Просветление и скотоводство

"Власть" продолжает публикацию серии репортажей из приграничных регионов России и сопредельных стран*. Корреспондент "Власти" Борис Волхонский, побывавший в Бурятии и Монголии, в очередной раз подивился способности России терять друзей и способности ее бывших друзей вполне обходиться без нее.

Сколько было анекдотов про Монголию в годы советской власти! Честно говоря, отправляясь туда, я не ожидал увидеть ничего особенного по сравнению с многочисленными постсоветскими регионами России, в которых мне довелось побывать. Тем более что многие мои коллеги, побывавшие в Монголии в 1990-е, в один голос твердили:

— Хочешь увидеть "совок" — поезжай в Монголию. Там все вывески на русском языке, там все население говорит по-русски, а все памятники ничем не отличаются от наших памятников Ильичу.

Мой опыт показал, что большинство стереотипов восприятия Монголии, привитых нам еще в советские годы, мягко говоря, не соответствуют действительности.

"Второй город в стране по количеству солнечного света"

— Добро пожаловать в солнечный Улан-Удэ — второй в нашей стране город по количеству солнечного света! — приветствовал меня в аэропорту столицы Бурятии водитель частного такси.

— Что, после Сочи? — ежась на почти тридцатиградусном морозе, не без ехидства спросил я.

— Нет, после Ялты,— вполне серьезно ответил он.

— Но ведь Ялта — это вроде уже не наша страна,— заметил я.

— А я имел в виду нашу большую страну — СССР,— ничтоже сумняшеся ответил таксист.

В чем-то таксист был прав. В ярких лучах солнца тридцатиградусный мороз воспринимался почти как подмосковная оттепель. Неглубокий — сантиметров 10-15 — снежный покров испарялся на солнце и внешне напоминал коралловые сады где-нибудь у мальдивских или египетских берегов.

Если не считать советской архитектуры 60-70-х годов прошлого века, столица Бурятии Улан-Удэ кажется городом из иной цивилизации. На улицах — лозунги на двух языках, поздравляющие народ с наступлением нового года Огненного Кабана и первого месяца года — Сагаалганар. А памятник Ильичу в виде огромной гранитной головы, возвышающейся на площади перед Домом правительства, ассоциируется с чем-то буддийским.

О том, что граница близка, напоминают многочисленные объявления турфирм вроде "Вся Монголия". Правда, по телеканалам в основном рекламируют туры в Китай, главным образом в Маньчжурию, хотя Бурятия с Китаем и не граничит.

"У них никто не требует, чтобы на каждом верблюде стоял кассовый аппарат"

— Зачем жители Бурятии ездят в Монголию? — спросил я гендиректора турфирмы "Трио-Импэкс" Елену Зураеву.

— Ну, точных цифр нет, но, думаю, не меньше половины — это челноки. Не то чтобы они ездят за товарами для перепродажи — просто для себя. Там в Монголии все китайские товары намного дешевле, чем у нас в России. Конечно, многие ездят к родственникам, кроме того, в Монголии учится много наших студентов. И, знаете, в Монголии просто можно очень здорово провести уикенд: там много ночных клубов на любой возраст и кошелек, там есть пивные бары, причем пивоваренные заводы им построили немцы. И вообще, там все намного дешевле, а мясо у них намного вкуснее. У нас даже теперь есть понятие "жор-тур".

— Но ведь, если оценивать потенциал Монголии и Бурятии, то Бурятия нисколько не проигрывает,— заметил я.

