Для того, чтобы пометить свою территорию в современном искусстве, Олегу Кулику пришлось стать собакой. По мнению Милены Орловой, став знаменитостью, он развил политический нюх, но разучился кусаться.
Лет пять назад Олег Кулик в интервью газете "Коммерсантъ" признался, что его перформанс "Собака", смешно сказать, стал салонным искусством, дескать, иностранцы заказывают его, как "Мурку" на блатной вечеринке, да еще и требуют — кусайся поагрессивнее. Ясное дело, какой свободный творец может вынести такое надругательство и профанацию — собаку, фигурально выражаясь, пришлось пристрелить. А мне до сих пор жаль, что Олег Кулик больше не кусается — такого убедительного, многогранного и доходчивого художественного образа с тех пор никому из русских художников создать не удалось.
Казалось бы, тоже мне достижение — встать на четвереньки и всех облаять. Но как раз элементарность этого жеста и обеспечила Олегу Кулику небывалую для художников его жанра популярность: интеллигенты узрели в нем реинкарнацию булгаковского Шарикова и прочие культурно-исторические прототипы, публика попроще оценила талант шоумена, всерьез рассказывавшего в телешоу, как создать семью с животным.
К "Собаке" Олег Кулик пришел не сразу — сначала была свинья. Акция 1992 года "Пятачок раздает подарки" принесла художнику первую скандальную известность. Хотя особой изобретательностью не отличалась: Кулик пригласил в галерею мясника Николая с Даниловского рынка, который на глазах публики профессионально умертвил и разделал поросенка, все присутствовавшие получили по куску парной свинины. Обычная в жизни ситуация вызвала дикий ажиотаж: галерею "Риджина" пикетировали зеленые, а патриотично настроенные защитники нравственности уверяли, что на свинье якобы было написано "Россия".
Художник оказался чуток к гласу политизированного народа и воспользовался этой стихийной интерпретацией как подсказкой. В проекте "Вглубь России", осуществленном им совместно с писателем Владимиром Сорокиным, роль России исполняла фигура коровы, в вагину которой предлагалось засунуть голову всем желающим постичь суть русской глубинки.
Следующим шагом стала организация "Партии животных" — дело было как раз накануне президентских выборов 1996 года. Кандидата с рогами и копытами не зарегистрировали. Видимо, людей, готовых проголосовать за президента-скотину, тогда не нашлось. Эхом этой экстравагантной предвыборной кампании стал интерактивный аттракцион "Те же и Скотинин", давший ответ на извечный вопрос, кто спаивает русский народ: художник изобразил себя на скотном дворе в виде свиноматки, из сосков которой сочилась настоящая водка.
И все ж таки путь Олега Кулика к мировому признанию лежал через четвереньки и ошейник. Первый раз в образе человека-собаки он появился у дверей галереи Марата Гельмана в Москве 23 ноября 1994 года. Акция носила замысловатое название "Последнее табу, охраняемое одиноким цербером". Поводок держал в руках другой знаменитый тогда акционист-скандалист Александр Бренер, но о нем сегодня мало кто вспоминает, а вот сорвавшийся с цепи, голый и озверелый Олег Кулик стал не только символом эпохи, но и эмблемой восприятия нашей страны цивилизованным человечеством. И для этого ему не понадобилось писать на спине "Россия".
Первые же зарубежные гастроли "Собаки" — на выставку в Стокгольм — закончились грандиозным международным скандалом. Пригласивший Кулика куратор был возмущен, что "Собака" оказалась не послушной, а злой, буйной, неуправляемой и кусачей. Была даже подписана петиция-бойкот — "открытое письмо мировой художественной общественности", чтобы больше не пускать этих русских животных, не умеющих себя вести в приличном обществе, на международные выставки. Кулику, честно отыгравшему свою роль сторожевого пса у будки, в частности, инкриминировалось "империалистическое поведение", "идеология скинхедов", "неприятие женщин-художников" (а что взять с кобеля?) и "прямая атака против демократии и свободы слова". Дело было сделано: Кулик позволил воспитанным европейцам нарушить табу политкорректности, высказав все наболевшее по отношению к России в свой конкретный собачий адрес. У мировой арт-общественности возник своеобразный стокгольмский синдром. Человека-собаку стали наперебой приглашать на выставки, с мазохистским восторгом ожидая покусов,— а какой любитель изящного откажется от удовольствия сказать: "Меня укусило произведение искусства!"
И Олег Кулик оправдал ожидания, триумфально протрусив на своих четырех по полицейским участкам и первым полосам газет Цюриха, Берлина, Страсбурга, Роттердама, Нью-Йорка. Надо отдать художнику должное — он старался не повторяться, придумывая каждый раз новый поворот темы. Был подопытной "собакой Павлова", пускающей слюну по звонку,— западные критики немедленно вспоминали великий эксперимент по выведению и идеологической "дрессировке" советского человека. Пытался найти свое место в кругу европейских овчарок — комментировали возможность вступления России в Евросоюз и так далее и тому подобное. Но, чтобы окончательно не приесться, художнику ничего не оставалось, как сменить амплуа.
Последним громким проектом Олега Кулика стал "Музей" — восковые фигуры узнаваемых персонажей, препарированных так, как будто это животные в зоологическом музее. За Россию в проекте отвечают Космонавт и Теннисистка. Видимо, только из скромности художник не поместил в этот паноптикум чучело человека-собаки.