Они стояли за Родину
Как блокадники сходили со сцены после встречи с Владимиром Путиным
27 января президент России Владимир Путин прилетел в Петербург, приехал на Невский пятачок к Рубежному камню и на Пискаревское кладбище, а потом увиделся с несколькими живущими блокадниками. О том, как вставали и шли эти люди,— специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников.
На Пискаревском кладбище было в этот день не холодно
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ
Утро началось с того, что была опубликована телеграмма Владимира Путина «участникам и гостям мемориальной церемонии, приуроченной к Международному дню памяти жертв Холокоста и 80-летию освобождения Красной армией узников концлагеря Аушвиц-Биркенау (Освенцим)».
Эту телеграмму оказалось непросто найти на сайте kremlin.ru: ее не выставили на главной странице, но среди телеграмм она была.
Между тем телеграмма стала, мне кажется, важнейшим событием этого дня. Там, в Освенциме, где до этого бывал Владимир Путин, сейчас Россию как правопреемницу Советского Союза не представлял не только он, а и вообще никто. Никто не пригласил, никто не поехал.
Но телеграмма появилась — словно через голову организаторов мероприятия адресованная напрямую узникам Аушвица-Биркенау. Как будто решено было побыть хоть один день выше этого.
Но и сказать кое-что, видимо, хотелось. Напомнить, кто освобождал. Об этом — в самом начале телеграммы:
«В январе 1945 года Красная армия освободила концлагерь Освенцим, открыв человечеству правду о преступлениях нацистов и их приспешников, уничтожавших миллионы евреев, русских, цыган, представителей других народов. И мы всегда будем помнить, что именно советский солдат сокрушил это страшное, тотальное зло, одержал Победу, величие которой навеки останется в мировой истории».
Не то что помогли кому-то победить, а сокрушили и одержали. Это, видимо, и хотелось прежде всего сказать. Но и не только это. Хочется верить, что замысел был чище.
«Рассчитываю, что российская еврейская община, организаторы традиционных мемориальных мероприятий, приуроченных к Международному дню памяти жертв Холокоста,— так было сказано, и можно себе представить, с каким энтузиазмом было прочитано в российских еврейских общинах,— продолжат свою многогранную деятельность, направленную на продвижение ценностей гуманизма, согласия и гражданского мира».
Нет, особого отношения к главному раввину России Берлу Лазару и главе Федерации еврейских общин России Александру Бороде никто не отменял, это совершенно очевидно.
«Мы продолжим принципиально и жестко противостоять попыткам переписать правовой, моральный приговор, который был вынесен нацистским палачам и их пособникам. Сделаем все, чтобы отстоять право людей на этническую, языковую, духовную самобытность, не допустить распространения антисемитизма, русофобии и других расистских идеологий...»
Что уж говорить, это была хорошая телеграмма, тем более если попытаться отрешиться от сиюминутных смыслов, которые, конечно, тоже были.
Но тем не менее: все бы телеграммы были такими.
Цветы к Рубежному камню и на Пискаревском кладбище Владимир Путин возлагает почти каждый год. В день 81-летия снятия блокады Ленинграда этого не могло не быть.
Там, на Невском пятачке, тяжело ранили его отца. Об этом Владимир Путин рассказал несколько лет назад в колонке журналу «Русский пионер», и стоит повторить:
«А потом их отправили на переформирование в действующую армию — и на Невский пятачок. Это было, наверное, самое горячее место за всю блокаду. Наши войска держали небольшой плацдарм. Четыре километра в ширину и два с небольшим — в глубину. Предполагалось, что это будет плацдарм для будущего прорыва блокады. Но так и не случилось использовать его для этих целей. Блокаду прорвали в другом месте. Тем не менее держали пятачок, держали долго, там были тяжелые бои. Очень тяжелые. Над ним кругом господствующие высоты, его простреливали насквозь. Немцы тоже, конечно, понимали, что именно там может быть прорыв, и старались просто стереть Невский пятачок с лица земли. Есть данные, сколько металла лежит в каждом квадратном метре этой земли. Там до сих пор сплошной металл».
Эту историю с Невским пятачком начинаешь понимать, только когда все это так дотошно прочитаешь:
«И отец рассказывал, как его ранили там. Ранение было тяжелое. Он всю жизнь жил с осколками в ноге: все их так и не вынули. Нога побаливала. Ступня так и не разгибалась потом. Мелкие осколки предпочли не трогать, чтобы кости не раздробить. И, слава богу, ногу сохранили. Могли ведь отнять ее. Хороший врач попался... И вот о том, как он получил ранение. Они с товарищем делали небольшую вылазку в тыл к немцам, ползли-ползли… А дальше и смешно, и грустно: подобрались к немецкому доту, оттуда вышел, отец говорил, здоровый мужик, посмотрел на них… А они не могли подняться, потому что были под прицелом пулемета. “Мужик,— говорит,— на нас посмотрел внимательно, достал гранату, потом вторую и забросал нас этими гранатами. Ну и…” Жизнь такая простая штука и жестокая».
Но с этого все едва ли не только началось.