Елена Зураева ушла от прямого ответа:

— Да, у нас есть Байкал, у нас не только степи, но и тайга. Но, знаете, они за короткий срок сумели построить у себя большое количество гостиниц на любой вкус и кошелек — от $10 до $200 за сутки. В Улан-Баторе японцы строят гостиницу чуть ли не на шесть звезд. А потом, если мы летим куда-нибудь в Юго-Восточную Азию, то лететь через Улан-Батор получается намного дешевле, чем через Москву. Ну и, конечно, когда жители Бурятии впервые получают загранпаспорт, то съездить в Монголию — это что-то само собой разумеющееся. Языкового барьера нет, Монголия — наш ближайший сосед. Правда, есть одна проблема. Дело в том, что в начале 90-х годов у нас с Монголией действовал безвизовый режим. А потом были введены визы. Теперь получается так, что, например, граждане Украины приезжают к нам отдохнуть на Байкале и могут спокойно съездить в Монголию. А россиянам приходится получать визу. Из всего СНГ визовый режим с Монголией существует только для граждан России и Белоруссии.

В чем-то схожие оценки я услышал и от одного из крупнейших бизнесменов Бурятии и лидера местной организации "Справедливой России" Иринчея Матханова.

— Суть дела в том,— поведал он,— что монголы пошли по принципиально иной модели, чем мы. Они пошли по классической модели — даже не по китайской, а по японской. Начали с мелкого бизнеса, ориентированного на внутреннее потребление. В итоге у них возникли целые сети: из мелкого бизнеса вырос средний, из среднего — крупный. Ну и, конечно, они давно и навсегда решили проблему продовольственной безопасности: если в стране с населением в 2,5 млн человек 36 млн голов скота, то о чем тут говорить. Там даже есть скотоводы-миллионеры. И, наконец, индустрия отдыха и развлечения. Очень многие россияне ездят туда, чтобы отдохнуть. У них там множество загородных гостиниц, возможности для турпоходов, кумысолечение.

— А что, здесь в Бурятии ничего этого нет?

— У нас тоже это развивается. Объявлено о создании на Байкале рекреационной зоны. Но, боюсь, в эту зону полезет крупный капитал, а с учетом нашей бюрократизации, сами понимаете, во что все это выльется. У них ведь в Монголии никто не требует, чтобы на каждом прогулочном верблюде или верховой лошади стоял кассовый аппарат.

"Мы привыкли, что нам приходится подталкивать монгольских партнеров, а сегодня все наоборот"

О проблемах приграничного взаимодействия Бурятии и сопредельных районов Монголии я поговорил с первым заместителем министра экономического развития и внешних связей правительства Республики Бурятия Сергеем Мещеряковым.

— Нас связывают исторические и национальные корни,— сказал он.— Но долгое время наши отношения определялись стереотипом "старший брат — младший брат". В какой-то степени это стереотип сохраняется и по сей день. Если посмотреть на монгольские города, то вся застройка там — хрущевская. Промышленный потенциал создавался при помощи СССР и других соцстран. И до сих пор память об этих отношениях сохраняется. Но ситуация меняется. И теперь совершенно непозволительно смотреть на Монголию свысока. У нас в годы после перестройки был период провала в отношениях. Тогда Монголия начала смотреть по сторонам и заводить новых партнеров. Был, конечно, и у них долгий период падения, от которого они начали оправляться только сейчас. И если до недавнего времени у них была концепция выживания, то с прошлого года, когда они достигли темпов роста ВВП в 6-8%, они приняли на вооружение концепцию развития. И сейчас они нашли пути и в США, и в Европу, и в страны Азии — в Японию, в Корею. А мы теперь отстаем в связях с Монголией. Поедете в Монголию, сами увидите: вам сразу бросится в глаза реклама корейских и японских фирм. А машины на улицах в основном корейские. Я уж не говорю о технологиях — они тоже идут из Кореи и Японии. И к тому же в отличие от наших субъектов федерации у монгольских губернаторов гораздо больше возможностей завязывать прямые связи с зарубежными партнерами в плане создания совместных проектов и привлечения инвестиций. Тут мы отстаем. И, знаете, мы привыкли, что нам приходится подталкивать монгольских партнеров, а сегодня все наоборот. К тому же мы не можем повлиять на решение вопросов, находящихся в ведении федеральных органов, например, на работу пунктов пропуска. Мы подавали много предложений по усовершенствованию работы МАПП (международного автомобильного пропускного пункта.— "Власть") Кяхта--Алтанбулаг, но ответ неизменно был один: "На сегодняшний день пункт пропуска не вырабатывает проектную мощность". Думается, надо просто предоставить больше свободы регионам.

