Европейская оборона
Между выводом американских войск и «разумной достаточностью»
Экономики Европейского союза в настоящее время находятся в неявном кризисе. Для некоторых стран, в число которых входит и Германия, кризис уже стал реальностью. Другие страны, такие как Франция и Италия, находятся на грани между очень низким ростом и рецессией. Экономическое положение, связанное с резким повышением цен на энергоносители (и, в частности, на газ), усугубляется желанием европейских правительств значительно увеличить свои военные расходы, подняв их до уровня в 5% ВВП. Но есть ли у этих правительств возможности для маневра в сложной ситуации растущего бюджетного дефицита? И какой уровень военных расходов можно считать «разумным» в нынешнем геополитическом контексте? Попробуем ответить на эти вопросы.
Фото: Inquam Photos / Octav Ganea / Reuters
Фото: Inquam Photos / Octav Ganea / Reuters
Европа: экономика в плачевном состоянии
С конца февраля 2025 года все чаще звучат заявления европейских лидеров и чиновников Еврокомиссии, призывающих к увеличению расходов на вооружение Европы. Но какова же при этом экономическая ситуация в Евросоюзе? Экономический рост в 27 странах ЕС и еврозоне выглядит в лучшем случае очень слабым. Так, в четвертом квартале 2024 года в целом по ЕС наблюдается стагнация, а в Германии — рецессия.
Жак Сапир, директор CEMI (Центр исследований проблем индустриализации, Париж, Франция), иностранный член Российской академии наук
Жак Сапир, директор CEMI (Центр исследований проблем индустриализации, Париж, Франция), иностранный член Российской академии наук
Хотя характер проблем, с которыми сталкивается каждая экономика, может отличаться, общий результат одинаков. Франция сохранила более высокую траекторию роста, чем Италия и Германия, но ценой колоссального бюджетного дефицита. Маловероятно, что в 2025 году во Франции что-то существенно изменится. Министр финансов страны Эрик Ломбар прогнозировал дефицит бюджета в размере от 5,4% до 5,8% до объявления Трампом тарифов, которые могут привести к сокращению ВВП Франции на 0,5% и увеличению дефицита бюджета до 6% и более. Германия, в свою очередь, пострадала еще сильнее. Падение котировок акций Reinhmetall на 27% 7 апреля 2025 года доказывает это. Сейчас германские власти должны бороться с последствиями роста цен на энергоносители и срочно заняться обновлением значительной части национальной инфраструктуры, чем различные правительства страны пренебрегали с 2010 года. Готовящийся стать канцлером Германии Фридрих Мерц объявил о специальной программе стоимостью €500 млрд на ближайшие годы. Это, естественно, скажется на бюджетном дефиците страны, увеличив его более чем на 3,5%. Однако главной причиной экономических трудностей представляется рост цен на энергоносители. После введения антироссийских санкций во втором квартале 2022 года уровень загрузки производственных мощностей в еврозоне неуклонно снижался.
Другими словами, именно промышленно развитые страны еврозоны испытывали наибольшие проблемы еще до объявления Трампом новой тарифной политики. В то же время, когда мы говорим о «перевооружении Европы», это потребует решения проблем не только в промышленности, но и в государственной бюджетной политике.
Кризис государственных финансов
В начале 2010-х годов для европейских стран был характерен высокий дефицит государственных бюджетов. Но в период до 2018–2019 годов эти дефициты быстро снижались. Затем кризис, вызванный пандемией COVID-19, снова спровоцировал значительный всплеск бюджетных дефицитов, которые в целом по 27 странам ЕС (ЕС-27) и 20 странам еврозоны (Евро-20) составляли от 6,5% до 7% ВВП. Затем быстрое сокращение бюджетных дефицитов возобновилось, но в 2022 году этот процесс остановился. С этого момента дефициты стабилизировались на уровне примерно 3,5% от ВВП, но, вероятно, увеличились в 2024 году. Некоторые эксперты утверждают, что дефицит в 3,5% не стоит считать слишком серьезной проблемой. Однако эта величина показывает, что некоторые страны испытывают реальные трудности с финансированием своих государственных расходов. Вследствие этих трудностей в большинстве крупных экономик ЕС-27 государственный дефицит значительно увеличился с 2022 года.
В настоящее время профицит бюджета наблюдается только в Португалии. Однако Германия, не говоря уже о Франции, Италии и Бельгии, не может справиться с бюджетным дефицитом и, как было написано выше, будет вынуждена значительно нарастить его ради финансирования своей инфраструктурной программы. Это, в свою очередь, будет иметь серьезные последствия в виде роста государственного долга.
