Жили-были-сняли
Кто и зачем в России экранизирует новые и новые старые сказки
Нынешний российский прокат невозможно представить без киносказок собственного производства. В связи с этим обычно говорят то про импортозамещение Голливуда, то про желание зрителя унестись в другие миры, то про особенности господдержки киноотрасли. Но все-таки: почему фильмы на сказочные сюжеты не делали так массово раньше — или делали? Чем привлекают и чем удивляют новые киносказки? И наконец, что обо всем этом думают зрители?
Кадр из фильма «Волшебник Изумрудного города. Дорога из желтого кирпича», режиссер Игорь Волошин, 2025
Фото: Централ Партнершип
В новогодний сезон кассу делали «Волшебник Изумрудного города» и «Финист. Первый богатырь». В течение 2025-го выйдут «Царевна-лягушка», «Сокровища гномов», «Легенды наших предков», «Маша и медведи», «Колотун», «Горыныч», «Сказочные выходные» и кот ученый знает что еще. А следующий год начнется с битвы «Буратино», «Чебурашки-2», «Простоквашино» и «Сивки-Бурки». «Кинопоиск» рапортует, что на ближайшее будущее запланировано около семи десятков кинопроектов сказочной тематики.
Но это не навсегда. Уже сейчас, глядя на динамику сборов, можно говорить о том, что сказки хоть и в тренде, но привлекают несколько меньшее количество зрителей, чем год или два назад. И даже нынешние сборы достигаются рекордными ценами в праздничные дни: не так уж сложно собрать по 3 млрд, когда билет стоит от 400 до 800 руб. Бить тревогу пока рано, но тенденция волнующая: зритель в кино ходит, но, кажется, все меньше.
Так или иначе мы имеем дело с феноменом, о котором уже сложилось устойчивое, но довольно странное представление. Обобщенно его можно выразить примерно так: после того как из кинотеатров ушел Голливуд, наши стали снимать много сказок, которые приносят кучу денег, потому что Диснея нет, а эскапизм сегодня жизненно необходим. И по отдельности это как будто верно: да, Голливуд (в существенном своем сегменте) и правда ушел, да, сказок стали снимать заметно больше, чем раньше, да, деньги приносят, да, эскапизм порой нужен. Вроде все так, да не все так.
Если бы в 2022 году режиссеры и правда толпой ринулись делать киносказки, то увидели бы мы их на экранах не раньше года 2023-го, а то и 2024-го. Индустриальный цикл — от написания сценария до окончания монтажа — и в самых сжатых сроках не может занимать меньше полугода. Даже главному стахановцу отечественного кинопроцесса, Сарику Андреасяну, нужно время. Первая сказка, выпущенная Кинокомпанией братьев Андреасян, «Домовенок Кузя», дошла до экранов только в декабре 2024 года — спустя больше года от начала подготовки проекта. Будущий хит «По щучьему велению», съемки которого были затеяны в первой половине 2022-го кинокомпанией СТВ по давно написанному сценарию, добрался до проката лишь в конце 2023-го. «Бременских музыкантов», вышедших в январе 2024-го, представляли в Минкульте летом 2022-го с уже более или менее утвержденным актерским составом и творческой группой, а о прилетевшем весной 2024-го «Летучем корабле» писали еще в доковидную эру. Итоги питчингов (презентаций кинопроектов на этапе поиска финансирования.— Прим. ред.) Фонда кино 2019 года говорят сами за себя: в тот сезон анонсировали полнометражные адаптации «Красной Шапочки» и «Щелкунчика», представляли нового «Чука и Гека» и столь же часто, как сегодня, повторяли мантру «сегодня, как никогда, важны семейные ценности».
Все не на пустом месте. Еще в конце 2017 года самым кассовым отечественным фильмом в истории российского проката стал «Последний богатырь» Дмитрия Дьяченко. Вторая попытка российской «дочки» The Walt Disney Company сделать фэнтези по мотивам русских народных сказок — в отличие от осмеянной и памятной разве что как курьез «Книги мастеров» (2009) — вдруг возымела успех. Фильм и окупил затраты на производство, и породил успешную франшизу, и собрал тогда больше вышедших друг за другом голливудских блокбастеров «Тор: Рагнарёк» и «Лига справедливости».