Впрочем, представитель федеральной власти в Бурятии, заместитель полпреда президента РФ в Сибирском федеральном округе Валерий Халанов считает, что у местных властей вполне хватает полномочий в том, что касается установления прямых экономических связей с сопредельными странами.

— Видимо, просто экономическая политика правительства Бурятии слабовата,— признал Халанов.— Здесь прямой выход на Монголию, а основной товарооборот идет через Иркутск.

При этом из нашей беседы с Валерием Халановым я вынес впечатление, что в чисто экономическом плане отношения с Монголией для Сибирского федерального округа имеют не столь большое значение, как отношения с Китаем. Достаточно сказать, что товарооборот с Китаем на сегодняшний день составляет порядка $29 млрд, и поставлена задача увеличить его до $60-80 млрд, а с Монголией — $400 млн, с перспективой повышения до $1-2 млрд.

Правда, Халанов отметил, что отношения с Монголией приобретают особое стратегическое значение:

— Мы часто говорили, что Монголия находится на задворках. Но теперь пришло понимание того, что это не так. И США это прекрасно поняли — для них Монголия стала важным геополитическим плацдармом в Азии. Свидетельство тому — первый в истории визит американского президента в Монголию в ноябре 2005 года, пусть он и продлился всего четыре часа. Их ежегодная безвозмездная помощь Монголии составляет $300 млн. Плюс к этому в Монголии очень много людей, прошедших обучение в США, и это тоже часть американской политики в отношении этой страны. Правда, нынешнее руководство Монголии демонстрирует готовность восстановить отношения с Россией, в частности, войти в Шанхайскую организацию сотрудничества, и мы этот курс всячески поддерживаем.

"Нас, бурят, монголы считают евреями"

Отношения Бурятии и Монголии, естественно, не сводятся к экономике. Буряты и монголы имеют общие корни. Общая у них и религия — буддизм.

О духовной близости бурят и монголов я поговорил с главой буддийской сангхи России хамбо-ламой Дамбой Аюшеевым. Мы встретились в его официальной резиденции — Иволгинском дацане.

— У нас нет никаких канонических различий с монгольскими буддистами. Нет и особого языкового барьера. Правда, конечно, основной язык богослужения и у них, и у нас — тибетский, а некоторые мантры читаются на санскрите, и, естественно, и мы, и они говорим на этих языках с акцентом. Но при всем том мы организуем совместные молебны, у нас активный обмен преподавателями и студентами. Более того, значительная часть руководства буддийской сангхи как Монголии, так и России обучалась в одном институте, созданном в Монголии в 70-е годы. Как однокашники, мы поддерживаем хорошие личные отношения.

— А с русской православной церковью у вас проблем не возникает? — задал я провокационный вопрос.

— А вы о них что-нибудь слышали? — вопросом на вопрос, ответил хамбо-лама.

— Нет,— признался я.

— Ну, значит, и нет их,— отрезал Аюшеев.— Но есть проблемы с протестантами. Пока не у нас, а у наших монгольских соседей. Там появилось очень много проповедников из Кореи, которые обращают часть верующих в протестантизм.

— А это ваша проблема?

— Ну, если им удастся добиться своих целей в Монголии, кто может поручиться, что у них не появится желание обратить свой взор на Бурятию? И тогда проблемы монгольских буддистов станут нашими. Ведь буряты и монголы — это один народ.

О том, что буряты и монголы — один народ, мне доводилось слышать неоднократно по обе стороны границы. Но странное дело: как только речь заходила о межнациональных отношениях, практически все мои собеседники — особенно облеченные официальным статусом — сразу просили убрать все средства записи. И вот какая вырисовалась ситуация.

Да, исторические корни у бурятов и монголов общие. Но буряты раньше перешли к оседлой жизни, и это вызвало серьезное отчуждение между двумя народами.

