Отсчет последних времен

В Писании сказано: «не ваше дело знать времена или сроки», страшный День Господень придет «как тать в нощи». Последние две тысячи лет люди тем не менее регулярно занимаются вычислением «времен или сроков», пытаясь угадать, когда же именно все закончится — вообще все, вся земная история. И повторяющийся неуспех этих вычислений, отмечает Сергей Ходнев, никого не останавливает.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Приметы конца времен в Евангелии, конечно, приводятся — восстанет народ на народ и царство на царство, глады, моры и землетрясения по местам. Но читатель может себе представить, сколько раз за эти двадцать веков бывали восстания царства на царство вместе с гладами и морами (а иногда и вместе с землетрясениями). Тем более что есть же и Апокалипсис, а там все так картинно, так образно и так загадочно, что в любое из этих столетий находились желающие проводить прямые параллели. И уж так во все времена устроено восприятие человека, будь он хоть простецом, хоть ученым епископом, что он именно вот этот, данный лично ему в ощущениях «глад и мор» будет воспринимать как исключительное событие. Скорей всего, апокалиптическое. И вот именно эту беду — как финальную «скорбь, какой не было от начала творения». Всякому своя слеза солона. И всякому, что поделаешь, хочется думать, что именно к этой слезе относится обещание: «отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло».

Нет, бывало, что очередная скорбь действительно не вписывалась в реальный опыт хотя бы нескольких поколений. Раннесредневековая экспансия арабов-мусульман, например,— тут возник целый пласт эсхатологической литературы. Или явление монголов, тоже вызвавшее к жизни гадания о том, не они ли те «нечистые языки», которых когда-то заточил на краю света Александр Македонский с тем, чтобы они высвободились перед концом света. Но в целом соображения о том, что вот когда-когда, а нынче-то точно последние времена настали, уж прямо по всему видно,— это константа. Всегда такое было — если не в виде авторитетной проповеди, так хотя бы в виде тихого горестного ворчания.

Здесь интересно другое: история христианской эсхатологии — это не только попытки распознать эти самые приметы и, соответственно, идентифицировать эпоху как непосредственное преддверие конца мира. Век за веком когда у отдельных персон, когда у целых сообществ возникало стремление предсказать наступление этого конца, вычислить его, придать ему календарное измерение. Ну а массы эти предсказания либо просто принимали к сведению, либо даже поднимали на знамя.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Наверно, ключевой и притом, если разбираться, самый неожиданный момент при этом — рациональность и завороженность красотой чисел. Красивых чисел, вокруг которых многие эти соображения вращаются, строго говоря, прежде всего два. Число 1000: потому что в пересчете на земные сроки человеческой жизни тысячелетие — это огромный, трудно вообразимый срок. И 666: многострадальное «число зверя» из Книги Откровения.

Для изрядной части таких вычислений основанием была вроде бы чисто поэтическая фраза — «у Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день» (2 Пет. 3:8). Начало творения исчисляется в Книге Бытия днями, значит, и в разговоре о финальной катастрофе, она же новое творение, уместно вернуться к разговору о днях. Творение заняло шесть дней, в седьмой Господь почил от всех дел своих. Если «один день, как тысяча лет» — не значит ли это, что земному миру и отпущено шесть условных «дней», то есть шесть тысячелетий? А меж тем на основании греческого перевода книг Ветхого Завета, если складывать числовые данные буквальным образом, выходило, что вся история не только человечества, но и мироздания заняла к моменту рождения Христа 5500 лет. А потому уже у отцов III–IV веков появляются предположения, что в 500 году от Христова воплощения стоит ждать второго пришествия. На практике ближе к 500 году качественного всплеска апокалиптических настроений выше фонового мы не обнаружим — вероятно, потому, что в предшествующие десятилетия и так произошло достаточно катастроф вполне вселенского звучания: вестготы в Риме, вандалы в Риме, упразднение Западной Римской империи, наконец.

