Букет говорит

Уже давно живые букеты доступны у нас не только в теплые сезоны — спасибо оранжереям и зимним садам. И все же именно в начале весны приятно поговорить о значении лепестков в общественной и частной жизни. Пользуясь случаем, «Ъ» погрузился в дневники и воспоминания более и менее известных россиян, чтобы считать тайные знаки, скрытые в букетах дворянства и венках крестьянства.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«Посылаю при сем цветок да мяты той, что ты сама садила. Слава Богу, все весело здесь; только когда на загородный двор придешь, а тебя нет, то очень скучно...» — писал царь Петр своей жене Екатерине в 1719 году. Именно при Петре в России зародилась традиция цветочных букетных подношений.

Спустя всего век с небольшим цветы в России уже сопровождали дворянина повсюду. «Устроители праздников, торжественных приемов и балов специально выращивали в своих оранжереях диковинные растения и цветы и даже выписывали из-за границы. Пармские фиалки, розы, гвоздики и сирень, например, доставлялись в Петербург, Москву и другие крупные города Российской Империи с юга Франции, из Ниццы»,— рассказывает историк, специалист по этикету Элеонора Басманова в книге «И Флора уронила к ним цветок…».

Путь к сердцам старушек

«Со второй половины XVIII века и в XIX веке букеты уже широко дарили, отправляли с посыльными, преподносили именинникам и юбилярам, использовали в качестве тайных знаков»,— рассказывает Элеонора Басманова в книге «Старинный цветочный этикет».

О том, как грамотно подаренные цветы упрочили политическую репутацию Екатерины II, напоминает журналист Николай Греч. В мемуарах он приводит анекдот, услышанный от графа Николая Румянцева, состоявшего статс-секретарем при императрице, которая признавалась: «Дивятся все, каким образом я, бедная немецкая принцесса, так скоро обрусела и приобрела внимание и доверенность русских. Приписывают это глубокому уму и долгому изучению моего положения. Совсем нет! Я этим обязана русским старушкам». Она, будучи еще великой княгиней, знакомилась на торжественных мероприятиях со старыми дамами, просила их совета и запоминала имена собачек, а когда у сановных старушек случались именины, камердинер Екатерины передавал им фрукты и цветы из ораниенбаумских оранжерей. Польщенные дамы восхищались умом будущей государыни.

В XIX веке стало принято преподносить цветы на именины и ко дням рождения — оранжерейные или привозные, которые продавались в магазинах.

Букеты полевых и садовых цветов преподносились без официального повода, по случаю. Дарение цветов внутри семьи тоже носило спонтанный характер, здесь не было особых правил. Равно как и в украшении цветами интерьеров.

Мемуаристке Ирине Еленевской в 1913-м исполнилось 16 лет. В своих «Воспоминаниях» она рассказывает об устроенном по этому случаю ее родителями бале и пышно украшенном белыми цветами доме: «Мой двоюродный дядя, Е. В. Головин, специально заказал цветы из Ниццы, и они фонтаном рассыпались из вазы разноцветными искрами. Вообще вся квартира утопала в цветах, но, кроме цветов на открытом буфете, все цветы были белыми: все как будто сговорились прислать белые цветы новорожденной. По сейчас помню замечательную корзину, занимавшую угол в мамином будуаре, с кустом белой сирени, белыми розами и ландышами, приветствие Дяди Леши, А. Ф. Шебунина, первого мужа маминой старшей сестры, заказавшего эти цветы с Крита, где он был тогда Генеральным Консулом».

А еще цветы, принесенные в дом, часто не просто служили усладе взора — они содержали послание.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Правила лепестков

Человек эпохи сентиментализма мыслил эмблемами и символами и умел их читать. Турецкое слово «Selam» означает приветствие. В России начала XIX века «селам» появился в связи с интересом, а затем и модой на символы, в том числе на тайные послания на языке цветов.

