Эдиповы па

«Лебединое озеро» Патриса Барта в берлинском Штаатсбалете

Балет Берлинской государственной оперы возобновил хит своего репертуара — «Лебединое озеро» в постановке Патриса Барта, творчески переосмысляющей классический балетный сюжет. По мнению Татьяны Кузнецовой, с новым составом исполнителей знаменитый спектакль-долгожитель выглядит на удивление свежим.

В финале «Лебединого озера» надежды Зигфрида испаряются как дым — и метафорически, и материально

В финале «Лебединого озера» надежды Зигфрида испаряются как дым — и метафорически, и материально

Фото: Serghey Gherciu / Staatsballett Berlin

В финале «Лебединого озера» надежды Зигфрида испаряются как дым — и метафорически, и материально

Фото: Serghey Gherciu / Staatsballett Berlin

Экс-премьер Парижской оперы, педагог и хореограф Патрис Барт в западном мире считается знатоком русской классики. Особенно «Лебединого озера»: за роль Зигфрида в парижской постановке Владимира Бурмейстера он в свое время и получил титул «этуаль». С приходом в Парижскую оперу Рудольфа Нуреева Барт сменил амплуа — в версии нового худрука он танцевал партию совратителя Ротбарта. Да и собственные постановки классики Барт начал именно с берлинского «Лебединого озера» (1997).

Выбор Бартом главного русского балета был отнюдь не конъюнктурен: постановщика, как и его предшественников в ХХ веке, раздражал готический туман оригинала. Гениальную «лебединую» сцену Иванова ему хотелось вписать в психологически выстроенный сюжет, вытравив из него зловещих колдунов и прочие волшебства.

Либретто Барта, перенесшего действие в Россию времен Чайковского, конечно, не психологический роман, но его «гамлетовские» мотивы и остроумно придуманный бал-маскарад, в котором (вместо дивертисмента) разворачиваются роковые события, заставляют забыть о нестыковках и неизбежной коллизии с женщиной-птицей. Художник спектакля — знаменитая итальянка Луиза Спинателли, работавшая со многими балетными корифеями,— воспроизвела Россию с изящным пиететом: дымчатые осенние пейзажи за каменной балюстрадой террасы королевского дворца явно навеяны не то Саврасовым, не то Левитаном, дворец украшают витражи эпохи модерна. Дамы, танцующие «крестьянский» вальс, словно списаны с аристократок Серова, сопровождающие их кавалеры в летних тройках или мундирах — с фотографий ателье 130-летней давности. Лишь маскарадные костюмы отличаются итальянской роскошью и многоцветьем, но это сложносочиненное великолепие отнюдь не стесняет и не прячет движений.

В версии Барта все бедствия обрушиваются на Зигфрида из-за властной и яростной любви его рано овдовевшей матери. В прологе на музыку увертюры постановщик запускает пару флешбэков: молодая женщина нежно ведет по авансцене ребенка, потом, строго одергивая, подростка. В первом акте Барт окончательно расставляет точки над i: на празднике в честь совершеннолетия Зигфрида мать, проявляя неуместную интимность, танцует с ним адажио на музыку «Па-де-де Баланчина», купированную в канонических версиях балета. Для ревнивой королевы Одетта (женщина или лебедь — неважно) — разлучница, которая может отобрать у нее сына. Когда Беппо, явно влюбленный в Зигфрида, донес матери об их встрече на озере, та затевает бал-маскарад, на который ее любовник, премьер-министр Ротбарт, должен привести свою дочь в костюме черного лебедя. Интрига заканчивается плачевно: нарушивший клятву Зигфрид в отчаянии убегает на озеро, убивает там Ротбарта, переодетого злым волшебником, теряет жизненную опору (Одетта исчезает вместе со стаей лебедей) и погибает — в финале королева обнимает его бездыханное тело.

Хореографию своей версии Барт придумал практически заново, даже «лебединый» акт скомпоновал из различных источников. Российский зритель, вероятно, может быть расстроен количеством лебедей (кордебалетный вальс исполняют всего 16 танцовщиц), шокирован резвыми амбуате вместо дотянутых батманных ног, раздражен непривычными акцентами рук. Однако хиты — адажио и вариация Одетты, танец «маленьких лебедей» — остались в неприкосновенности. Неожиданностей не доставила и прима, танцевавшая в традициях отечественного балетного театра. Впрочем, уроженка Донецка Яна Саленко, начинавшая карьеру в родном городе и в Киеве, работающая в Берлине уже 20-й сезон и пребывающая в превосходной форме, отточила сильную советскую школу западной щепетильностью. Эта педантичная безукоризненная Одетта не выглядела жертвой — подкаблучник Зигфрид просто менял одну волевую женщину на другую. А практичная Одиллия чаровала разве что редкостным апломбом (на пуанте без поддержки кавалера она выстаивала все такты партнерской обводки) и невозмутимым совершенством вращений (16 фуэте балерина исполнила, чередуя тройные с одинарными поворотами, вторые 16 ограничила двойными-одинарными).

Высокий, статный Зигфрид канадца Мартина тен Кортенара отличался большим мягким прыжком и странноватой неуверенностью в себе, заставлявшей его то запросто вертеть по семь пируэтов, то валиться с трех. Из-за актерской заурядности главных героев в центре этого фрейдистского «Лебединого озера» оказались королева-мать (молодая японка Харука Сасса) и ее любовник Ротбарт (экс-солист Большого Давид Мотта Соареш, с 2022-го танцующий в Берлине). В версии Барта они отнюдь не пантомимные пешеходы, а деятельно действующие лица. Особенно королева, которой подарено не только псевдоматеринское адажио в первом акте, но и психологически изощренный монолог в начале второго: изысканная и по-японски сдержанная Харука Сасса танцует его с таким внутренним надломом и тайной мукой, что впору героиням Достоевского.

В сцене бала королеве и премьер-министру отведен «Русский танец»: надменный уязвленный временщик и играющая им королева исполняют его медленную часть с эротической томностью, непостижимо просвечивающей сквозь сдержанные академические па, а на темповом финале срываются в истинно русский угар с какими-то забубенными веревочками и ковырялочками. Заметно возмужавший Давид Мотта Соареш блистал и в Венгерском, третируя раздраженного принца неторопливой уверенностью эффектных поз, взрывными двойными турами, вызывающе резкими остановками после молниеносных пируэтов и размашистыми — с проездом — выпадами на колено с перекрученным корпусом и заломленной за затылок рукой. Манеры московского Большого выгодно отличали бразильца от его коллег по труппе. Впрочем, интернациональность берлинского Штаатсбалета в «Лебедином озере» можно считать скорее козырем: иностранцы, увлеченно постигающие русскую классику в интерпретации французского хореографа, добавляют нежданных красок в этот большой и красивый спектакль-долгожитель, обеспечивая ему непреходящую молодость и неизбежные аншлаги.

Татьяна Кузнецова

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...