Срамота в глазах смотрящего
«Партенопа»: Паоло Соррентино показывает красивое
В прокат выходит «Партенопа» Паоло Соррентино — вуайеристская ложь о великой женской красоте из основного конкурса Канна. Режиссер намекает, что кризис среднего возраста у мужчин навсегда, как советская власть, и вряд ли однажды закончится.
Фото: Canal+ [fr], Cine, PiperFilm
Неаполь, 1950-е. Из пены морской появляется на языческий свет прекрасное дитя, нареченное родителями Партенопой — в честь нимфы, когда-то укротившей гнев Везувия, с тех пор мирно дремлющего. Об этом счастливом событии сегодня напоминает лишь фонтан Спинакорона, украшающий одну из площадей города, однажды называвшегося так же, как и новорожденная. С первых дней Партенопу будут баловать, словно маленькую принцессу,— так, таинственный Командор, в действительности исполняющий обязанности мэра, подарит ей привезенную прямиком из Версаля королевскую карету, в которой, возможно, выезжала на прогулку сама Мария-Антуанетта. На ярком солнце Амальфитанского побережья, перенасыщенного кинематографическими аллюзиями, Партенопа примется беспечно жить-поживать и сердца разбивать, ибо с каждой минутой экранного повествования ее прелести будут блистать и мерцать все призывнее.
Паоло Соррентино, известный своей слабостью к великой красоте, вроде бы окончательно переключился с Рима на Неаполь, предпочтя надменным ритуалам папской столицы базарное очарование южной провинции, а святому Петру — святого Януария. В предыдущей, предельно автобиографической картине «Рука Бога» уроженец Неаполя Соррентино уже возвращался в родные места, как и полагается блудному сыну — на коленях, посыпав голову пеплом. В «Руке Бога» режиссер искренне горевал по прошлому, по родителям, погибшим в пожаре, честно признаваясь, что, если бы не ужасная трагедия, неизвестно, пошел бы он в большие художники, имел бы что сказать городу и миру. Казалось, этим истинно выдающимся фильмом Соррентино навсегда распрощался с прекрасным далеко и теперь, окончательно освободившись от детских травм, двинется куда-то в совсем неожиданную, доселе неизвестную сторону. Однако, вопреки прогнозам, автор «Молодости» и «Молодого папы» решил в Неаполе подзадержаться, видимо, полагая, что дома и стены помогают чувствовать себя вечно молодым и вечно пьяным — любовью хорошеньких моделей, мечтающих переквалифицироваться в актрисы.
Увы, Соррентино не читал Геннадия Шпаликова и не знаком с классическими строчками: «никогда не возвращайся в прежние места». Поэтому, воскресив маму с папой в «Руке Бога», в «Партенопе» он разве что занят воскрешением своей эректильной функции. Ничего кроме просвечивающих сквозь мокрое бикини персей и разгоряченных просекко ланит в новом фильме не показывают.
Вуайеризм мужчин зрелого возраста, безусловно, простительнее их же эксгибиционизма, но с философской точки зрения все равно мало чем оправдан. Разумеется, Соррентино пытается выдать эту декоративно-прикладную притчу о красоте за попытку познания якобы главной загадки бытия. Что есть красота? В чем ее сила? А в чем — проклятие? Ради означенного дискурса режиссер заставляет манекенщицу Челесте Далла Порта в течение двух с половиной часов скакать по детородным органам особей противоположного пола и разнообразит этот крайне предсказуемый процесс цитатами из философов типа Альтюссера. Составлять личное дело женщины в 2024 году лишь из параметров ее тела — без сомнений, общественно порицаемое занятие. И, памятуя о моднейших идеологических тенденциях, Соррентино наделяет слоняющуюся по кадру полуголую Партенопу академическими амбициями. Главная героиня родилась красивой, но не «блондинкой». Она в состоянии поддержать интеллектуальную беседу со спивающимся писателем Джоном Чивером (абсурдное камео Гэри Олдмана), застрявшим на Капри ради все тех же детородных органов, и с университетским профессором, явно экзаменующим глубину ее декольте, а не полученных за партой знаний. В результате бесстыдная объективация в традиции «Сусанна и старцы» получает совершенно смехотворный дисклеймер в виде томика Константина Йонеску Гулиана, уважаемого марксистского исследователя этики Гегеля.
Наблюдать за борьбой пресловутого male gaze и вымученной женской субъектности, разумеется, страшно тоскливо — ведь сколько зрителя ни корми Гегелем и Шлегелем, он все равно норовит вслед за похотливой камерой залезть Партенопе под юбку. Никаких других основных инстинктов у Соррентино для вас нет — мы давно в тебя играем, Угадайка.
В прокате с 26 декабря
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram