«Я не вижу трагедии в потере лидерства на рынке»

Сегодня холдинг «Новое содружество», владеющий заводами «Ростсельмаш» и «Эмпилс»,– номер один среди российских производителей сельхозтехники и лакокрасочных материалов. Но если в перспективности своего лакокрасочного направления в холдинге не сомневаются, то будущее машиностроительного бизнеса под вопросом. Как признался председатель совета директоров «Нового содружества» Константин Бабкин, если экономическая политика правительства не изменится, отечественных сельхозмашиностроителей неминуемо вытеснят с рынка западные гиганты.

«Российские производители не слишком любимы государством»
СЕКРЕТ ФИРМЫ: События, происходящие в России в последнее время, держат западных инвесторов в постоянном напряжении. Вы уже ощутили «охлаждение чувств» с их стороны?
КОНСТАНТИН БАБКИН: Меня искренне возмущает, что наше правительство больше волнует мнение западных инвесторов, чем настроения отечественных бизнесменов. В первую очередь нужно думать о реальном состоянии российской экономики, а не об отношении к ней на Западе. А это состояние отнюдь не способствует новым масштабным и долгосрочным инвестициям – вследствие непрекращающихся корпоративных войн и стабильно высоких рисков отбирания предприятий, которые возникли вовсе не после «дела ЮКОСа», а гораздо раньше. Вспомните нашумевшее дело Анатолия Быкова, бывшего владельца КрАЗа. И таких насильно переданных из одних рук в другие предприятий были десятки и сотни. Пример ЮКОСа стал самым показательным и громким, но по сути – одним из многих.

Тем не менее, интерес Запада к российскому рынку вообще и к нашей сельскохозяйственной отрасли в частности остается достаточно стабильным. Все западные производители хотят закрепиться на нашем рынке. И, к слову, они чувствуют, что российские производители не слишком любимы государством и особых милостей от властей им ждать не стоит.

СФ: Почему?
КБ: Я даже не знаю. Наш президент предпочитает встретиться с главой DaimlerChrysler, чтобы уговорить его открыть в России производство Mercedes, а не с тем же директором «Ростсельмаша». Спрашивается, почему? Наверное, у власти такой менталитет.

СФ: Может быть, ваши директора не прилагают достаточно усилий, чтобы встретиться с президентом или другими первыми лицами государства?
КБ: Возможно, нам следует вести себя еще более активно. Но в любом случае отношение правительства к отечественным и иностранным производителям изначально разное, и эта разница не в нашу пользу. Мы ему гораздо менее интересны.

СФ: Иными словами, российское сельхозмашиностроение ждет участь отечественного автопрома (который, судя по всему, тоже перестал быть интересен правительству), а именно: производство нишевой продукции или постепенная переориентация на сборку иномарок?
КБ: Если по отношению к нам будет продолжаться нынешняя экономическая политика – то да. Если же она станет более адекватной, перед российскими производителями откроются очень неплохие перспективы.

СФ: А что конкретно должно измениться в этой политике?
КБ: Дело в том, что сейчас созданы благоприятные условия для импортеров. К примеру, с нас берут НДС 18%, а с них – нет. При этом на Западе государство значительно дотирует сельхозпроизводителей. Так, около 40% доходов европейских фермеров обеспечиваются госдотациями. В результате они могут более гибко регулировать цены на свою продукцию – скажем, вполовину уменьшить их. Наши же крестьяне, не получающие никаких дотаций, не в состоянии себе этого позволить. То есть конкуренция изначально нечестная. Российскому правительству следует ввести пошлины в отношении западных производителей хотя бы в размере предоставляемых им дотаций, чтобы выровнять условия работы на рынке. Или по аналогичной схеме дотировать собственное сельское хозяйство. Однако едва ли второй вариант может быть реализован, несмотря на огромные финансовые ресурсы, накопленные благодаря экспорту нефти.