«Букет цветов в подарок с начала XIX века выполнял функцию послания. Флердоранж подходил только для венчания, а его преподнесение без повода воспринималось как оскорбление, на конечный смысл букета влиял не только сорт цветов, но их расположение, форма, число и сочетание. Правила цветочного этикета у российского дворянства были строги: существовали жесткие предписания, какие цветы можно дарить незамужней девушке, какие — замужней женщине, какие — пожилой; к нейтральным цветам относились фиалка и резеда»,— пишут социологи Ирина Троцук и Анастасия Морозова в статье «Дарение цветов: особенности ритуализированной практики в современном обществе».

«В 1810-х во Франции стали выходить книги, посвященные языку цветов,— рассказывает доктор филологических наук Клара Шарафадина, автор книги "Селам, откройся! Флоропоэтика в образном языке русской и зарубежной литературы".— Они быстро привлекли внимание читающей публики и были переведены. В первой половине XIX века в Европе бытовали три традиции языка цветов — французская, родственная ей английская, позже давшая начало американской традиции, и противостоящая им немецкая традиция, развивавшаяся самостоятельно, хотя и испытывавшая внешние влияния. Россия приняла все традиции равно, на их основе в русской культуре создавался свой извод языка цветов, находивший отражение, например, в текстах художественной литературы».

Сегодня красная роза, преподнесенная юной барышне молодым человеком, никого не удивит. Разве что придирчивые девушки попеняют кавалеру за банальность выбора или за целлофан («роза в целлофане» раздражает взыскательных особ настолько, что они снимают ролики в соцсетях на эту тему).

В XIX веке подарить юной незамужней девушке красные розы значило оскорбить ее, о чем знали воспитанные светские люди.

Вообще, к середине позапрошлого века в русском цветочном языке многое уже было регламентировано. «Русскоязычные словари языка цветов появились довольно поздно,— признает Клара Шарафадина,— Поскольку в них не было нужды, пока язык цветов как культурное явление был характерен только для дворянской среды, где знание иностранных языков было обычным делом. Первой ласточкой оказалась книга "Селам, или Язык цветов", которую опубликовал в 1830 году Дмитрий Ознобишин, поэт и переводчик с нескольких европейских, а также с восточных языков. На европейской почве многообразный селам стал "цветочной почтой-флиртом". К началу XIX века этот условный способ общения под влиянием европейских традиций символизации растений внутренне перестраивается и приобретает форму этикетного кода под названием "язык цветов". <…> Растительный шифр становится финальной стадией в развитии европейской традиции цветочного символизма. О его популярности в сферах этикета и литературного быта говорит тот факт, что в это время слово "цветы" ассоциировалось в первую очередь с понятием "язык цветов". Тон в его популяризации задавала и поддерживала искушенная в галантных тонкостях Франция».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 3

Иллюстрации из книги «Язык цветов» (Le Language des Fleurs) Шарлотты де ла Тур, 1819

Фото: Cornell University Library

Иллюстрации из книги «Язык цветов» (Le Language des Fleurs) Шарлотты де ла Тур, 1819

Фото: Cornell University Library

Иллюстрации из книги «Язык цветов» (Le Language des Fleurs) Шарлотты де ла Тур, 1819

Фото: Cornell University Library

«В России язык цветов вошел в обиход из стран Востока и Европы в 1822–1830-е,— подтверждает Элеонора Басманова.— Незамужним девушкам — нежные цветы светлых оттенков: белые маргаритки, незабудки, ромашки, белые розы, ландыши, белую сирень и белые лилии. Замужним дамам дарили букеты более ярких оттенков и, конечно, розовые розы. На языке цветов розовая роза означала "молодую женщину в расцвете своей красоты". А темно-красные и бордовые розы говорили о любви и страсти, такие цветы мог подарить только муж. Пожилым дамам преподносили цветы более пестрые и яркие, желтые, оранжевые с зеленью, но не белые. Хочу уточнить: даже те цветы, которые нам знакомы, в первой половине XIX века и позже выглядели скромнее, а сами букеты были совсем небольшими». Тем не менее искусство флористов развивалось, восхищая элегантностью упаковки, для которой использовали золотую и серебряную бумагу, бархат, шелковые ленты. Иногда вспыхивала мода на определенные цветы, например на анютины глазки или васильки при Александре I. Орхидеи появились в России в середине XIX века, а популярные сегодня хризантемы — в конце XIX века. Главные цветы эпохи модерн — лилии, ирисы, цикламены, орхидеи и тюльпаны.