«А в чем самая главная проблема была, когда он очнулся? — продолжал Владимир Путин.— В том, что это уже была зима, Нева скована льдом, нужно было как-то перебраться на другой берег, до помощи, квалифицированной медицинской помощи. Но сам он, естественно, идти не мог. Он, правда, все же смог добраться до своих на этой стороне реки. Но желающих тащить его на ту сторону было мало, потому что там Нева была как на ладони и простреливалась и артиллерией, и пулеметами. Шансов дойти до того берега почти не было. Но совершенно случайно рядом оказался его сосед по дому в Петергофе. И этот сосед его, не раздумывая, потащил. И дотащил до госпиталя. Оба живые доползли туда. Сосед подождал его в госпитале, убедился, что его прооперировали, и говорит: “Ну все, теперь ты будешь жить, а я пошел умирать”».
Что-то успели, слава богу, и сказать
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ
Тогда на Невском пятачке было, говорят, адски холодно, а сейчас нет, просто ветрено. «Вы, живые, знайте,— написано мерцающими золотистым блеском буквами на гранитной глыбе мемориала,— что с этой земли мы уйти не хотели и не ушли. Мы стояли насмерть у темной Невы. Мы погибли, чтобы жили вы». И все это так и есть, и красивость слога искупается его смыслом.
Владимир Путин тогда, в колонке «Русскому пионеру», рассказал и о том, как сосед ведь не умер:
«И он пошел обратно. И я потом отца спрашивал: “Ну что же, он погиб?” И к этому рассказу он возвращался несколько раз. Это самого его мучило. Они потерялись, и отец все-таки считал, что сосед погиб. И где-то в 60-х годах, точно этот год не помню, я еще маленький же был, но где-то в начале 60-х годов он пришел вдруг домой, сел на стул и заплакал. Он встретил этого своего спасителя. В магазине. В Ленинграде. Случайно. В магазин зашел за продуктами и увидел его. Это же надо, что оба пошли именно в этот момент именно в этот магазин. Один шанс из миллионов… Потом они приходили к нам домой, встречались… А мама рассказывала, как приходила к отцу в госпиталь, где он лежал после ранения. У них был маленький ребенок, три годика ему было. А голод же, блокада… И отец отдавал ей свой госпитальный паек. Тайно от врачей и медсестер. А она его прятала, выносила домой и кормила ребенка. Ну а потом он в госпитале начал падать в голодные обмороки, врачи и медсестры поняли, что происходит, и перестали ее пускать. А потом и ребенка у нее забрали. Делали это, как она потом повторяла, в явочном порядке с целью спасения малолетних детей от голода. Собирали в детские дома для последующей эвакуации. Родителей даже не спрашивали. Он там заболел — мама говорила, что дифтеритом,— и не выжил. И им не сказали даже, где он был захоронен. Они так и не узнали. И вот в прошлом году незнакомые мне люди по собственной инициативе поработали в архивах и нашли документы на моего брата. И это действительно мой брат. Потому что я знал, что они жили тогда, после того как бежали от наступающих немецких войск из Петродворца, у своих знакомых,— и даже адрес знал. Они жили, как у нас говорят, на Водном канале. Правильней было бы сказать “на Обводном канале”, но в Ленинграде его называют “Водный канал”. Я знаю точно, что они жили там. И совпал не только адрес, откуда его забирали. Совпали имя, фамилия, отчество, год рождения. Это был, конечно, мой брат. И было указано место захоронения: Пискаревское кладбище. И даже конкретный участок был указан».
Вот к этому участку и подходит каждый раз Владимир Путин. Подошел и в этот раз, по «дублеру» главной, широкой дороги к мемориалу «Родина-мать».
Мало ведь кто понимает, почему именно здесь, у края «дублера», останавливается Владимир Путин и почему кладет цветы сюда. А вот именно поэтому.
Потом на концерте «Ленинградская Победа» президент говорил про блокаду то же, что говорят про нее всегда и что нужно говорить и дальше:
— Блокада Ленинграда беспрецедентна по масштабу жестокости и цинизма. Враг планировал стереть город с лица земли, заключить его в кольцо и уничтожить бомбежками и артиллерийскими ударами, а мирных жителей просто уморить голодом. Это были осознанные, зафиксированные в документах намерения нацистов, планы по системному уничтожению, истреблению тысяч и тысяч беззащитных людей. И абсолютно ясно, что блокада Ленинграда — в ряду таких чудовищных преступлений против человечности, как Холокост, лагеря смерти, карательные акции пособников националистов против мирных жителей.
На сцене на стульях сидели несколько очень пожилых людей. Блокадники. К каждому президент подошел три раза: чтобы поздороваться с каждым, вручить медали «80 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и чтобы попрощаться.
Встали и пошли
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ
С кем-то, наверное, навсегда, думал я.
Но когда президент ушел, можно было увидеть, что только одного из них увезли со сцены в коляске. Остальные встали и пошли сами. Трудно ли им было? Почти всем невозможно.
Но встали и пошли. Жили и будут жить.
Как всегда, не смогли себе позволить по-другому.