СФ: Совокупные объемы производства сельхозтехники в России составляют всего около миллиарда долларов, в то время как обороты не самых крупных западных производителей значительно выше. Не боитесь, что вас задавят?
КБ: Финансовая мощь – это, наверное, их главное преимущество. Но пока наши плюсы его перевешивают. Сейчас очень многое зависит от политики российских властей. Если все останется по-прежнему, через несколько лет нас задавят. Если изменится к лучшему, мы окончательно и бесповоротно выдавим их отсюда и ворвемся на их рынки – в ту же Восточную Европу и далее.

«ВТО нам действительно повредит»
СФ: Российский сельскохозяйственный бизнес чуть ли не яростнее всех остальных выступает против присоединения нашей страны к ВТО. Какими потерями вам грозит членство в этой организации и как можно было бы воспользоваться отсрочкой, которая появилась в связи с торможением переговорного процесса?
КБ: На самом деле у нас фактически нет этой отсрочки: сейчас у иностранцев более выгодные условия работы в России, чем у нас. Но пока мы еще можем исправить ситуацию. Если же будет подписан договор о присоединении к ВТО, эта неравноправная конкуренция будет окончательно заморожена на законодательном уровне. Таким образом, закрепится вектор нашего неминуемого проигрыша иностранцам. Иными словами, ВТО нам действительно повредит. Сейчас нужно выровнять условия работы на рынке, чтобы был создан импульс для будущего экономического развития. И только спустя несколько лет после этого стоит подумать над приглашением в ВТО. Нужно бороться не за членство в тех или иных клубах и за какие-то бумажные ценности, а за развитие собственной экономики: промышленности и сельского хозяйства. Своя рубашка всегда ближе к телу. Ведь в конечном счете какой-нибудь бабе Мане в деревне важнее, сколько она будет получать за свою работу, а не то, куда ездят и с какими странами ведут переговоры члены нашего правительства.

СФ: Сразу после отмены пошлин на ввоз автокомпонентов о своем намерении собирать немецкие тракторы марки Fendt заявил ваш главный конкурент «Агромашхолдинг». Вы в свое время вели переговоры о покупке Харьковского и Минского тракторных заводов, но они не имели успеха. Не собираетесь активизироваться на этом фронте?
КБ: Это вопросы переговоров и цен. Мы хотели бы производить тракторы, но отнюдь не любой ценой и не на любых условиях. Мы так или иначе следим за ситуацией на этих заводах, и если получим выгодное предложение, то обязательно им воспользуемся. Если же нет – будем существовать в нынешней конфигурации нашего холдинга.

СФ: А не боитесь, что «Агромашхолдинг» вас может серьезно опередить на тракторном рынке?
КБ: Не боюсь, потому что, честно говоря, я не понимаю их проекта по сборке тракторов. Fendt – очень дорогие тракторы, на которые в России пока нет большого спроса. Может быть, в этих действиях «Агромашхолдинга» и есть какой-то смысл, но я его просто не вижу.

«Плохой мир всегда лучше хорошей войны»
СФ: Какие цели преследовали «Тракторные заводы», «Новое содружество» и «Агромашхолдинг», создав недавно «Содружество отечественных производителей сельскохозяйственных машин и тракторов» (РОСТ)?
КБ: Мы просто осознали, что отрасли необходима общественная организация, которая бы выражала пожелания и отстаивала интересы производителей. Ведь у нас накопился целый пакет претензий и предложений. И около года назад мы начали переговоры о создании такой структуры.

СФ: При этом в отрасли уже существует аналогичная структура – «Союзагромаш». Вы не считаете, что РОСТ по сути дублирует его функции?
КБ: Наличие этих двух организаций отчасти объясняется амбициями игроков рынка. «Агромашхолдинг» не мог согласиться с тем, что президентом «Союзагромаша» будет Константин Бабкин, из-за наших непростых отношений. В итоге была создана альтернативная структура с тремя сопредседателями. Идеологически эти структуры нисколько не противоречат друг другу. В некоторой степени РОСТ и «Союзагромаш» конкурируют, но это скорее похоже на социалистическое соревнование, цель которого – добиться общей пользы для всех сельхозмашиностроителей. Существование обеих структур – это некий компромисс. Большой плюс ситуации в том, что мы научились разделять понятия конкуренции и общих нужд. Мы конкурируем по качеству комбайнов, их продвижению, но при этом умеем находить точки соприкосновения, когда садимся за один стол и обсуждаем важные для всей отрасли проблемы. Это цивилизованный подход к бизнесу. Мы к нему пришли и очень этим дорожим.