Свой язык цветов сложился и в народной культуре. «Например, василек, означавший у дворян "простота", "нежность" или "будь прост, как он", в народной традиции являлся выражением симпатии, нежности и любовного интереса»,— пишет Элеонора Басманова. Цветочный флирт хорошо понимали и безграмотные крестьянские девушки, передавая знания устно.

Как отмечает Клара Шарафадина, на обороте пособия Дмитрия Ознобишина размещалось в качестве шутливого предостережения критикам изображение мимозы, гласившее: «Не тронь меня». Пособие «Жизнь в свете, дома и при Дворе», сортируя цветы на «девичьи» и «дамские», отнесло мимозу к девичьим, объясняя, что мимоза символизирует скромность

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

И девушке, и тетушке

Интересно иллюстрируют этикетные правила первой трети XIX века воспоминания мемуаристки, приятельницы Михаила Лермонтова Екатерины Сушковой: «Во время антрактов дамы перебегали из ложи в ложу, в креслах тоже пестрели нарядные дамские шляпки, кавалеры подносили своим избранным и их безмолвным и неулыбающимся телохранительницам букеты, фрукты и мороженое. Л[опу]хин, конечно, не забыл меня; он дал мне букет из белых роз и незабудок, а Марье Васильевне изо всех возможных цветов и трав, и обе мы были довольны его выбором». Элеонора Басманова поясняет на этом примере: юная Сушкова получила девичий букет, в то время как ее зрелая спутница — дамский.

Племянница декабриста князя Евгения Оболенского Екатерина Сабанеева намекает на цветочное послание в мемуарах, вспоминая свою юность, пришедшуюся на конец 1840-х, и рассказывая о сестре: «Она стояла с ним в амбразуре высокого окна кутайсовской залы и пристально рассматривала цветы своего бального букета, который держала в руке, другой же своей маленькой рукой в белой перчатке легонько теребила его зеленые листья; тогда из букета выпала роза, маргаритка, мирта (не все ли равно, в сущности), только он поднял цветок и забыл отдать его ей: значит, все как следует, чтобы она могла думать, что он ее любит».

Элеонора Басманова предполагает, что «случайно» выпавшие цветы могли говорить о любви. Она ссылается на издание «Язык цветов» 1849 года, в котором роза служила знаком любви, маргаритка уверяла: «Я разделяю ваши чувства», а мирт подтверждал любовь.

Поэт Афанасий Фет был человеком светским, потому правила этикета помнил и без справочников. В «Моих воспоминаниях» он писал о цветах, преподнесенных будущей жене и ее родственницам: «Наступила Страстная неделя, и Боткины пригласили меня к пасхальной заутрене и к разговлению. Вследствие такого приглашения я отправился с вечера отдохнуть во флигель Василия Петровича, приказав слуге принести мне полную форму и три заказанных букета цветов». Какие именно цветы подарил Фет, неизвестно, очевидно одно: эти были разные букеты.

Федор Достоевский писал в августе 1879-го из Эмса влюбленные письма жене. Ему 58 лет, он уверен, что умрет через год или два, но письмо полно любви: «Здесь цветов ужасно много и продают их кучами. Но я не покупаю, некому подарить, царица моя не здесь. А кто моя царица,— вы моя царица. Я так здесь решил, ибо, сидя здесь, влюбился в вас, так что и не предполагаете…»