Секрет как будто прост — «делов-то, комедийное фэнтези про попаданца в сказочный мир»,— но для этого нужно было рассчитать верные пропорции детского и взрослого, реального и сказочного, комедийного и мелодраматического, локального и универсального, актуального и ностальгического. Сделать так, чтобы зритель воспринял увиденное не как «наш аналог тому-то», а как действительно «наше кино». Тем ироничнее, что в «Последнем богатыре» как раз «нашего» не так много: от «Шрека» и «Стражей Галактики» там больше, чем от Птушко и Роу вместе взятых (речь о советских кинематографистах — режиссере и мультипликаторе Александре Птушко и режиссере и сценаристе Александре Роу, признанных мастерах сказочного жанра.— Прим. ред.). Даже Кощей Бессмертный в сдержанном исполнении Константина Лавроненко больше похож не на эксцентричного Георгия Милляра из киносказок Киностудии детских и юношеских фильмов имени Максима Горького, а на подобревшего Короля Ночи из «Игры престолов» от HBO — разумеется, об этом пошутят и с экрана.
Создатели «Последнего богатыря» вообще отказываются от советского киноопыта. И это будет определяющей чертой всех дальнейших киносказок нового поколения, хоть и обращающихся к знаковым для советской и российской массовой культуры персонажам (прежде всего объектам интеллектуальной собственности «Союзмультфильма»), но говорящих на языке современного голливудского кино. В сиквеле «Последнего богатыря» есть хорошая иллюстрация этого принципа: главный герой живет в избушке, обставленной современной бытовой техникой. Даже в русской печи прячется микроволновка.
Другой, может, даже более важный трендсеттер нынешних киносказок — «Конек-горбунок» (2021) Олега Погодина, шедевр декоративно-прикладного киноискусства, обрекший прекрасного художника по костюмам Надежду Васильеву век еще заниматься киносказками (следом пошли «По щучьему велению», «Летучий корабль», «Огниво», «Буратино») и задавший лекало нового русского стиля в кино — глянцевого лубка. Все сверкает и искрится, напоминая не столько работы Ивана Билибина (главный референс «Конька-горбунка», по словам создателей), сколько оформление упаковок кондитерских изделий.
«Конек-горбунок» не стесняется быть русским — это, пожалуй, его главное, концептуальное достоинство. И вот что интересно: это не спровоцировало отторжения. Долгое время одной из основных и неочевидных проблем русского кино было то, что само словосочетание «русское кино» вызывало то недоверие, то усмешку. Во многом — и мы к этому еще вернемся — вполне заслуженно. И то ли благосклонность широкого зрителя и правда удалось заслужить долгим трудом, то ли планка ожиданий снизилась, то ли патриотические настроения действительно усилились, но итог один: русское кино как будто на самом деле оказалось в топе.
Со сборами выросло и финансирование. Индустрия в 2020-е пришла к тем кондициям, когда «картинка» наших дорогостоящих отечественных лент стала уже едва отличимой от иностранных. С повышением визуального качества возникло что-то вроде конвейера. Сказки сегодня — едва ли не единственная возможность реализоваться в большом российском кино без каких-либо рисков для репутации и совести.
Ключевых черт этой сказочной волны несколько. В вышедших после «Конька-горбунка» киносказках, таких как «По щучьему велению», «Летучий корабль», «Бременские музыканты», «Огниво», «Волшебник Изумрудного города», в ход пошли «вырвиглазные» цвета, бестеневой свет с обилием дыма и обязательной «контровушечкой» за спинами героев. Были бы возможности, всё бы снимали на зеленке (на зеленом фоне по технологии «хромакей», позволяющей совмещать людей и фоны, запечатленные в разных местах.— Прим. ред.). Но, к счастью, леса и луга моделировать на компьютере долго и дорого. Так что хоть какая-то натура в современных отечественных киносказках все-таки остается — и живописные пейзажи Ленобласти и Кавказа порой довольно дико контрастируют с явно выстроенными в павильоне интерьерами.
В этой новой сказочной волне все хочется описать словом «обозначается». Обозначаются, а не прописаны герои — мы должны по умолчанию верить, что добрый молодец и правда добрый, а злыдень есть злыдень. Обозначаются, а не прописаны конфликты и сюжетные линии — все всегда пунктиром, «это же сказка». Особенно впечатляет в этом плане «Огниво», где сюжетные связки напоминают логику сна, в котором мы можем оказаться где угодно и нипочему угодно. Обозначается и увлекательность, и даже зрелищность — вроде и не скучно, но уж точно не «замерев дыхание».
Сказки — это всегда хождение по знакомым тропам. Но в российском кино — слишком буквальное. Помимо обращения к понятным образам, героям и названиям (две трети нынешнего сказочного контента — ремейки), используются одни и те же драматургические схемы, стилистические решения и актеры. Современная русская киносказка погружает в ностальгическую дрему, где сюжеты из универсального детства сплетаются с отсылками к поп-культуре девяностых-нулевых и с современным визуалом. То же и с музыкой: без песен не обходится ни один фильм. И если кавер-версии саундтреков советских фильмов-оригиналов заканчиваются, то начинается караоке с Агутиным и Михеем.
Но раз все такое элементарное и словно бы распечатанное на 3D-принтере, то почему это не снимали раньше? Точнее, почему это не работало? Попытки делать сказки в нулевые были — как редкие партизанские вылазки и чаще с очень сомнительным по качеству результатом. Ситуацию пытались переменить создатели «Книги мастеров». Но дорогостоящий диснеевский проект обернулся утренним детским спектаклем, от которого одинаковую неловкость испытывали как актеры в кадре, так и зрители в зале. Вышедшие чуть позднее «Реальная сказка» (2011) и «Сказка. Есть» (2011) пытались найти свежую интонацию — сделать недетское кино для детей, но это не было нужно ни взрослым, ни, собственно, самому юному зрителю. «Страна хороших деточек» (2013) и «Тайна четырех принцесс» (2014) в стремлении сделать «детское для детей» ушли в другую крайность, и результат вызывает оторопь у человека любого возраста. Тут, конечно, требовались и пробы, и ошибки, но прежде всего — конвейер с набором понятных ориентиров и уверенность в том, что зрителя не придется уговаривать зайти в кинозал. Ради его же комфорта.
Российские киносказки в этом смысле мало отличаются от кинопродукции Marvel и современных голливудских блокбастеров в целом: это не совсем зрелище, скорее серийный контент. Построенный на ностальгии и давно знакомых героях, подмигивающий зрителю, но всегда остающийся в строжайших границах нормы. Что там, что тут, вы всегда будете в безопасности, острые углы обязательно спилят, подмочивших репутацию актеров уберут с глаз долой, а сахар заменят подсластителем. Как бы чего не вышло.
Это все кино фонового смотрения: задремав в кресле или залипнув в телефоне, вы вряд ли пропустите что-то важное. Порой даже кажется, что современное массовое кино действительно делается с таким расчетом.
А что, если попробовать взглянуть на феномен с другой стороны? Давайте сделаем допущение, что в обращении к простейшим формам и коллективной памяти есть не только эскапизм, инфантилизм и побочные эффекты фонового смотрения, но и… некая рефлексия. Ведь перебирая антресоли, мы что-то вспоминаем о себе, а порой и понимаем. Находим старым вещам новое место или выбрасываем прошлое на свалку. Как попытка отыскать любимую в детстве книжку часто ведет к генеральной уборке, так и полусонный кинотеатральный просмотр порой приводит к размышлениям, совсем не относящимся к происходящему на экране. Можно перенестись в детство, увидев знакомые пейзажи в «По щучьему велению», можно всплакнуть на новых «Бременских музыкантах» от серенады Трубадура и связанных с ней персональных ассоциаций, можно найти крамолу и опознаваемые знаки сего дня даже в самой стерильной сказке. Жизнь, она всюду, даже там, где ее боятся как огня.