Госдолг стран Европы был относительно низким с 2000 года по 2007 год, хотя средний долг по еврозоне, где он не должен превышать 60% ВВП, оказался выше, чем средний долг по ЕС-27. Последствия международного финансового кризиса 2008–2010 годов, за которым последовал так называемый долговой кризис Европы, сопровождавшийся крайне сложной ситуацией в южных странах Европейского союза, таких как Греция, Италия и Испания, привели к тому, что в 2013 и 2014 годах государственный долг достиг пиковых уровней.
В результате проведения очень жесткой политики бюджетной корректировки этот долг сокращался до 2019 года. Но кризис, связанный с пандемией COVID-19, привел к тому, что в 2020 году он достиг нового пика. С тех пор долг вернулся к высокому уровню — 80% для 27 стран ЕС и 87% для еврозоны. Ожидаемые результаты за 2024 год, вероятно, продемонстрируют стабилизацию уровня долга на этих высоких уровнях (об этом свидетельствуют цифры дефицита бюджета). Иными словами, финансовое состояние 27 стран ЕС и еврозоны, похоже, не слишком пригодно для того, чтобы снова брать крупные займы. Тем не менее именно это они и планируют сделать.
Госпожа фон дер Ляйен только что объявила о намерении прибегнуть к глобальному займу для 27 стран ЕС в размере €800 млрд с целью профинансировать план перевооружения Европейского союза. Конечно, этот план все еще находится в подвешенном состоянии. Но если этот план будет реализован, эти средства будут в некотором роде «гарантированы» Европейским центральным банком, который мог бы монетизировать этот новый долг. При этом очевидно, что желание резко увеличить военные расходы возникает в очень неподходящее для стран Европейского союза время. Что, в свою очередь, поднимает другой вопрос: оправдан ли этот план так называемой российской угрозой и соответствует ли он реальной ситуации?
«Российская угроза» как пугало
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
Президент Франции Эмманюэль Макрон в недавнем телеобращении 5 марта заявил, что доля расходов на оборону в бюджете России достигла 40%. 7 марта это заявление повторил премьер-министр Франсуа Байру, выступая в эфире телеканала C-News. Однако ни одно исследование не подтверждает эти цифры, которые, по-видимому, являются результатом неправильного толкования бюджетных механизмов в России. Если мы сопоставим это с консолидированным бюджетом России, который является эквивалентом бюджета, представляемого правительством Франции парламенту страны, мы получим только 17,02%. Расхождение между заявленными 40% и реальными 17% говорит, что аргументы властей больше относятся к пропаганде и военной панике, чем к реальному положению вещей.
К слову, лексикон, используемый европейскими политическими лидерами сегодня, чрезвычайно запутан. По этой причине использование термина «военная экономика» в данном случае особенно неуместно. Следует помнить, что в контексте мировых войн XX века термин «военная экономика» относился к совершенно другой количественной (выделение от 20% до 30% ВВП, а не госбюджета, на оборону) и качественной (трансформация части гражданского производственного аппарата — автомобилестроение, железнодорожный транспорт, производство оборудования — в военное производство) реальности. Очевидно, что Россия, где гражданское производство растет быстрыми темпами, и страны Европейского союза (ЕС-27) далеки от этой модели. Приводимые в ходе дебатов данные по России, равно как и попытки добиться «пятипроцентного» бюджета на оборону, больше похожи на «пропаганду», чем на серьезное исследование имеющихся данных по большинству европейских экономик.
Это не означает, что усилия стран Евросоюза не нужны в контексте перспектив выхода США из НАТО. Новый президент США Дональд Трамп не скрывает своего желания добиться, чтобы европейские страны НАТО увеличили свои военные расходы, в то время как США могут со временем покинуть эту организацию. Поэтому есть необходимость подсчитать, какие усилия могут быть предприняты на самом деле.