Затем на сцену выходит число 1000 в другом обличии. В 20-й главе Апокалипсиса «дракона, змия древнего, который есть диавол и сатана» сковывают на тысячу лет. В мейнстримной христианской экзегетике постепенно возник консенсус о том, что события Книги Откровения — это как минимум не только то, что будет в конце времен, это еще и то, что уже случилось или должно случиться в земной истории человечества прежде финальных событий. Соответственно, сковывание сатаны стали понимать как отсылку к земному искупительному подвигу Христа, а тогда получалось, что с окончанием первого тысячелетия христианской эры змий древний освободится «на малое время», и с этим-то освобождением начнется череда эсхатологических событий. Как следствие, в 1000 году всерьез ждали второго пришествия. А потом, когда оно не случилось, внесли коррективы и стали его ждать в 1033 году, что очень понятно.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Сегодня историки уже не так уверены, как прежде, в абсолютном масштабе «истерии 1000 года» — апокалиптические истерии возникали иногда в более ярком виде без всякой связи с красивыми датами. Но что на европейское сознание этот страх 1000 года вместе с сопутствующими явлениями (например, массовые паломничества в Иерусалим, чтобы встретить Судию именно там) сильно повлиял — это факт. И именно с ним стоит связать и то движение, которое в конце концов к концу XI века вызвало к жизни Крестовые походы, и разные частности: скажем, то, что знаменитый свод данных переписи 1085–1086 годов, устроенной в Англии Вильгельмом Завоевателем, назвали не как-нибудь, а «Книгой Страшного суда».

Ну и далее 1000 и 666 фигурируют в громких, иногда чрезвычайно резонансных предсказаниях, комбинируясь на разные лады. В начале XIII века папа Иннокентий XIII созывает очередной Крестовый поход как очередную апокалиптическую битву, отсылая к тому, что, мол, со времен Магомета (а основатель ислама, понятно, для высокого Средневековья — одна из образцовых моделей Антихриста) прошло 666 лет. В XV веке на Руси, где к тому времени датой создания мира считали не 5500-й, а 5508 год до Рождества Христова, возник ужас перед 6000 (то есть 1492-м) годом: ну все, уже и шестая тысяча лет кончается, наверняка конец. В XVII столетии нарисовался 1666 год, который сразу два этих числа объединил, и тут уж, когда этот год настал, в самом деле нашлись те, кто в истинность этого предсказания поверил самым действенным образом. В Москве соборно осудили старообрядцев (они и будут потом главными носителями эсхатологической нервозности на отечественной почве), в Лондоне случилась сначала великая чума, потом великий пожар. Наверняка же неспроста.

Потом все это постепенно уходит с переднего плана. Сейчас, безусловно, по-прежнему есть те, кто так или иначе оперирует библейскими числовыми данными и приходит к сенсационным выводам, но это все-таки обычно сектанты, повышающие апокалиптическим накалом притягательность своего учения. Хотя бывает так, что представления о расчисленном, математически предсказуемом финале мировой истории овладевают массами. В 1910-м боялись, что Земля, пройдя через хвост кометы Галлея, нахватается ядовитых газов,— о, это был помимо прочего вполне светский маркетинговый феномен, пилюли от кометного яда, патентованная защита от кометы, кометные вечеринки, кометные платья и так далее. Если помните, в 2012-м — святая простота! — муссировался конец света по календарю майя, тоже большой хайп, но напрочь забытый, кажется, уже к новому, 2013 году.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Но это все не то. Классическая христианская апокалиптика — это не одно только предчувствие того, что со всеми живущими случится финальная скорбь и финальная катастрофа, это еще и обещание нового неба и новой земли; это обещание не просто тотальной беды вроде беззаконной кометы или лихого астероида, а такого финала, который придаст окончательный, вечный, абсолютный, неизмеримый смысл всему, что на земле происходило.

Такую вещь, конечно, хочется мысленно приблизить хотя бы путем суеверных математических выкладок. Если она не случается и в этот назначенный для нее срок, и в тот, и еще вот в этот не случается тоже — это не только сдувшийся ажиотаж, но и большая мировоззренческая переоценка, и тому тоже было много примеров. С другой стороны, кто сказал, что вся эта наивная математика способна что-то в наступлении подобного финала прояснить. Ночь бывает длинной, даже длинной невыносимо, тать, случается, разбойничает подолгу. Ну а прежнее в любом случае прошло.

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram