Советская Россия закрыта. Будет ли открыта Америка?

Результатом событий 3-4 октября стало не только закрытие "Советской России", но и твердое намерение президента закрыть и советскую Россию без кавычек. Относительно недавний лозунг "Советы без коммунистов!" окончательно преобразовался в лозунг "Долой Совдепию!" — и в девизах отрицательного порядка президентская команда недостатка не испытывает, тем более что о поверженной советской власти и вправду трудно пожалеть. Основным позитивным планом остаются выборы нового федерального парламента — что действительно принципиально важно.

"Коммерсантъ", 11.10.93, N40

Эта осень должна дать ответ на три основных вопроса: возможна ли сейчас узурпация власти президентом или кем-то еще, то есть: будут выборы или нет? наличествует ли у кого-нибудь сколько-нибудь обоснованная программа политических реформ? какие силы придут к власти в результате выборов, если они состоятся?

Единовластие в перспективе вряд ли реально

Конечно, передохнув от кошмара ночи с 3 на 4 октября, смело можно вновь констатировать: "Рука Всевышнего Отечество спасла". Однако такое действие руки Всевышнего, как мы это уже знаем по предыдущим непосредственным вмешательствам Провидения, производит двоякий эффект и не всегда приводит к ожидаемым последствиям, в данном случае — к торжеству демократии. Первейший, возникающий до всех прочих, вопрос: не намерена ли президентская команда продлить свое единовластие дольше, чем на два месяца (оставшиеся до объявленных выборов) и нет ли такого намерения у кого-то еще?

В данный момент признаков такого развития событий на уровне самой президентской команды, судя по всему, не наблюдается. Там, вероятно, понимают, что массовая поддержка, полученная президентом в результате военной победы, во-первых, достаточно зыбка до тех пор, пока не будут одержаны действительные победы — политические и экономические, а во-вторых, что самое неприятное, эта поддержка может до действительных побед и не дожить, если будет испытываться на прочность жестоким администрированием.

Никак не следует забывать, что поддержка Бориса Ельцина и мировым сообществом, и домашним общественным мнением разом и единодушна и условна, причем нарушение условий грозит обернуться столь же единодушным осуждением. Условия же суть: а) неуклонное соблюдение фундаментальных гражданских прав, б) скорейшее проведение честных и свободных выборов в Думу.

Спешное приостановление такой неадекватной меры, как предварительная цензура, также позволяет надеяться, что условность поддержки президентура все же осознает. Это, конечно, не значит, что административной грации будет поставлен жесткий предел, скорее можно говорить, что грация не выродится в полный беспредел и наиболее одиозные начинания будут без лишней рекламы прекращаться, так и не развившись во что-нибудь величавое.

Однако помимо президента и его гражданских министров есть обособленно воспринимаемая общественным мнением группа силовых министров, намерения и возможности которых, таким образом, нужно рассмотреть отдельно. На уровне намерений никаких идей типа введения чрезвычайного положения по всей стране никто из силовых министров пока не высказал, что уже само по себе обнадеживает — или же позволяет предполагать, что силовые министры (или кто-то из них) просто хотят обойтись без запуска пробных шаров. Насколько верно последнее предположение, можно понять, рассмотрев реальные возможности этой группы.

К счастью, продемонстрированная 3-4 октября определенная слабость военно-государственной машины оказалась в итоге на руку той ее части, которая является скорее государственной, нежели военной. План разгона парламента действительно сильно смущал даже ярых сторонников этой меры тем, что в результате президент и правительство окажутся фактическими заложниками силовых структур. Будь разгон регулярным и правильным, так, очевидно, и случилось бы, однако именно драматичность событий 3-4 октября привела к тому, что о заложничестве уже нельзя говорить с такой уверенностью.

Сомнительные действия МВД, непонятная роль МБ и колебания МО привели к тому, что героями дня они отнюдь не стали, а в результате вместо того, чтобы иметь президента в заложниках, силовики (прежде всего милиционеры) озабочены в первую очередь тем, как бы отмазаться от неприятных вопросов, нежели тем, как диктовать свою волю правительству.

Сегодняшняя бодрость милиции, в порядке компенсации за свою воскресную, мягко говоря, нерешительность разбивающей ныне носы мирных обывателей и журналистов, выглядит несколько наигранной (если, конечно, это может утешить обладателя разбитого носа) — именно воскресное поведение милиционеров дает власти возможность до известной степени ставить их на место, а мордобой проводить все же по разряду "прискорбных эксцессов", а не "высокой гражданской добродетели".

Таким образом, и силовые структуры, кажется, не станут в данный момент слишком активно тянуть одеяло на себя. Понимая всю предварительность этого вывода, примем его в качестве обоснованного допущения и обратим внимание вот на что. Ответив на вопрос, не будет ли в России "слишком много порядка", следует ответить и на другой: а не будет ли порядка слишком уж мало?

Политической реформе не помешала бы некая концепция

Разумный демократический порядок, на наш взгляд, складывается либо веками и в больших муках (становление европейских демократий), либо, если надо быстро и без эксцессов, — на хорошо продуманной концептуальной основе (так почти никогда не бывает, но для успокоения можно с некоторой условностью сослаться на опыт написания Конституции США).