— Нас, бурят, монголы считают евреями,— заявил один из моих собеседников.

Я не сразу понял, что общего у бурят с древнейшим библейским народом.

— Ну, как же, монгольскую литературу, современную культуру создавали буряты,— пояснил мой визави.— Маршал Чойбалсан (ближайший сподвижник основателя социалистической Монголии Сухэ-Батора.— "Власть") был бурятом. Да и сегодня у многих представителей власти Монголии бурятские корни. А как таких людей называют в России — культурных и вхожих во власть?

В том, что между двумя народами существует если не антагонизм, то, по крайней мере, какое-то недопонимание, мне довелось убедиться и позже, когда я переехал на территорию Монголии. В Улан-Баторе я обедал в недорогом ресторане, а за соседним столиком сидели трое моих соотечественников — по виду буряты. К официанту они обращались исключительно на русском языке.

— Почему вы говорите по-русски? — спросил я их.— У вас же вроде бы не должно быть языкового барьера.

— А принципиально! — ответил один, и от дальнейшего общения они отказались.

Приходилось мне слышать и то, что родители монгольских детей, отдающие своих чад учиться русскому языку, хотели бы, чтобы сами учителя были русскими, а не бурятами, как это в большинстве случаев происходит сегодня.

— А чему вы удивляетесь? — воскликнул один из моих бурятских собеседников.— В конце концов, русские и украинцы тоже по происхождению один народ. Но я как-то не замечал между вами особой взаимной любви.

Впрочем, на межрегиональных отношениях бурятско-монгольские противоречия не сказываются. Другое дело — отношения монголов с тувинцами, которые, в отличие от бурят, принадлежат не к монгольской, а к тюркской ветви алтайской семьи. Тут с давних времен существует такое явление, как угон скота. При этом даже официальные лица по обе стороны границы заявляют, что надо рассматривать эту проблему в исторической перспективе, что угоны скота — это своего рода способ поддержания баланса: если мы не будем угонять скот, то его станет намного больше на той стороне, а если они перестанут — то его станет больше у нас.

"Завод строили чехи — он теперь не работает"

Переехать из Улан-Удэ в Монголию, если есть виза, не сложно. Автобусы ходят раз в день, отправляются в 7.30 утра из Улан-Удэ и в зависимости от времени, проведенного на пограничном пункте перехода, приходят в Улан-Батор около 7 часов вечера. Моим пунктом назначения был Дархан — первый более или менее крупный город после пересечения границы.

Особенных проблем на выезде из России ни у кого из пассажиров автобуса не возникло. Мне, кстати, сразу бросилось в глаза, что багажа у 30 с лишним пассажиров почти не было: сумки полупустые, и каждый из пассажиров норовил провезти их не в багажном отсеке, а в салоне автобуса. На обратном пути было все наоборот — сумки были забиты под завязку, и таможенники тщательно взвешивали весь багаж, чтобы не было перевеса сверх положенных для провоза 35 кг в месяц. При этом никакого "зеленого коридора" на МАПП Кяхта--Алтанбулаг нет.

Первый после пересечения границы монгольский населенный пункт — Алтанбулаг — вроде бы подтвердил слова, сказанные мне моими знакомыми еще до поездки в Монголию. Полуразрушенные (то ли недостроенные, то ли заброшенные и пришедшие в упадок) бетонные пятиэтажки, помятые "Жигули".

— А в Монголии никто не покупает новые машины,— пояснил мой попутчик Виктор.— У них на улицах движение — не приведи Господь. Так что они покупают старые машины, чтобы не жалко было их разбить.

Но уже через несколько километров стало ясно, что мы не просто переехали в другую страну, а оказались почти на иной планете. Не стану врать: пейзажи и в Бурятии поражают своей красотой и живописностью. Но там то и дело попадаются рукотворные элементы, портящие общий вид: то заброшенная и явно уже годами не используемая постройка посреди голой степи, то целые поселения, состоящие из уродливых бетонных двух-трех-пятиэтажек, то брошенные прямо в лесу верхушки сосен (один из моих собеседников в Бурятии уверял меня, что лесозаготовители берут только первые шесть метров, а остальное бросают прямо на вырубке).