Порой на цветочную моду влияла художественная литература. В своей книге «Цветы в легендах и преданиях» Николай Золотницкий упоминает, что весь светский Петербург съезжался к графине Нессельроде посмотреть на цветение камелий в ее оранжереях, как на диковинку. Клара Шарафадина уточняет: «В пушкинское время камелия была достаточно экзотическим растением, недавно завезенным из Европы. Цветок еще не связывался со значением "бессердечной красоты", с которым он войдет в селамные списки после успеха романа Дюма-сына "Дама с камелиями". Напротив, камелию считали лучшим подарком невесте, нередко украшали бальное платье или прическу».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Мемуарист Михаил Пыляев в книге «Замечательные чудаки и оригиналы» живописал причуды купца-богача, затеи которого подразумевали и дарение дамам букетов камелий: «В сороковых годах в Петербурге проживал очень богатый иногородний купец Н-в. Он лет шесть был золотопромышленником; когда открылась в Сибири так называемая "золотая лихорадка" на Олекме, его поиски так были счастливы, что в пять-шесть лет он сделался миллионером. По приезде с приисков в Петербург он зажил по-барски. Дом его по изобилию всего просто поражал посетителя. Балы его напоминали нечто сказочное: еще далеко до его дома виден был свет от его палат, а у подъезда стояла целая праздничная иллюминация. Сам хозяин встречал гостей в передней и подносил каждой из дам по роскошному букету из камелий или других редких цветов. Все комнаты этого богача убирались и уставлялись цветами и деревьями, несмотря на зимнее время, здесь были в цвету бульденежи, сирени, акации, розы и другие цветы не по времени».

Специальные руководства и реклама в журналах позволяют понять, какие цветы выращивали в оранжереях Петербурга. Ландыши и фиалки в XIX веке импортировали к Пасхе из Ниццы. «Популярны были розы, лилии, анемоны, туберозы, гиацинты, нарциссы. Особой симпатией пользовались ландыши, которые, по словам одного из старинных руководств, петербургские садовники в оранжереях получали в миллионах экземпляров. На рубеже XIX и XX веков к ассортименту любимых цветов добавились фрезии, ирисы, фиалки и даже орхидеи»,— пишет Тамара Горышина в книге «Зеленый мир старого Петербурга».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Дворянин, получивший образование в первой половине XIX века, этикет впитывал с детства, включая правила выбора цветов. Эти нормы могли быть прописаны в пособиях на французском языке. С 1860-х, после отмены крепостного права и появления класса буржуазии, подобному пришлось обучаться людям, не имевшим ранее таких знаний. Многочисленные пособия для разных социальных групп позволяли решить эту проблему, в том числе знакомили с принципами дарения цветов.

Издание редакции журнала «Вестник моды» «Жизнь в свете дома и при Дворе. Этикет» 1890 года напоминает об устоявшихся нормах поведения и напутствует: «Молодой человек не должен предлагать молодой девушке ни цветов, ни букета, если она ему не невеста или подруга невесты, у которой он шафер. Однако при случае он может предложить по цветку или по букетику матери девушки и ей самой. Гуляя с дамами, мужчина может купить на улице букеты, но с тем, чтобы поднести их всем своим спутницам. Никогда не должен он дозволять женщине своего круга покупать букет в его присутствии; он должен поспешить заплатить за него, и дама не должна мешать ему, но из деликатности она лучше сделает, если не пожелает приобрести цветы, зная, к чему это обязывает кавалера». Невесте в знак особого внимания к жениху предлагалось втыкать в свой корсаж несколько цветов из его букета.

Пособие знакомит читателя и с символикой цветов, уверяя, что «желтая роза — эмблема супружеской любви», а «персиковый цвет и жонкиль (разновидность нарциссов.— “Ъ”) приличны только замужним».

В букеты молодым девушкам допускалось включать экзотические ныне растения — вязель (полевой горошек, заячий клевер; символизировал наивность) и дикий перец (девственность). Мускатная роза и махровая гвоздика означали жеманство, тюльпан ассоциировался с великолепием, душистый горошек — с деликатностью. Современного читателя может удивить упоминание в пособии шампиньона, но его, впрочем, дарить не следовало, так как он говорил о недоверии.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Исчезновение клумбы и героя

