Владелец группы компаний «Русский стандарт» Рустам Тарико – далеко не единственный, кто считает, что в любом деле можно быть первым, вторым или никаким. Но один из немногих, кому это всегда удавалось. Причем в самых разных делах: и водка «Русский стандарт», и банк «Русский стандарт» занимают сегодня лидирующие позиции в своих сегментах рынка.
«Мы, разумеется, деремся по полной программе»
СЕКРЕТ ФИРМЫ: В вашей PR-службе мне сказали, чтобы я не задавал
вопросов, ответы на которые вы уже давали в своих интервью. А о чем
еще вас нельзя спрашивать?
РУСТАМ ТАРИКО: Запретных тем для меня не существует. Я просто
не люблю разговаривать о том, о чем уже много раз рассказывал,
например, о б истории компании и других общеизвестных фактах,
касающихся меня. Давайте я вам лучше расскажу об основополагающих
принципах своего бизнеса. Чтобы когда вы задавали свой следующий
вопрос, то четко понимали, дам ли я вам на него интересный
ответ.
Первое: мы работаем на потребительском рынке. Это единственный рынок, который нас интересует. Потребитель для нас важнее всего. Второе: мы придумываем новые продукты для нашего потребителя. Нас не интересуют уже существующие продукты. К примеру, водки в России всегда было достаточно, но мы первые придумали и создали принципиально новую по качеству российскую водку. Третье: выпускаемые нами продукты должны быть технологически совершенными, выполненными по самым передовым технологиям. Четвертое: тот бизнес, который мы строим, должен быть большим. Как минимум национального масштаба, но желательно глобального. Через пять-десять лет мы планируем работать в большинстве стран мира.
СФ: И насколько строго вам удается следовать своим
принципам?
РТ: Мы им следуем неукоснительно.
СФ: И все же, какие-то из них наверняка приходилось по ходу
дела пересматривать.
РТ: Вообще-то они для меня существовали с самого детства, но
сформулировал и систематизировал я их уже в более зрелом возрасте.
А вначале это было некое интуитивное ощущение – что-то вроде
осознания того, чем тебе нравится или не нравится заниматься. Так,
к примеру, в молодости я очень любил разглядывать лица людей, когда
ездил в метро. Я не знаю почему, но это было для меня самое большое
удовольствие – большее, чем сходить в кино. Я мог ехать от станции
метро «ВДНХ» до «Беляево» и просто смотреть на людей. Это занятие
мне так нравилось, потому что тогда, в начале восьмидесятых, в
метро ездили абсолютно все и можно было встретить человека любого
типа. В конце концов, это умение внимательно наблюдать за людьми
вылилось в мое увлечение маркетингом. Ведь именно наблюдениями за
людьми нужно пользоваться в маркетинговых целях. Я часто говорю
своим коллегам – мне очень жаль, что я так редко имею возможность
просто ходить по улицам. И сейчас при любом удобном случае я
надеваю кеды и просто иду по городу, смотрю на людей.
СФ: Есть ли у вас брэнды, которые появились после таких
«выходов в люди»?
РТ: Есть. Например, я очень долго наблюдал за молодежью и
пришел к выводу, что у них нет своего стильного напитка. У них есть
пиво, какие-то дешевые коктейли, но нет своего продукта,
отражающего их индивидуальность. И я придумал для них продукт,
который мы запустим на рынок месяца через полтора. Это будет самый
вкусный слабоалкогольный напиток для молодежи «Русский стандарт
Cool». Я инвестировал очень много денег и сил в его создание.
Только над вкусом работал лично около года.
СФ: Запускаете ли вы еще какие-либо алкогольные марки в
ближайшее время?
РТ: Сейчас мы готовим еще один дорогой продукт для взрослых. У
нас уже есть водка «Русский стандарт Original» категории премиум и
«Русский стандарт Platinum» категории супер-премиум. А новый
продукт будет стоить в полтора раза дороже Platinum и также
появится через месяц-полтора.
СФ: Ваша стратегия – первенство во всем. Это продиктовано
чертами вашего характера или вы считаете, что по-другому делать
успешный бизнес невозможно?