Здесь же, в Монголии, подтвердились слова, сказанные мне в Улан-Удэ: природа предстала во всей своей первозданной красоте, а по этим нетронутым цивилизацией степям тут и там бродили стада, отары и табуны коров, овец и лошадей.

Дархан поразил своей двойственностью. Город состоит из двух частей. Первая — это типичный восточный город с рынком и сопряженной с ним суетой. Вторая — вполне советский город, выстроенный по канонам массового градостроительства 60-х — начала 70-х годов прошлого века. Впрочем, бетонные пятиэтажки слегка расцвечены — где мозаикой, где ажурными решетками балконов, где современными граффити. И тут же фонтан со статуей писающего мальчика, одетого, правда, по-зимнему — в традиционную монгольскую шубейку. Как пояснили мне, кто-то из руководства города съездил в Брюссель и решил завести у себя что-то подобное.

Посередине между двумя частями города — еще два современных монумента. Первый — это статуя Будды, сидящего на вершине холма, второй посвящен светской истории Монголии и изображает всадника, на полном скаку играющего на национальном струнном инструменте.

Герб Дархана — два сцепленных кольца. Как пояснили мне местные жители, это символизирует, что сам город был построен при активном участии СССР и других стран--членов СЭВ. Сегодня в промзоне, где от тех времен сохранились корпуса десятка заводов, от силы работают два-три.

— Этот завод строили чехи — он теперь не работает,— пояснял возивший меня по городу водитель.— Этот — немцы, его недавно купили новые хозяева, может, скоро заработает. А этот строили поляки. Его теперь тоже купили и разбирают на части.

Символы нового времени присутствуют не только в Дархане. Еще более они заметны в столице Улан-Баторе. На главной площади города, носящей имя вождя монгольской революции Сухэ-Батора, до сих пор стоит его конная статуя. Но тут же, на ступеньках нового корпуса здания парламента, возвышается статуя Чингисхана, который в современной Монголии стал основным символом монгольской государственности. Его именем называют водку, виски, пиво, а также отели, банки и иные учреждения. При этом если Сухэ-Батор предстает всадником на красном коне, то Чингисхан изображается не иначе как в образе восседающего на троне вершителя судеб.

"В Дархане без русского языка нельзя"

Три дня пребывания в Монголии разбили в пух и прах те представления об этой стране, которые мне прививали мои знакомые в России. Во-первых, выяснилось, что русский язык знают очень немногие (мне говорили: все, кто старше 35). Пожалуй, впервые за годы профессиональной деятельности журналиста-международника я столкнулся со столь серьезным языковым барьером. Конечно, официальные лица, сделавшие карьеру еще в советские времена, говорят по-русски свободно, и тут проблем не было. Но в том, что касается повседневного общения — в транспорте, в общепите, в магазинах и даже в отелях, проблемы возникали постоянно.

Во-вторых, оказалось, что, вопреки тому, что мне говорили в России, молодое поколение весьма слабо говорит по-английски. Детишки на улицах Дархана или Улан-Батора, правда, радостно приветствуют иностранца возгласами: "Hi! How are you? What's your name?", но этим, похоже, их знания и ограничиваются. Редко когда удавалось найти общий язык с официантами или гостиничными администраторами.

Вывески. Конечно, как человек, в детстве собиравший марки, я сумел понять вывеску "Монгол шуудан банк". Я даже сумел прочитать и понять такое словосочетание, как "Францын Ив Роше фирмайн". Ну и, конечно, отдельные слова: "аптек", "гараж", "тосол". Но вот уже такую актуальную надпись, как "Хунсний дэлгуур" (продовольственные товары) пришлось специально заучивать (правда, часто сопровождающее ее слово "спирт" отчасти облегчало проблему).