СФ: Кстати, по мнению экспертов, РОСТ создавали как раз с целью последующего объединения активов его участников…
КБ: Это не так. РОСТ – это прежде всего некоммерческое партнерство. Таковым оно и останется.

СФ: Насколько эффективной может быть работа этих структур? Не секрет, что между их участниками нередко вспыхивают конфликты, когда они, к примеру, переходят друг другу дорогу, приобретая новые активы. А «Новое содружество» и «Агромашхолдинг» пару лет назад даже решили специально договориться о прекращении взаимных нападок в прессе.
КБ: Эти столкновения с «Агромашхолдингом» у нас происходили еще при его прежних собственниках. С приходом нынешних владельцев, «Промышленных инвесторов» Сергея Генералова, конфликт был исчерпан. Все поняли, что плохой мир всегда лучше хорошей войны. И теперь мы просто конкурируем.

СФ: Однако вы сами признаете, что ваша персона во главе «Союзагромаша» не устраивает «Агромашхолдинг». То есть, несмотря на мир, осадок остался…
КБ: Вчера мы ругались, но сегодня у нас есть общие интересы. Мы написали наши пожелания правительству. Они просты, понятны и вполне реалистичны. Мы собрали под ними 40 тысяч подписей. Если бы у нас было нормальное правительство, эти предложения уже давно приняли бы к сведению и они были бы так или иначе реализованы. Однако этого не происходит. И это вопрос не эффективности работы «Союзагромаша», это вопрос неэффективности правительства. Но такая ситуация не может сохраняться долго. Когда-нибудь она изменится: не при этом, так при следующем правительстве.

СФ: Иными словами, вы пока возделываете почву для грядущих реформ?
КБ: Ну да, унавоживаем. Ведь кому-то надо этим заниматься.

«Мы достаточно универсальные инвесторы»
СФ: Оба ваших главных актива, «Ростсельмаш» и «Эмпилс», находятся в Ростове-на-Дону. Откуда возник интерес именно к ростовским предприятиям?
КБ: В свое время мы занимались и торговым бизнесом, и мыловарением, и самолетостроением. В общем, мы достаточно универсальные инвесторы. А начали еще в 1992 году с нуля. Производили печати и штампы. Потом переключились на мелкий опт: автомобили, стиральные машины, мыло. Заработали деньги, накопили связи в химической и масложировой промышленности. Изучили ситуацию на многих мыловаренных заводах и разослали им письма с предложениями об инвестициях. В результате приобрели контрольный пакет Московского мыловаренного завода и в 1995–1997 годах постепенно подняли его годовой оборот почти с нуля до $20 млн. Таким образом получили первый инвестиционный опыт, заработали еще денег, организовали сплоченную профессиональную команду. После чего направили аналогичные предложения нескольким десяткам химических предприятий. Так, совершенно случайно, вышли на ростовский завод «Эмпилс», никаких изначальных предпочтений в отношении этого города не было. У завода в то время были серьезные финансовые проблемы: долги, невыплата зарплаты. В 1998 году мы инвестировали средства, сменили команду управленцев, постепенно подняли завод с колен и превратили в лидера отрасли. А в начале 2000 года по той же схеме пришли на «Ростсельмаш». Почему после лакокрасочного бизнеса переключились на машиностроение? У нас был ряд требований, предъявляемых к потенциальному объекту инвестиций: это должно быть более крупное, чем наш предыдущий проект, предприятие, выпускающее конечный продукт. К тому же нам должен принадлежать контрольный пакет акций или возможность его со временем получить. Действовали также методом исключения: судостроение, наверное, сложнее оживить, металлургию и нефтянку мы бы не потянули по деньгам, да и в этих секторах уже все было четко распределено, а к добыче других полезных ископаемых душа не лежала. В итоге мы сосредоточились на лакокрасочном и сельхозмашиностроительном бизнесе.