РТ: Экс-глава General Electric Джек Уэлч как-то сказал, что на
рынке можно быть либо первым, либо вторым, либо никаким. Потому что
если вы пятые или там двадцать пятые, это значит, что у вас нет ни
денег, ни красивых идей, ни влияния, ни талантливых коллег – вообще
ничего. А в этой ситуации просто неинтересно работать.
СФ: Вы чувствуете, что конкуренты дышат вам в спину?
РТ: Конечно, и это очень хорошо. Поскольку что бы они ни
предпринимали, мы все равно заранее успеем сделать следующий шаг.
Мы, разумеется, деремся по полной программе, и конкуренты имеют
только 5% от нашей доли рынка (элитного алкоголя.– СФ).
Впрочем, и этого достаточно, чтобы мы дополнительно активизировали
свою деятельность. При этом я уверен, что в нашем сегменте
абсолютно все конкуренты теряют деньги – никому из них еще не
удалось стать прибыльным. Да, у кого-то что-то получается, но мало
кому удается именно зарабатывать.
СФ: Это потому, что вы первыми вышли на этот рынок?
РТ: Да, мы были первыми, и теперь нам принадлежит большая часть
рынка. Чтобы с нами бороться, конкуренты должны инвестировать не
только в текущий бизнес, но еще и в свой будущий рост. А рост – это
всегда очень дорого.
«Мы тут все немножко татары»
СФ: Положения, приведенные в «Идеологии банка "Русский стандарт"»,
выглядят как настоящая предвыборная программа. А сами вы часто
говорите о том, что ваш бизнес базируется на желании создать что-то
новое для новой России…
РТ: Мои принципы – это не предвыборная программа. Это просто
абсолютно железобетонная философия. Я очень горжусь ею и считаю,
что именно благодаря ей мне очень легко работается. Приведу вам
пример. Совсем недавно ко мне пришел один человек и предложил
вместе с ним купить нефтеперерабатывающий завод. Мол, он как-то
«плохо лежит», его как-то слабо приватизировали. Давай купим,
запустим прибыльный бизнес, будем бензин производить, заработаем
кучу денег. Мой ответ был следующим: «Мне это вообще неинтересно».
Я занимаюсь своим бизнесом, и я в нем профессионал. И даже если мне
предложат что-то купить и перепродать в пять раз дороже, я этим
заниматься не буду.
СФ: Почему?
РТ: Потому что это просто другой тип ведения бизнеса. Есть
люди, которые по жизни являются оппортунистами. Это не про меня. Я
всегда знаю, чего я хочу, и не буду терять время на что-то другое.
Может быть, пока я буду думать об этом нефтезаводе, я пропущу
какую-нибудь возможность в своем основном бизнесе.
СФ: У вас есть какие-то политические симпатии?
РТ: Мне кажется, что в современной политике много личного, а не
идеологического, и я особо никому не симпатизирую, потому что не
разбираюсь в этом профессионально. Да, я уважаю президента, потому
что он так или иначе снизил корпоративный налог, навел порядок в
определенных сферах, принял некоторые полезные и разумные законы.
Почему я не должен его за это уважать?
СФ: А политические амбиции?
РТ: Абсолютно никаких. Мне это вообще неинтересно. Я даже
никогда никому не давал денег на поддержку каких-либо политических
деятелей. Ко мне приходят представители различных партий,
предлагают познакомить с их лидерами, но я никогда ни с кем из них
не встречаюсь. Я никого из них не знаю и знать не хочу. Я
ориентируюсь только на потребительский рынок, и меня не интересует
госслужба. Единственное, может быть, когда выйду на пенсию, я стану
каким-нибудь внештатным министром по детскому образованию. Просто
меня этот вопрос очень сильно беспокоит. По миру сегодня ходит
такое огромное количество идиотов из-за того, что они получили
плохое образование.
СФ: У вас есть конкретные предложения по этому поводу?
РТ: И не только предложения. Мы, например, отбираем наиболее
талантливых школьников из того региона, где я вырос (Татарстан.–
СФ), и помогаем им поступить в лучшие московские
университеты. Кого-то из них отправляем учиться за границу. Я
занимаюсь этим пока непрофессионально и в небольших масштабах. Но я
думаю, что чем старше буду становиться, тем больше меня будет
волновать эта проблема.
СФ: А вы никогда не задумывались о том, чтобы инвестировать
именно в Татарстан?
РТ: Для меня минимальный масштаб – это моя страна, а не
поддержка какого-либо конкретного, пусть даже и родного для меня
региона. Естественно, когда мне кто-то звонит из моего любимого
родного города Мензелинска и просит о помощи, я всегда стараюсь
помочь. Я также патриот и своей республики. Но это не значит, что я
хочу и что я должен помогать только своей республике.
СФ: Вы никогда не пытались использовать в деловых целях свою
национальную принадлежность? В Москве ведь достаточно влиятельная
татарская диаспора…
РТ: У меня каких-то особых прочных связей с Татарстаном нет.
Меня приглашали в различные диаспоры и другие национальные
объединения, но меня это не увлекает. Меня интересуют россияне в
общем, и ниже этого уровня я не хочу опускаться. И кстати, я вообще
считаю, что мы тут все немножко татары.
«У меня все произошло как в анекдоте про крестьянина»
СФ: Группа «Руст» постоянно привлекает на работу известных
менеджеров. У вас работали Александр Зурабов, нынешний председатель
совета директоров «Аэрофлота», Александр Григорьев (сейчас работает
в Delta Bank), Ян Анкерсен из российского Stimorol. Но со всеми вы
расстались, причем Зурабов и Анкерсен проработали у вас всего по
полгода. Вам сложно уживаться с сильными и профессиональными
личностями?
РТ: Они все действительно очень сильные профессионалы. И дело
не в том, что мне с ними не удалось сработаться. Для меня было
важно другое – поддерживают ли они мою железобетонную философию.
Они же мне предлагали заниматься бизнесом, который мне неинтересен.
К примеру, того же самого Григорьева интересовал корпоративный
банковский бизнес, который мне был абсолютно безразличен. Другие
предлагали заниматься золотыми приисками и продажей золота. А я не
могу работать с людьми, которым со мной не по пути.
СФ: Вы пригласили Анкерсена на должность гендиректора, чтобы
снять с себя груз оперативной работы. И расставание с ним многие
расценили как вашу неготовность отойти от оперативного управления
компанией…
РТ: Анкерсен – это моя ошибка. Я его просто переоценил. Он был
хорошим дистрибутором, и я должен был оставить его на этой работе.
В какой-то момент я поверил, что он может управлять всем холдингом.
Однако это было абсолютно наивное умозаключение, за которое мы оба
и поплатились. Он – за то, что сказал, что сможет управлять гораздо
более сложными бизнес-процессами, чем дистрибуторская компания. А я
– за то, что почему-то посчитал, что он действительно с этим
справится. В этом был корень нашей ошибки. А вообще он очень
хороший парень.
СФ: В 2001 году бизнес-школа INSEAD опубликовала кейс,
посвященный вашей компании. Вы тогда говорили, что в нем вскрылась
проблема, связанная с корпоративным управлением,– все решения в
компании принимал один человек. Как у вас сейчас с делегированием
полномочий?
РТ: Я в итоге нашел решение этой проблемы. Так, сейчас я
фактически больше не управляю своим бизнесом оперативно. Но вместо
того чтобы отдать всю власть одному Яну Анкерсену, я разделил
бизнес на пять направлений и во главе каждого из них поставил
профессионала именно в этой области. И все функционирует. А если же
сразу над всеми направлениями поставить супергероя, то в конце
концов он может где-то провалиться. Что приведет к большому ущербу
и для него, и для всего бизнеса. В итоге я поставил на все важные
позиции в своем бизнесе людей, которым полностью доверяю и вместе с
которыми разработал нынешние правила работы в компании. И люди,
которые работают у меня, должны так или иначе подстроиться под эти
конкретные правила. Такие люди достаточно универсальны и работают
во всех крупных компаниях.
СФ: А как вы поняли, что вам необходима именно такая модель
управления?
РТ: Частично посредством своих ошибок, частично благодаря
INSEAD, где умные люди мне объяснили, как нужно построить
взаимоотношения, чтобы процесс принятия решений был более
эффективным. У меня все произошло как в анекдоте про крестьянина,
который жаловался на плохую жизнь. Ему сначала посоветовали
поселить с собой в доме корову, а после того, как жить ему стало
совсем невмоготу, убрать ее из дома. В итоге жизнь показалась этому
крестьянину гораздо привлекательней. Очень быстрый рост моего
бизнеса создал предпосылки для того, чтобы я при всем моем желании
не мог принимать решения в одиночку. И все в итоге рассыпалось на
определенные бизнес-юниты, которые сами принимают те или иные
решения. На самом деле нет смысла придумывать велосипед в таких
вопросах.