Самый очевидный повод, по которому мужчины дарили и дарят цветы женщинам,— знак романтического внимания, любви, галантный атрибут ухаживания. Цветочные недоразумения, впрочем, тоже случались. В письме к Полине Виардо от 3 февраля 1864 года Иван Тургенев писал о госпоже Керн (во втором замужестве — Марковой-Виноградской): «Вечер провел у некой m-me Виноградской, в которую когда-то был влюблен Пушкин. Он написал в честь ее много стихотворений, признанных одними из лучших в нашей литературе. В молодости, должно быть, она была очень хороша собой, и теперь еще, при всем своем добродушии (она не умна), сохранила повадки женщины, привыкшей нравиться. Письма, которые писал ей Пушкин, она хранит как святыню <…> На месте Пушкина я бы не писал ей стихов. Ей, по-видимому, очень хотелось познакомиться со мной, и так как вчера был день ее ангела, мои друзья преподнесли ей меня вместо букета».

В августе 1876-го художница Мария Башкирцева писала в дневнике: «Шесть лет тому назад в Одессе maman часто виделась с m-me М., и сын ее, Гриц, каждый день приходил играть с Полем и со мною, ухаживал за мной, приносил мне конфеты, цветы, фрукты. Над нами смеялись, и Гриц говорил, что он не женится ни на ком, кроме меня…»

Улыбку в связи с цветочными подношениями вызывает не только незадачливый господин Гриц. В «Моих воспоминаниях» Александр Бенуа рассказывает забавный случай 1878 года, связанный с дачными впечатлениями на Кушелевке. Восьмилетний Бенуа, катался с другом на лодке и проплывал мимо Кушелевского дворца, который был сдан в качестве летней резиденции какому-то институту. Компания на лодочке попыталась познакомиться с барышнями-институтками, а для пущего эффекта — преподнести им цветы. Ради этой затеи пострадали клумбы матери друга Бенуа. Девиц рыцарский поступок мальчишек тронул — и они, «забыв всякую осторожность, громко защебетали». Идиллию прервало появление строгой классной дамы, которая с позором выдворила из женского рая чужаков.

С букетом как жестом романтического интереса связана и еще одна история, рассказанная Александром Бенуа. У его матери была подруга — старая дева Елизавета Раевская: «В продолжение целой зимы (кажется, 1879 г.) она забавляла нашу семью переживаемым ею "романом". В нее якобы влюбился какой-то отставной генерал, оказавшийся с ней рядом в конке и вступивший с ней в разговор, начав с заявления, что он еще никогда не встречал такого классического носа. Несомненно, старый хрыч вздумал потешиться над действительно поразившей его, казавшейся удивительно старомодной дамой. Но тетя Лиза, что называется, "клюнула" на эту удочку, и в продолжение нескольких месяцев мы от понедельника до понедельника могли следить за развитием этой авантюры, которая после поднесения генералом нескольких букетов и двух коробок конфет (в чем тетушка уже усматривала "предложение") кончилось бесследным исчезновением героя».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Оборвать цветы и чувства

Желание поразить даму цветами порой оборачивалось конфузом. В «Воспоминаниях» мемуаристки Марии Каменской упомянута племянница скульптора Ивана Мартоса Александра Степановна, муж которой влюбился в богатую помещицу и завалил ее букетами: «Мой покойник был ведь не просто семинарист, как я за него замуж выходила, он ученый был, на магистра шел, да на экзаменах у него что-то сорвалось, ему и дали место священника в село к богатой вдове помещице. А красавец он какой был, так я и сказать вам не могу: чистая писаная, картина! <…> Ну вот и повенчались мы; спервоначалу как в раю жили <…> Только вот с моим покойником вдруг что-то попричтилось, начал он у меня с разуму спячивать...

Влюбился в нашу помещицу и начал он за нею ухаживать: что ни день — он у нее же в оранжерее все дорогие цветы оборвет, огромный букет сделает, лентами от моих чепцов перевяжет и поднесет ей в презент...

Она за свои цветы обижается, сердится... Мне моих чепцов смерть жаль: все с них ленты, как есть, обкорнал <…> Помещица терпела, терпела, да благочинному и пожаловалась... Его, моего голубчика, за неприличные поступки и расстригли...» Несчастный безумец умер в сумасшедшем доме.