Впрочем, после почти пятнадцатилетнего провала, кажется, интерес к России все-таки постепенно возвращается. Как сказал мне генконсул РФ в Дархане Александр Федулов, за последние годы было несколько попыток создать в этом небольшом городе русские школы. Как минимум две из них окончились неудачей, но вот уже пять лет работает школа "Союз", директор которой Алтангэрэл Батсух сам в свое время окончил советскую школу в Дархане, потом учился в университете в Улан-Баторе, а затем в Германии, но в конце концов вернулся на родину и решил создать школу, работающую по российским программам и с раннего детства обучающую монгольских детей русскому языку и русской культуре.

— Как вам это пришло в голову? — спросил я его.

— Вы знаете, я очень благодарен своим родителям, что в свое время они отдали меня учиться в советскую школу. Русский для меня фактически родной язык. Мы даже с сестрой (сестра Батсуха Пурэвсурэн также работает в школе.— "Власть") дома разговариваем по-русски. И у нас никогда не было проблем в том, чтобы перейти на монгольский язык. Письменность у нас одна и та же, так что читать и писать по-монгольски мы можем свободно.

— Многие родители хотят, чтобы их дети учились в русской школе?

— Вы знаете, в 90-е годы был период, когда были очень сильны антирусские настроения. Я десять лет не говорил по-русски: все мои друзья разъехались. Но на самом деле здесь в Дархане без русского языка нельзя. Правда, у нас есть сильная конкуренция: тут открываются немецкие, английские школы, есть японская, корейская и даже турецкая. И им активно помогают из-за рубежа. Но и мы не отстаем. За пять лет, что существует наша школа, она сумела обрести свой имидж, и теперь у нас довольно большой конкурс на поступление.

— Насколько успешен этот проект с коммерческой точки зрения?

— Пока, конечно, мы больше тратим, чем зарабатываем. Школа существует на деньги моих родителей и на мои личные сбережения. Мы берем плату за обучение, $300 в год, но этого хватает только на зарплату учителям. Но надеемся, что когда школа станет полноценной, дающей законченное среднее образование, мы выйдем на самоокупаемость и даже будем получать прибыль. Иначе не было смысла затевать все это. Землю под новое здание мы уже купили и к осени построим новый корпус (пока школа арендует помещение у детского сада.— "Власть").

— А как быть с учебными программами? Вот, например, к Чингисхану в России отношение, мягко говоря, не совсем такое, как в Монголии. Как вы будете рассказывать, например, о битве при Калке?

— Как это подается в российских учебниках истории и в соответствии с российскими учебными программами. Но никто не запрещает ученикам читать и иные источники, так что они узнают и о том, как те же события подаются в монгольской литературе. В законе об образовании содержится особое положение, касающееся русских школ. Другие школы обязаны следовать монгольским программам, а для русских сделано исключение

Русская школа — это действительно скорее исключение. По большому счету, правы были те мои собеседники в Улан-Удэ, которые говорили о том, что сегодняшняя Монголия, скорее, смотрит не на север, а на запад, в сторону США и Европы или на восток: на Китай, Японию и Южную Корею. И дело даже не в субъективных факторах — так-то на словах все готовы сохранять и развивать дружбу, имеющую давние традиции. Просто когда США вкладывают сотни миллионов долларов в виде безвозмездной помощи, никакие благие декларации этого не перевесят.

— Мы с вами находимся в одинаковом положении,— сказала мне глава департамента внешних сношений правительства провинции Дархан-Уул Жамбадоо Батдулам.— Есть желание развивать связи, а денег нет.

Почему-то мне тут же вспомнились слова Виктора — моего попутчика из автобуса Улан-Удэ--Дархан:

— Молодое поколение в Монголии, конечно, знает, что есть такая страна Россия. Но о том, что это ближайший сосед и естественный партнер, они уже давно не думают.