СФ: В свое время вы заявляли о том, что готовы отдать самым
успешным топ-менеджерам банка до 20% акций. Отдали?
РТ: На самом деле речь шла о 20% от прибыли. В каждом нашем
бизнес-юните существует такая норма. И менеджеры высшего и среднего
звена при выполнении определенных договоренностей вправе
рассчитывать на 20% от заработанной прибыли.
СФ: Но делиться частью своих акций вы не готовы?
РТ: Нет, почему же, готов. Кто угодно может ко мне прийти и
предложить купить у меня акции. Но помимо денег он должен будет мне
еще и подробно объяснить, зачем ему это нужно. Потому что я сплошь
и рядом вижу, как дерутся между собой бывшие партнеры, а их
компания разваливается на глазах.
СФ: Кстати, насколько эффективны могут быть опционные
программы в нашей стране? Рынок созрел для них?
РТ: По сути, такие программы действуют везде, но в разных
формах. Все зависит от того, в какой сфере бизнеса вы работаете и
чего хотите добиться. Хотя в конечном итоге всем нужно добиться
одного – конкурентоспособности своей компании. Если для этого нужно
поделиться акциями с менеджерами – это имеет смысл сделать. Лично я
делюсь прибылью и называю своих топ-менеджеров партнерами, но мы не
обсуждаем вопросы продажи им акций, поскольку я считаю, что это
может сказаться на управляемости компании.
«Я жду, когда этот бизнес повзрослеет»
СФ: В сентябре прошлого года банк «Русский стандарт» выдал свой
миллионный кредит, причем более 700 тыс. кредитов было выдано за
восемь месяцев 2003-го. С чем вы связываете бурный рост рынка
потребительского кредитования именно в прошлом году?
РТ: Потребительское кредитование – это очень большой бизнес во
всех странах. В России его просто не существовало, но идея эта так
или иначе витала в воздухе, я ее подхватил и построил бизнес.
Банкам было не до этого – можно было легко зарабатывать деньги на
разнице курсов валют, облигациях, ГКО и финансовых махинациях. Они
не являлись банками в чистом виде – скорее спекулятивными
финансовыми организациями, зарабатывавшими на текущей ситуации. Я
же решил заняться реальным и большим банковским бизнесом –
потребительским кредитованием. А почему такой бум случился только
около года назад, легко объяснимо. Народу нужно было посмотреть,
как это работает, все понять. А торговцам нужно было время, чтобы
просчитать: с помощью потребительского кредитования они начнут
продавать гораздо больше.
СФ: Недавно известный инвестиционный банкир Леван Золотарев
был назначен старшим вице-президентом банка «Русский стандарт».
Связано ли это назначение с планами банка привлечь в следующем году
$200 млн для своего развития?
РТ: Безусловно, привлечение денег – это очень серьезный вопрос.
В связи с увеличением числа выданных потребительских кредитов
автоматически должно расти и привлечение средств. Однако я не могу
сказать, что приход Левана был обусловлентолько этой причиной.
Просто для растущего бизнеса требуется большее количество ресурсов
и людей, способных принимать самостоятельные профессиональные
решения. А уже как конкретно менеджмент банка распределяет между
собой обязанности, и чем конкретно будет заниматься Леван Золотарев
– это вопрос скорее к председателю правления банка Дмитрию
Левину.
СФ: Банк «Русский стандарт» собирается выпустить трехлетние
облигации и специальные ценные бумаги. Этим вопросом займется
Золотарев?
РТ: Да, мы действительно собираемся выпустить облигации. Кроме
того, мы будем заниматься секьюритизацией задолженности по
потребительским кредитам путем выпуска ценных бумаг. Но дело в том,
что я никогда не уповаю на каких-то конкретных людей, которые
придут и все сделают. Наша компания – это очень командная система.
