скандал театр
Сегодня московский театр "Школа драматического искусства" открывает новый сезон — 21-й со дня основания и первый без своего основателя Анатолия Васильева. В июле этого года, устав от конфликта с московскими властями, уволившими его с должности художественного директора, он прислал в комитет по культуре Москвы письмо с просьбой не считать его больше сотрудником созданного им театра (см. Ъ от 25 июля). АЛЛА Ъ-ШЕНДЕРОВА поговорила с АНАТОЛИЕМ ВАСИЛЬЕВЫМ, работающим теперь во Франции.
— К 20-летию вашего театра в Москве вышла книга Полины Богдановой "Логика перемен. Анатолий Васильев: между прошлым и будущим". Она вспоминает, как в конце 70-х вы пережили первый тяжелый конфликт: вам пришлось уйти из Театра имени Станиславского. Вместе с группой актеров вы тогда даже писали письмо Брежневу... Выработались ли у вас с течением лет какие-то приемы общения с чиновниками?
— Я бесконечно благодарен за эту книжку — и это несмотря на то, что все эти годы не желал быть опубликованным ни в Москве, ни в России. Я не верил, что моя история, знания о театре окажутся кому-то полезными, боялся раздражительного комментария коллег. Но сейчас счастлив, что книжка вышла. Своих ощущений от событий 78-го года, когда мы, молодые режиссеры, хотели защитить свои спектакли, уже не помню — не злопамятный. Ощущения от недавнего конфликта с московскими властями — еще помню. Помню личные письма, публикации, вымученные встречи. Мое открытое письмо Лужкову в журнале "Континент" помню. Власть глуха.
Может, попробуем по-другому сформулировать ваш вопрос: выработались ли у чиновников какие-то навыки общения с нами? Вот на это стоит ответить. Всякий администратор — слуга народный, но получается, что я не часть моего народа и администратор не мой слуга! Он мой властелин "на деньги налогоплательщиков", то есть и на мои. Значит, я оплачиваю работу по узурпации меня самого. Что я сделал для Москвы? "Взрослую дочь молодого человека" сделал, "Шесть персонажей в поисках автора", "Плач Иеремии", Пушкина ставил; здание на Сретенке построил, храм Во имя Сретения Господня, интерьеры на Поварской, да много еще чего. Как можно было бы все это сделать, если бы у меня отсутствовала любовь не только к моим друзьям, но и к недругам?! Но и у чиновников выработались навыки общения с нами: они научились приспосабливать технологии управления художниками, оставшиеся от времен социализма, к нашему, каменного века, капитализму.
— Что лучше для истории вашего театра — чтобы он закончил свое существование или чтобы чиновники согласились назначить на должность художественного руководителя вашего ученика актера и режиссера Игоря Яцко?
— Театр свое существование закончил. Тот, который был. Моим коллегам, моим ученикам, с которыми я 20 лет тому назад начал "Школу драматического искусства", предстоит сделать другой театр. Школа должна продолжиться, стиль должен продолжиться, но вредно повторять то, что принадлежало только мне лично, неправильно задерживаться и перерождать живое в рутинную традицию. Хочется сказать: "Счастливого пути!" Я обратился с запиской к председателю комитета по культуре господину Худякову о назначении Игоря Яцко на мою должность, но мне неизвестно его мнение по этому вопросу. Молчит Сергей Ильич Худяков, не разговаривает. Неназначение ученика "Школы" художественным руководителем театра говорит о ястребиных намерениях учредителей: истребить до корня... Мы еще не окончили драму, еще цели скрыты и обнаружатся позднее, после открытия сезона.
— Остались ли в Москве люди театра, общения с которыми вам, быть может, недостает сейчас?
— Мне трудно кривить душой — все, что я любил, я оставил. Но оставили ли меня те, кто меня любил, не знаю. Я начинаю жить заново, и даже старую дружбу, прежнее творческое общение мне предстоит выстроить заново.
— Для поэта изгнание — состояние творческое. Можно вспомнить Овидия или Пушкина. А для человека театра изгнание может быть плодотворным?
— В Платоновом "Государстве" говорится о том, что у подвластного есть только три возможных исхода — быть изгнанным, лишенным имущества или казненным. Когда я строил Сретенку, я мечтал построить город-лабораторию с площадями, улицами, светлыми, просторными залами, чтобы для взора не было препятствий и любопытный взгляд гостя упирался разве что в небо. Я мечтал построить, как сказал игумен Даниил, Платоноград. И построил. Прошел всего год, и вышло так, что Москве не понадобился мой утопический дом, утопический, мистериальный театр. И вдруг дом превратился в Платонов-город, "Чевенгур". Я должен был пойти на добровольное изгнание. Но я ведь часто был изгоняем из России, но всегда и оставлен в ней. Студия на Мытной — изгнан, Театр имени Станиславского — изгнан, Театр на Таганке — изгнан, наконец, "Школа драматического искусства" — изгнан и впервые не оставлен. Не остался! Изгнание для человека театра быть плодотворным не может. Неплодотворное изгнание претерпел Михаил Чехов. Однако плодотворно быть не убитым — Чехов выжил и свой путь закончил великой книгой "О технике актера". В 65 лет я опять в начале пути...
— Знаю, что у вас во Франции очень плотный график работы. Чем вы сейчас заняты?
— В Лионе для меня открыли режиссерское отделение в Высшей национальной театральной школе. Вступительный конкурс проходил в июле 2004 года, а в июле нынешнего, через три года, мы выдали 16 ученикам режиссерские дипломы. Теперь, начиная с осени, мы будем готовить в Лионе показ дипломных спектаклей моих учеников. Преподавал им по своей методике, выработанной еще в России, только теорию давал более сжато. Речь шла о двух основных направлениях — театре игровом и театре психологическом, о навыке репетиций методом этюда, о тренингах. Пришлось приспосабливаться к западной ментальности, к возможностям моих учеников-режиссеров. Приезжайте посмотреть в ноябре и декабре. Если говорить о других моих планах, то сейчас монтирую аудиоверсию спектакля "Тереза-философ" для Radio France; сам спектакль будет играться через год на Осеннем фестивале в Париже. В ближайшие дни начинаю большую актерскую стажировку в Барселоне и надеюсь, в будущем наши встречи там превратятся в постоянную лабораторию. Нынешняя посвящена чеховскому "Вишневому саду". После поездки в Дельфы, где мы этим летом играли "Медею" (моноспектакль Васильева с актрисой Валери Древиль.— Ъ), у меня открылись серьезные возможности в Греции. Сама работа планируется следующим летом, хотя переговоры будут сейчас, в конце сентября... Это если говорить о том, что радостно. Все остальное — некая остановка и выбор пути. Знаете, я всегда любил путешествовать — жаркие страны, океан, бедуины, святые земли, житие монахов... Я всегда болел странной тоской — бросить театр и уйти в океан. Впрочем, если театр — океан, я еще вернусь.
— Ну хотя бы частный визит в Москву не планируете?
— Ваш вопрос — в нем два вопроса. Есть ли у вас какие-то семейные, дружеские, частные, товарищеские намерения вернуться в Москву хоть на пару дней? Да, конечно, есть. А с какой-то деловой, театральной целью? Нет, потому что не хочу больше тревожить эту ситуацию. Так что визита не будет. И это мои последние слова, я не хочу больше разговаривать через прессу. Я устал от всяческих легенд и слухов вокруг своего имени.