Взятие на испуг

"Ветер не просто воет под карнизами, но кричит, как женщина, которой безумец дюйм за дюймом вспарывает живот, да еще тупым ножом" — вот такая погода стоит в последнем романе Стивена Кинга, любимая погода его читателей. Книга, как обычно у Кинга, сентиментальна, как дневник школьницы, и страшна, как ночной рассказ школьника. Эта принципиальная детскость — один из секретов всемирной популярности Кинга: страхи перед первой менструальной кровью или чудовищем под кроватью свободно гуляют по американской и вообще современной психике, не встречая той системы преград и противоядий, которая составляет любую традиционную, взрослую культуру.

Издательство АСТ, давно уже монополизировавшее русского Кинга, выпустило перевод романа "История Лизи" всего через полгода после выхода в свет оригинала. Любители Кинга найдут здесь и огромных потусторонних червей, и маньяка с консервным ножом, и безумного подростка, умирающего среди собственных испражнений, и кровоточащие разрезы на теле почти всех персонажей. Эта книга — попытка вообразить, как живется писательским вдовам. Кинг написал ее после того, как сам едва не погиб в автомобильной аварии в 1999 году. Героиня романа Лизи, вдова популярного писателя Скотта Лэндона, разбирает вещи мужа, вспоминает роковые моменты их общей жизни и его кошмарного детства, пытается спасти больную сестру и сама спастись от обезумевшего поклонника Лэндона. Исцеляет сестру и убивает маньяка вода, взятая из того самого волшебного водоема, из которого Лэндон черпал литературное вдохновение. Очевидно, это более оптимистический взгляд на литературу, чем в других романах Кинга о мистике писательства: "Сияющий" ("Сияние") (1977), "Мизери" (1987), "Темная половина" (1989), "Мешок с костями" (1998).

Перевод выполнен опытным переводчиком Виктором Вебером, который зачем-то предложил русским фэнам Стивена Кинга, обитающим в интернете, "поучаствовать в проекте по поиску и устранению недочетов в переводе книги Стивена Кинга "История Лизи"". Как писал по завершении проекта один из участников, "вы дали возможность поучаствовать в переводе романа тем самым читателям, которым потом покупать книгу в коллекцию, дали нам возможность внести свои правки и поделиться своим видением. Спасибо вам за это огромное!" А любые фэны всегда готовы пожертвовать русским языком ради буквы священного для них писания, в данном случае — буквы английской. Они не лучшие советчики при переводе книг. Возможно, именно поэтому важная часть книги — выдуманный Кингом интимный жаргон героев — в переводе совершенно загублена. То переводчик просто записывает эти словечки русскими буквами, когда надо было бы выдумать русский аналог, то изобретает совершенно невозможные выражения — вроде повторяющегося эпитета "святомамкин".

Человеку постороннему, не фэну, мешают наслаждаться Кингом два его фундаментальных недостатка. Во-первых, от великих американских ужасателей Кинг унаследовал способность пугать, но не чувство юмора. Во-вторых, Кинга-визионера при всей его удивительной наблюдательности отличает какая-то глубинная безграмотность и нечуткость. Он путает бреды и кошмары, приходящие из совершенно разных пластов психики и реальности,— детские, предсмертные, алкоголические и т. п. Поэтому его книги часто оставляют ощущение нечистоты — в отличие от поставленных по ним фильмов, упрощающих и очищающих исходный материал.

Отсутствие чувства юмора — иначе говоря, той отрешенности, которая составляет суть настоящего искусства,— и визионерская неразборчивость помешали Кингу стать большим писателем ранга Филиппа Дика. Обидно, что эта фраза о персонаже "Истории Лизи" не может служить формулой его собственного творчества: "Бывало, он говорил (спокойно, даже с улыбкой) о том, что мог видеть на экране выключенного телевизора. Или на дне широкого стакана, если наклонить его под нужным углом".

Стивен Кинга "История Лизи" АСТ, 2007