Мы всегда стремимся к тому, чтобы над различными вопросами,
особенно такими серьезными, как привлечение средств, работало как
минимум несколько людей. Да, Леван отвечает за какой-то
определенный проект. Да, привлечение денег – это 50% банковского
бизнеса (остальная половина – это выдача кредитов). Поэтому да,
наверное, он будет в большей степени работать над этой пассивной
частью нашего баланса.
СФ: А почему вы решили заняться секьюритизацией
потребительских кредитов?
РТ: Почему бы нам этим не заняться? Это один из инструментов по
привлечению денег, причем достаточно дешевый. Я уже говорил: то,
что мы сейчас проходим, кто-то когда-то уже проходил. Банковский
бизнес в нашей стране вообще примерно лет на двадцать отстает от
уровня развития этого бизнеса в других странах.
СФ: Сейчас в банковском сообществе обсуждается проект
создания единого кредитного бюро для отслеживания злостных
«невозвращенцев» кредитов. Это может дать какой-то эффект?
РТ: Я считаю, что в России это пока не более чем декларации. Я
пока не вижу серьезных успехов в этом вопросе. Как только что-то
будет создано, тогда и появится смысл об этом говорить. А сейчас я
жду, когда этот бизнес повзрослеет. В тех же США на создание
кредитных бюро ушло несколько десятков лет. Вначале они были очень
неэффективны, потому что были разбросаны по всем штатам и еще
конкурировали между собой. К счастью, со временем они поняли, что
им нужно объединиться. А, например, в Европе банки аккумулировали
огромное количество информации о «негативных клиентах» и попросту
начали обмениваться базами данных между собой, и в итоге
необходимость в кредитном бюро отпала.
СФ: Скажите, а почему до сих пор в вашем банке можно открыть
только Mastercard?
РТ: Российские банки используют кредитные карточки в основном
как платежную систему. И с чем большим количеством таких систем вы
работаете, тем больше возможностей на этом заработать. А для нас
основной доход – это кредиты. И нам нужен был просто некий носитель
финансовой информации. Mastercard же имеет хорошую представленность
в нашей стране и принципиально не отличается от той же Visa. К тому
же, работая только с Mastercard, нам проще добиться от них выгодных
условий. Это вопрос некой разумной достаточности с нашей
стороны.
СФ: Вы не чувствуете на своем банковском бизнесе давления со
стороны государства? Со стороны ЦБ или Сбербанка, как монополиста,
например?
РТ: Я просто выполняю нормативы ЦБ, и больше мне от него ничего
не нужно. И кстати, самое смешное, что и ему от меня тоже больше
ничего не нужно. А в случае со Сбербанком – да, наверное, меня
беспокоит то, что у них есть некая протекция со стороны
государства. Но, с другой стороны, мне трудно об этом судить,
потому что через Сбербанк проходит огромное количество
государственных денег – пенсий, коммунальных платежей. Мне трудно
оценить, насколько это важно. Кто-то жалуется на Сбербанк, а лично
мне от него ни жарко, ни холодно. Он не занимается моим бизнесом, и
я какого-то пресса с его стороны не ощущаю.
СФ: Но ведь кредиты–то он тоже выдает.
РТ: Они у него совсем другого типа. Моих клиентов Сбербанк не
затрагивает, поскольку их продукты сильно отличаются от наших – они
более консервативны.
СФ: А что в данный момент развития группы компаний «Русский
Стандарт» более всего интересно вам лично – алкогольное или
банковское направление?
РТ: Мне все интересно. Что-то может нравиться и не нравиться и
там, и там. Когда, например, запускается новый алкогольный продукт,
я больше увлечен этим. А когда нужно привлечь больше денежных
средств, потому что грядет «высокий сезон», я концентрируюсь на
банке. Я не занимаюсь сейчас оперативным управлением. Я работаю над
принципиальными вещами, которые выходят за пределы компетенции
топ-менеджмента,– привлечение стратегических инвесторов, запуск
новых продуктов. Когда компания делает сверхусилие.
«Мы все здесь болеем за успех нашей водки с утра до
вечера»
СФ: Известна история о том, как в 1992 году вы заявили
представителям Baccardi-Martini о том, что сможете за месяц продать
столько их продукции, сколько они сами продавали в России за год.
Вам удалось это сделать. Но вы никогда не рассказывали, каким
образом.