Так вот, нам надо быстро и без эксцессов — следовательно, нужна концепция. С ней же пока налицо явная неопределенность, последовательно нарастающая от федерального уровня к уровням автономий и местному.

На федеральном уровне, по крайней мере, ни у кого не вызывает сомнения традиционная модель разделения властей: "представительная — исполнительная — судебная". Но и здесь вопросов больше, чем ответов. Во-первых, неясно место президента. Он кто, глава государства или глава исполнительной власти? Во-вторых (по заметности, но не по важности), каково обоснование предложенной модели федеральной представительной власти? Мы не будем сейчас рассматривать данную модель по существу, это предмет очень отдельного и детального исследования. Вопрос в другом: предложив именно эту модель, никто, к сожалению, пока внятно не разъяснил, почему она именно такая, а не иная. Почему Госдума и Совет федерации? Почему именно такова система представительства и выборов? Наконец, насколько согласны именно с этой системой заинтересованные силы: избиратели, региональные власти, политические партии? И последнее: в чем гарантия того, что новый парламент не будет Верховным Советом, то есть все той же советской властью?

В отсутствие ответов следует исходить из допущения, что их нет и вовсе. То есть, о чем-то люди, сочинившие эту систему, разумеется, думали, но отсутствие всяких комментариев говорит о том, что сами авторы от своей схемы не в слишком большом восторге. Об этом же говорят и корректировки, вносимые на ходу: меняется система представительства, неясен состав Совета Федерации.

С другой стороны, понятно, что за очень короткий срок, ограниченными силами и без широкой общественной дискуссии работоспособную систему действительно не создашь. Поэтому к авторам-то, собственно, претензий нет. Безусловно правы они в том, что сейчас действительно нужен именно новый парламент, а не учредительное собрание, так как последнее все-таки не власть, а пауза во власти. Нужна же власть. Другое дело, что полномочия нового парламента следовало бы, вероятно, сделать как можно более короткими — около года — и использовать их для того, чтобы выполнить попутно и функцию учредительного собрания или "отцов-основателей" — придумать и легитимизировать нормальную систему федеральной представительной власти.

И местной власти тоже. Здесь проблема, на самом деле, еще более серьезная, чем на федеральном уровне. Не будем сейчас касаться системы власти в автономиях, ее проблемы во многом напоминают федеральные. Гораздо хуже обстоит дело на уровне городов и районов.

Пока, кажется, мало кто осознал, что же такое на самом деле "уничтожение советской власти". Между тем это не столько реформа парламента, сколько изменение системы власти на местах. Именно здесь была (и есть) советская власть, которая, как ни парадоксально, при первых попытках демократических реформ обернулась неожиданно этакой сверхдемократичной стороной — абсурдной идеей наличия представительной (читай: законодательной) и исполнительной власти на уровне города или даже района. Система разделения властей на этих уровнях ущербна еще и потому, что настоящее разделение властей предполагает, как отмечалось, наличие третей власти — Верховного (конституционного) суда — при разделении властей таковой должен быть в каждом районе! И его решения, заметим, должны быть прецедентны. Не будем дальше углубляться в эту глупость. Химерность районного парламента действительно очевидна. Но с его упразднением нас подстерегают две большие проблемы.

Первая — актуально-политическая. Роспуск советов однозначно предполагает и роспуск исполнительной власти на местах, так как городская (районная) исполнительная власть является неотъемлемым элементом системы советов. Это, кстати, поняли в свое время в Москве, где выбрали мэра, что впрочем, как будет показано ниже, не решает всех проблем. Так вот, понимает ли местная исполнительная власть, ратующая сегодня (с точки зрения теории, совершенно справедливо) за роспуск советов, что тем самым она упраздняет сама себя? Если нет, то как она будет себя вести, если поймет? Между тем, поддержка именно этой власти вместе с исполнительной властью областей (которая, допустим, еще может существовать по принципу разделения) и обеспечила необходимый минимум легитимности действиям президента в период с 21 сентября по 4 октября. Следовательно, президентская команда должна озадачиться вопросом, что она может предложить местной исполнительной власти.

Здесь-то и возникает еще одна концептуальная проблема. В принципе — ничего, кроме выборов, что само по себе для исполнительной власти ново. При этом в мире существует множество моделей местного самоуправления. В большинстве своем они предполагают, что выборные члены мэрии либо одновременно и принимают и исполняют собственные решения, либо осуществляют чисто консультативно-контрольные функции. Как будет у нас? Предложив советам самороспуск, следует одновременно предложить и принципиально новую модель местного самоуправления. Если, распуская Верховный Совет, президентская команда просто ставит на его место более цивилизованный по форме парламент, то распуская ("самораспуская") местные советы, она, вероятно, не готова (что правильно) заменить их местными парламентами нового типа. При этом не сделано даже попытки предложить какую-либо новую модель местного самоуправления для всей России. Единственная известная инициатива принадлежит Юрию Лужкову, предложившему учредить в Москве Городскую думу. Чем она будет отличаться от Моссовета? И что делать жителям Костромы — тоже изобретать свою модель?