*Репортаж из Омской области и Казахстана см. в N28, из Благовещенска и Китая — в N30, из Калининградской области — в N32, из Абхазии — в N34, из Псковской области и Эстонии — в N36, из Северной Осетии — в N38, с Южных Курил — в N40, из Выборга, Костомукши и Финляндии — в N42, из Белгорода и Харькова — в N44, из Мурманской области и Норвегии — в N46, из Смоленской области и Белоруссии — в N49 за 2006 год, из Итум-Калинского района Чечни и Панкисского ущелья в Грузии — в N6 за 2007 год, из Астрахани и Казахстана — в N8 за 2007 год.

"Я не вижу негативного смысла в понятии "старший брат"" О современном состоянии отношений между Россией и ближайшим к ней монгольским регионом — провинцией Дархан-Уул — рассказал генконсул РФ в Дархане Александр Федулов. — В стране с населением 2,5 млн человек — три российских диппредставительства. Помимо посольства в Улан-Баторе это генконсульства в Дархане и Эрденете. Это не слишком много? — Если посмотреть в исторической перспективе, то в период пика развития наших отношений в Монголии было пять диппредставительств. Помимо нынешних существовало еще два консульства. В тот период при населении Монголии порядка 1,5 млн человек советских специалистов тут работало около 60 тыс. В одном Дархане — около 9 тыс. По сути, вся инфраструктура Дархана создана благодаря помощи СССР и других стран-членов СЭВ. В 90-е годы наступил спад в наших отношениях. Например, практически закрылось одно из наиболее эффективно работающих здесь предприятий — овчинно-шубная фабрика. Но с начала 2000-х годов начался подъем, и теперь эта фабрика в основном работает с ориентацией на Россию, прежде всего на Сибирь. — Но ведь число россиян в Дархане резко сократилось. — Да, но сейчас речь идет о возрождении российских деловых интересов в Монголии. В июне 2004 года разрезали ленточку на новом мясокомбинате, который на 100% принадлежит российским предпринимателям. На основе монгольского сырья и на самом современном оборудовании — как российском, так и европейском — на нем производятся консервы. — Куда их поставляют? В Улан-Удэ мне говорили, что в последние годы поставки мяса из Монголии резко сократились из-за фитосанитарных требований. — Это непростой вопрос. До прошлого года продукция в основном поставлялась в третьи страны. Но в конце прошлого года удалось заключить контракт с одной из фирм Владивостока, прорабатывается вопрос и с другими российскими регионами. Поголовье скота в Монголии неуклонно растет, очень благоприятной была минувшая зима, и по показателю соотношения голов скота и численности населения Монголия приближается к фантастическим показателям Австралии, где на одного жителя приходится порядка 20 голов скота. А монгольское мясо очень вкусное. Монгольская овца пасется на земле круглый год, и в ее рацион входит до 600 видов дикорастущих трав. — А кроме мясокомбината что тут есть российского? — Сейчас строится предприятие по производству майонезов, кетчупов и растительного масла. Пока планируется, что оно будет ориентировано на монгольский рынок, но с перспективой поставок и в другие страны. Сырье пока будет привозное, но они уже попробовали выращивать рапс, и это неплохо получается. — Не сохраняется ли инерция отношения к Монголии с позиций "старшего брата"? — Я не вижу никакого негативного смысла в понятии "старший брат". Но, конечно, в 90-е годы в Монголии были сильны настроения полностью порвать с тем прошлым, когда Монголия была ориентирована практически исключительно на СССР, и открыться для всего мира. Впрочем, в самом по себе стремлении открыться миру тоже нет ничего негативного. Но, правда, одним из побочных эффектов стало то, что русский язык тут начал сдавать позиции. Но в последние годы интерес к России и русскому языку снова стал возрастать.