Не всегда выходило ловко и у женихов, которые, делая девушке предложение, стремились украсить свой жест цветами. Об одном таком — с претензиями на оригинальность, но с хромающим чувством вкуса — рассказал литератор Степан Жихарев в «Записках современника», вспоминая событие, случившееся 7 мая 1805 года: «Помещик Ивантеев очень хороший, средних лет человек, довольно образованный, то есть говорит по-французски и по-немецки, имеет слабость считать себя поэтом, протежировать каких-то ничтожных музыкантов и казаться аристократом, прибавляя, между тем, к каждой почти речи совсем неаристократическое слово: к а т а в а с и я. Этот Ивантеев влюбился в Катеньку Боровикову, небогатую, но милую и умную девушку, живущую с малолетства у Натальи Матвеевны Вердеревской, и предложил ей свою руку. Это было ничего; только он неловко сделал это предложение. В день рождения Катеньки Боровиковой он отправил к ней преогромный букет каких-то пошлых цветов и в нем объяснение в любви с формальным предложением в уморительно напыщенных куплетах».

Писатель Борис Садовский в 1904-м был нанят секретарем к генералу от инфантерии князю Александру Щербатову. Однако сотрудничество не задалось. «Любовь помешала моим занятиям. Я увлекся одной московской барышней. Беатриче (так я называл ее) гостила на святках в Нижнем. Я полетел туда и вернулся в Москву вместе с моим кумиром. Здесь я катал ее на лихачах, возил по театрам и ресторанам, подносил цветы. Кончилось тем, что я истратил все деньги, а князь нашел другого секретаря»,— грустно вспоминает Садовский.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 2

Петр Голуб. Плакат «Слава советским женщинам, активным строителям социализма!», 1947

Фото: П. Голуб

Алексей Кокорекин. Плакат «Таких женщин не бывало и не могло быть в старое время», 1947

Фото: А. А. Кокорекин

Четное потом

В послереволюционное время цветок, подаренный любимой женщине, обрел новые смыслы помимо выражения нежности и обожания. Это еще и деталь прежнего мира — уютного, понятного и знакомого, тоска по которому очень сильна. Не случайно жена художника Сергея Судейкина Вера 7 июля 1918 года писала в дневнике: «Вчера, делая порядок, я выбросила завядший офицерский букет и сговорилась с Сережей, что у нас будет обычай справлять все семейные праздники, а по воскресеньям Сережа мне будет дарить цветы, хоть одну розу. Поэтому Сережа утром уходит к Рейнботу и приносит дивный букет».

Главными в советскую эпоху стали гвоздика, гладиолусы, сирень, мимоза, нарциссы, тюльпаны и другие цветы, которые можно было вырастить в саду, розы преподносили гораздо реже: они были дороги.

Современная российская флористика заметно отличается от цветочного рынка XIX века. Язык цветов упростился, хотя традиция радовать дам букетами не исчезла.

Об этом пишут социологи Ирина Троцук и Анастасия Морозова: «Сама функция цветочного подарка как послания сохранилась, хотя цветы "заговорили" по-другому: например, размер букета, стоимость цветов и сложность флористической композиции говорят скорее о социальном статусе и достатке индивида, чем о его отношении к одариваемому». По мысли социологов, розы по-прежнему дарят любимой девушке или женщине «как универсальный, подходящий ко всем случаям жизни цветок». Тюльпаны и мимозы популярны 8 Марта. Современные россияне менее внимательны к оттенкам цветов, и далеко не каждый мужчина отличит фрезию от хризантемы или догадывается, как выглядит альстромерия, но все помнят стереотип: только покойнику можно дарить четное число цветов, а живым — всегда нечетное.

В современной России цветы говорят тише, чем раньше, но по-прежнему способны создавать праздник, благодарить, выражать любовь или скорбь, демонстрировать статус, заявлять об особом отношении и просить прощения.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 2

Накануне Международного женского дня 8 марта стоило бы праздновать День цветочника

Фото: Коммерсантъ / Александр Миридонов  /  купить фото

Накануне Международного женского дня 8 марта стоило бы праздновать День цветочника

Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков  /  купить фото

Мария Башмакова