Похоже, в президентской команде осознают эти проблемы. По крайней мере, так можно истолковать сделанные в конце минувшей недели заявления высокопоставленных лиц из аппарата президента о возможности продления жизни местным советам — так сказать, президентская команда взяла тайм-аут на раздумья об их дальнейшей судьбе. Первое, что должны, на наш взгляд, дать эти раздумья — однозначно несиловой механизм трансформации советской власти на местах во что-то более цивилизованное.

Кстати, аргументы многочисленных сторонников немедленного роспуска советов на местах, что советы, мол, тормозят тут и там экономическую реформу и приватизацию, не выдерживают критики. Эти советы и раньше-то в основном больше шумели, в то время как экономическая реформа если и тормозилась, то парламентом и противоречиями в правительстве, а приватизация шла себе своим чередом. Нынче же, надо полагать, всякое настроение шуметь у местных парламентариев начисто выветрилось.

Таким образом, сегодня концепция политической реформы хромает на обе ноги — на федеральную и особенно на местную. Приняв временность федерального парламента и оставив идею за неделю реформировать местную власть, эту концептуальную хромоту можно постепенно вылечить. Но пока она сохраняется, политический процесс, естественно, развивается во многом стихийно, и в силу этого особое значение приобретает фактор и без того первостепенный — новый расклад политических сил.

Сила политики в том, что это — не сила

Расклад традиционных политических сил (демократов, консерваторов, либералов etc.) мы начнем рассматривать с силы не вполне традиционной — а именно: города Москвы, точнее, отцов города из московского правительства. На них, несомненно, приложивших немалые усилия для президентской победы, ложится сейчас совсем особая ответственность. Учитывая гипертрофированно централистскую структуру России и нынешнюю ситуацию, в которой Москва вольно и невольно оказывается разом и витриной и полигоном нового режима, политическая роль московской муниципии возрастает необычайно, и происходящее в Москве — именно как в муниципии, а не как в источнике федеральной власти — либо имеет прецедентное значение, либо воспринимается с особой остротой.

В качестве одновременно и нежелательного прецедента и меры, способной породить неадекватную реакцию, настораживает прозвучавшее на днях намерение городских властей продлить чрезвычайное положение в Москве и после ликвидации его непосредственных причин, т. е. массовых беспорядков, — уже на предмет муниципального благоустройства.

Нежелательность прецедента тут очевидна — стремление ввести у себя "чрезвычайные положения" местного масштаба могут появиться у многих местных руководителей, не желающих быть "хуже Москвы", отсюда же недалеко и до чрезвычайного положения всероссийских масштабов. А тут надо заметить, что чрезвычайное положение лишь кажется панацеей; на самом же деле, будучи продлено более чем на несколько дней, оно создает больше проблем, нежели решает.

Что же касается самой по себе идеи отгородить Москву заставами от всей остальной России, то она, помимо прочего, вполне убийственна для централизаторских идей президента, вызывая в жителях провинции справедливое подозрение, что их здесь считают за людей второго сорта. Рассчитывать, что при такой политической бестактности централизаторские меры будут исправно исполняться, может только очень большой оптимист. Таким образом, существует опасность, что роль Москвы может оказаться неконструктивной — впрочем, пока с нашей стороны это скорее настороженность, нежели прогноз.

Традиционные же политические силы уже позволяют делать именно прогнозы. Прогнозы же принято начинать с исторических аналогий. В качестве таковой заметим, что после того, как I и II Государственные Думы (в нашей аналогии ВС СССР и ВС России) были разогнаны за полной недееспособностью и крайней революционностью, III Дума исправно участвовала в столыпинской реакции и даже отработала весь предписанный законами Российской Империи срок. Если история хоть как-то повторяется, это позволяет всматриваться в будущее без излишней паники. Во всяком случае, в будущее близкое.

Оставив теперь аналогии, перейдем к сравнительному анализу влияния политических сил после 4 октября. Прежде всего, агония Белого дома очень сильно сократила политические возможности русских наци, ибо они продемонстрировали весьма слабую способность к производству чего-нибудь другого, кроме кровавого беспорядка. Между тем даже такой, не слишком часто встречающийся ныне, экземпляр, как прокоммунистически настроенный обыватель, жаждет скорее порядка — пусть даже и кровавого, кровавый же хаос ему не по сердцу. Кроме того, удар нанесен не только по сущностной, но и по знаковой составляющей движения: последние детали агонии — попытки заручиться покровительством западных посольств — очень вредят необходимому для будущей борьбы мифу о героической обороне Белого дома от врагов нации. Вместо героических жестов в духе вагнеровской "Гибели богов" нашкодившие люди стали умолять о защите тот самый Запад, который, по их недавним уверениям, и является источником всемирного заговора против России. Такая по-человечески понятная непоследовательность очень портит очередной "миф XX века", а без такового мифа шансы нацизма уже не столь велики.