"После 90-х годов все прекратилось" О монгольском взгляде на приграничное сотрудничество рассказал председатель законодательного собрания провинции Дархан-Уул Лувсандоржийн Гунчин. — Такое впечатление, что все российско-монгольское сотрудничество как бы минует Дархан, российские бизнесмены устремляются в Улан-Батор. — Да, это правда. Граница от нас в каких-то 110-130 км, и мы могли бы с большой отдачей использовать ее близость. Были времена, когда здесь, в Дархане, с помощью СССР строились целые микрорайоны. Были тесные дружественные связи во всех отраслях. Но после 90-х годов все это прекратилось. В последние годы мы, правда, стараемся восстановить и расширить эти связи, развиваем сотрудничество с приграничными регионами в сфере экономики, культуры, здравоохранения, образования, спорта. Города Дархан и Улан-Удэ — побратимы. Но поскольку население Дархана в 11 раз меньше, чем население Улан-Батора, рынок тут менее емкий. Так что бизнесмены едут в Улан-Батор, причем многие едут туда, чтобы перебраться в Китай. — Что конкретно вы можете предложить российским партнерам? — Это прежде всего мясо. А также дубленки: мы поставляем их не только в Улан-Удэ, но и в Иркутск и Москву. — Что мешает развитию сотрудничества? — Целый ряд факторов. В частности, высокие пошлины. Я приведу только два примера. Наш мясокомбинат производит экологически чистые продукты, которые очень любят в Улан-Удэ, Иркутске, Чите. А пошлина — {euro}0,5 на 1 кг продукта. Наша овчинно-шубная фабрика экспортирует продукцию в Улан-Удэ, Иркутск, Киров, Москву, я уж не говорю об Италии, США и Канаде. А ввозная пошлина на одну дубленку составляет {euro}70, что увеличивает себестоимость почти в два раза. Если пошлины снизить, экспорт сразу повысится. Ну и плюс к этому бюрократия и волокита на границе. Граница на сегодняшний день нам только мешает. Ее потенциальная проходимость — 500 машин в день, а реально проходят 80-100. А, например, на границе с Китаем ничего такого нет. Китайцы умеют делать деньги. — Вы прекрасно говорите по-русски. Но о большинстве жителей Дархана этого не скажешь. — Тут дело вовсе не в том, что наши народы ссорились. Изменился экономический строй и у вас, и у нас. И вы, и мы перешли из плановой экономики в рыночную, выбрали путь демократии. Наша страна стала открываться для внешнего мира. Сегодня 160-170 тыс. монголов учатся и работают за границей. Наше правительство официально признало первым иностранным языком английский. Но к русскому и китайскому языкам интерес тоже есть. Многие монголы учатся в Китае и России. И мы хотим, чтобы наши молодые люди владели не одним, а двумя-тремя иностранными языками. — В сегодняшней Монголии главной исторической фигурой в становлении монгольской государственности считается Чингисхан. Вам не кажется, что тем самым на символическом уровне происходит дальнейшее отчуждение Монголии и России? — Нет, мне так не кажется. Мы не вполне правильно понимали фигуру Чингисхана во времена социализма. Только теперь мы начинаем понимать, что это был не поработитель и не захватчик, а великий дипломат и основатель единого монгольского государства. Это был человек тысячелетия. Конечно, в истории взаимоотношений русского и монгольского народов были разные периоды, но за последние 160-170 лет на наших границах не было ни одного вооруженного столкновения. Были, конечно, мелкие нарушения — угон скота и т. п. Но в целом наши народы живут в любви и дружбе.

подписи

В свое время Монголия скакнула из феодализма в социализм, минуя стадию капитализма. Теперь она семимильными шагами движется из социалистического прошлого в эру суперсовременных цифровых технологий

В Бурятии глава Советского государства (на фото слева — памятник в центре Улан-Удэ) спокойно уживается с главой российского буддизма (на фото справа — его резиденция Иволгинский дацан)

Чингисхан (его статуя в центре) в системе символов сегодняшней монгольской государственности занимает центральное место, оттеснив на задний план героев более поздних эпох

Пока одни монгольские дети постигают премудрости буддийской учености (на фото справа), другие столь же увлеченно обучаются русскому языку и культуре (на фото слева)