РТ: Я просто все изначально очень тщательно просчитал. А другие
люди не умели и не хотели считать. Смотрите сами: страна наконец
начала зарабатывать деньги. При этом в ней, кроме дешевых
шампанского и водки, практически никаких алкогольных напитков
больше не было. И была уже вполне обеспеченная молодежь. Им нужно
было что-то пить. Martini был для этого идеально подходящим
продуктом, потому что был современным, не очень крепким и очень
модным напитком с чрезвычайно привлекательным имиджем. И я дал им
то, что они хотели. Чем, собственно, и занимаюсь до сих пор.
СФ: А как сказался на работе «Руста» разрыв эксклюзивного
контракта с Bacardi-Martini? Смогла ли ваша компания восполнить эту
потерю?
РТ: Да, естественно. Мы потеряли около 50% от нашего оборота,
но все смогли восполнить за девять месяцев и даже нарастить объемы.
Все это произошло в основном за счет водки «Русский стандарт». Мы
все здесь болеем за ее успех с утра до вечера.
СФ: Сколько сейчас брэндов у «Руста»? В свое время вы
заявляли о том, что хотите оставить всего нескольких марок и
заняться более тщательным их продвижением.
РТ: Постепенно этот процесс идет. Всего брэндов около
шестидесяти, но из них ключевых примерно четыре-пять. И мы все
больше ориентируемся на «Русский стандарт», а также на те брэнды,
которые соответствуют нашим принципам, а именно доминируют на
рынке. Так, для нас очень важен Johnnie Walker, потому что он номер
один на рынке. По тем же самым причинам нам важен Bailey’s и т.
д.
СФ: Некоторое время назад «Руст» пришел на американский рынок
с водкой «Русский стандарт», но поставки пришлось прекратить. В чем
были причины неудачи?
РТ: Это не было неудачей. На самом деле мы никогда не
запускались на американском рынке – мы просто его анализировали на
примере ряда второстепенных городов. И поняли, что наша упаковка
для этого рынка не годится. Тестирование заняло у нас два года, и
сейчас мы полностью готовы к запуску в США.
СФ: А какова судьба завода по производству «Русского
стандарта», в строительство которого предполагалось вложить $5
млн?
РТ: Мы его строим. Сейчас все находится на стадии
проектирования. То есть мы подписали все контракты, нашли землю,
закупили технологии. Мы же очень дотошные люди. А это должен быть
самый красивый и современный завод в этой стране. Но ничто хорошее
быстро не делается. Над его созданием нужно хорошо попотеть,
собрать всю нужную информацию, проанализировать, поторговаться по
цене, договориться о сроках поставок. А это, к сожалению, отнимает
очень много времени – на все уйдет, наверное, два года.
СФ: Вы не боитесь опоздать с этим проектом?
РТ: У нас всегда есть очень серьезное конкурентное
преимущество. И этот завод будет гораздо лучше, чем среднее
аналогичное предприятие в стране.
«Я не думаю, что я такой единственный и неповторимый»
СФ: Создается ощущение, что вы чувствуете себя таким
start-up-менеджером, которому всякий раз интересно осваивать новые
ниши. Это так?
РТ: Да, я, пожалуй, именно тот человек, который всегда может
придумать что-то новое. И я буду заниматься этим всегда. Делать
потребительские революции. Для меня именно в этом смысл жизни. Я
буду смотреть на моих потребителей и думать, чего такого красивого
и нового я могу для них сделать.
СФ: Именно поэтому вы пока не видите человека, который мог бы
заменить вас?
РТ: Наверное, он существует. Но он должен или работать со мной,
или конкурировать. Я на самом деле не думаю, что я такой
единственный и неповторимый. Ведь я придумываю свои продукты не
один, это невозможно. К примеру, над созданием системы
потребительского кредитования работало человек 20–25. Но идея
реализации этого бизнеса принадлежала мне.
СФ: А вы не думаете, что рано или поздно устанете?
РТ: А как можно устать от удовольствия, причем самого главного
в своей жизни? Ведь я же всегда делаю только то, что мне
нравится.
СФ: Это такой бизнес-гедонизм?
РТ: Именно так. Да и вообще я считаю, что любой человек должен
заниматься только тем, что ему нравится, иначе он будет только
мучить себя и других людей. Он будет злым, неуспешным, больным –
каким угодно, но не счастливым.