Со времен Второй мировой войны объем ВВП стал синонимом размера и мощи экономики. Хотя этот показатель и важен, он лишь частично отражает реальный объем национального богатства и не в полной мере показывает производственные мощности страны. Кроме того, чтобы иметь возможность сравнивать, необходимо перевести данные по странам в единую единицу измерения, и чаще всего этой единицей является доллар США. Наиболее очевидным методом сравнения является использование обменных валютных курсов за определенный период. Это, казалось бы, простое решение, однако дает неудовлетворительные результаты, поскольку обменные курсы не обязательно отражают экономическую реальность из-за спекулятивных колебаний, которые существуют — как в сторону повышения, так и в сторону понижения — на денежных рынках. Поэтому, в частности, Всемирным банком или МВФ используется метод оценки ВВП по паритету покупательной способности (ППС). Расчет ППС основан на соотношении цен на товары в национальных валютах. Эти соотношения сравниваются с аналогичными показателями для тех же товаров или услуг в разных странах, после чего определяется «теоретический» обменный курс, позволяющий проводить сравнение. Этот метод, несомненно, более надежен, чем метод оценки ВВП через «официальный» обменный курс, когда речь заходит о сравнении экономик. Однако он может отличаться от нашего представления об экономике разных стран. ВВП Франции, рассчитанный по ППС, соответствует 2,2% мирового ВВП, Германии — 3,4%, Италии — 1,4%, в то время как в России этот показатель достигает 3,5–3,6%. Это сразу останавливает все разговоры о том, что российский ВВП всего лишь равен испанскому.
«Разумная достаточность» для Европы
Следует помнить, что в 1988 году, в первые годы перестройки, два российских аналитика, господин Кокошин и господин Ларионов, разработали концепцию «разумной достаточности» применительно к Советскому Союзу. Почему бы не применить ту же самую концепцию к Европейскому союзу сегодня?
Военные расходы России в 2025 году составят 0,1836%, а Франции — 0,0462% от глобального ВВП, оцененного по ППС. Однако если вычесть расходы на министерство внутренних дел, чистые военные расходы Франции составят 0,0367% от глобального ВВП, или примерно в пять раз ниже военных расходов России. Этот разрыв между военными расходами Франции и России также может быть объяснен относительным экономическим ослаблением Франции, доля которой в мировом ВВП за период с 1992-го по 2024 год сократилась с 3,7% до 2,2%.
Однако размер ВВП — не единственный важный показатель. Доля промышленности в ВВП является хорошим индикатором, отражающим способность страны производить военную технику. В этом отношении Франция имеет слабые позиции. Если мы соотнесем доли промышленного производства в ВВП, зная, что в 2024 году она составляла 26,2% для России против 11,0% для Франции, и если мы сравним размер оборонного бюджета (2,1% ВВП во Франции против 5,3% ВВП в России в 2024 году), это будет означать, что потенциально объем выпуска военной продукции в России в шесть раз выше, чем во Франции. Если мы применим такие же рассуждения к Германии, учитывая, что ВВП России в 2024 году на 16% выше, чем в Германии, доля промышленности в ВВП равна 21% ВВП в Германии и 26% в России, а доля оборонных расходов в немецком бюджете составляет 2% ВВП по сравнению с 5,3% в России, то потенциальный объем военной продукции, производимой в России, примерно в 3,8 раза выше, чем в Германии. Проще говоря, страна с более высоким ВВП и с более высокой долей промышленности в своем ВВП способна производить больше оружия и военной техники, чем страна с более низким ВВП и с более низкой долей промышленности в ВВП при одинаковой доле расходов на оборону. Но сравнение надо проводить не между Россией и Францией и не между Россией и Германией. Страны ЕС политически объединены, и потому объемы их потенциального военного производства надо суммировать друг с другом.
Хотя 27 стран ЕС, несомненно, ранее сильно сократили свои оборонные расходы, нынешняя провоенная риторика слишком раздута средствами массовой информации и политиками. Учитывая ВВП Франции и Германии, а также Италии, Испании и Нидерландов в пересчете на ППС и долю их расходов на оборону, можно сделать вывод, что эти страны, вместе взятые, могут направить на национальную оборону от 60% до 65% тех ресурсов, которые Россия выделяет сейчас. Чтобы сравняться с военными расходами России и обеспечить безопасность ЕС, этим странам достаточно довести свои военные расходы до уровня 3% от ВВП, увеличив их на 50% по сравнению с текущей ситуацией. Это представляется и законной, и разумной целью.
Любая попытка поставить перед собой более высокую цель — напомним, что в западной прессе приводятся цифры военных расходов в диапазоне от 4,5% до 5,5% ВВП — будет означать, что речь идет не об уравнивании потенциалов, а о получении заметного количественного преимущества. Такая цель может быть истолкована российскими лидерами как провокационная и агрессивная и, в свою очередь, может спровоцировать дополнительные усилия со стороны России и вывести гонку вооружений на новый виток. Однако экономики 27 стран ЕС, в первую очередь экономики Германии, Франции и Италии, похоже, не в состоянии вступить в такую гонку без крайне негативных экономических, социальных и политических последствий для себя.