно из Мариинки перекочевал ее знаменитый фатализм в вопросах планирования тех спектаклей, в которых шеф выходит за пульт. Кто поет, что и во сколько — обычно становится известно только в самый последний момент. То есть покупаем кота в мешке, но за очень большие деньги. И ничего, все счастливы.

Екатерина Бирюкова