СФ: Вас не смутило, что «Ростсельмаш» был тогда в очень тяжелом положении? Я помню, как в конце 1990-х рабочие этого предприятия устраивали демонстрации протеста и ходили по улицам Ростова-на-Дону с гробом, символизирующим смерть отечественного комбайностроения.
КБ: Нас это, безусловно, смущало, но, проанализировав ситуацию, мы поняли, что это вполне решаемые проблемы. «Ростсельмаш» уже несколько лет является рентабельным предприятием. А сейчас он переживает настоящее перерождение – из старого советского гиганта в нормальное рыночное производство.

СФ: Как вам удалось не только реанимировать такие махины, как «Эмпилс» и РСМ, но и превратить их в лидеров рынка?
КБ: Прежде всего за счет грамотной реструктуризации, сокращения издержек и изменения маркетинговой и производственной политики.

СФ: Каким образом уживаются под крышей одного холдинга столь разные бизнесы – сельхозмашиностроение и лакокрасочное производство?
КБ: Не так давно у нас было даже четыре разных бизнеса: помимо нынешних, мыловаренное предприятие и ульяновский авиационный завод «Авиастар». Чтобы сосредоточиться на химии и машиностроении, мы продали мыловаренный завод. А вскоре после этого избавились и от «Авиастара». При современной политике российского правительства поднять в стране авиастроение невозможно. Если же она изменится, у российского авиабизнеса будут большие перспективы. Словом, ситуация та же, что и в сельхозмашиностроении, но еще более запущенная. А управляться с двумя бизнесами в рамках одного холдинга не так сложно.

СФ: Вас, я смотрю, так и тянет в проблемные отрасли. Или со временем вы избавитесь и от сельхозмашиностроения?
КБ: Чтобы этого не произошло, мы и активизируем свои усилия на общественном фронте.

СФ: Но ведь это лоббирование требует массы сил и средств, при том что реальных результатов придется ждать очень долго.
КБ: У нас рентабельные предприятия, мы добиваемся поставленных задач, выживаем. Мы могли бы работать и эффективнее, но перспективы отрасли весьма туманны. Все же я думаю, что та жесткая критика, которой подвергается политика правительства в последнее время, в конце концов склонит чашу весов в нашу пользу.

СФ: А какие еще отрасли вам интересны для инвестиций?
КБ: Никакие. Теоретически мы готовы заняться третьим направлением. Но нам хотелось бы, чтобы это был более крупный проект, чем «Ростсельмаш», а сейчас я такового не наблюдаю. Так что пока мы копим инвестиционные ресурсы и ждем изменения экономического климата в стране.

«Мы просто хотим зарабатывать»
СФ: Какие цели вы преследовали недавним созданием в рамках своего холдинга концерна «Эмпилс»?
КБ: В прошлом году мы приобрели в Одессе лакокрасочный завод «Элакс». Импортировать на Украину эту продукцию менее выгодно, чем производить ее там. К тому же мощности «Эмпилса» практически полностью загружены. Кроме того, мы собираемся приобрести еще одну производственную площадку в Казахстане. В итоге было принято решение объединить наш лакокрасочный бизнес в концерн, в который впоследствии войдет еще один завод. Таким образом, кстати, можно намного эффективнее вести закупочную политику, поскольку для нескольких заводов-потребителей поставщики более гибко регулируют свои цены.

СФ: Приобретение новых активов, их консолидация свидетельствуют о том, что вы в настоящее время считаете более перспективным свой лакокрасочный бизнес?
КБ: На самом деле в прошлом году мы купили и два машиностроительных завода в Ростовской области. Но в принципе – да, на лакокрасочном рынке я наблюдаю гораздо более радужные перспективы и благоприятные условия для развития.

СФ: А как, на ваш взгляд, изменится ситуация на рынке после приобретения красочного бизнеса питерского производителя «Тэкс» известной финской компанией Tikkurila, которое, по некоторым данным, готовится в настоящее время?
КБ: Я не думаю, что на рынке произойдут какие-то существенные изменения. Конкуренция усилится, но она и сейчас не слабая. На рынке очень много игроков. Мы стабильно держимся на первом месте, нам принадлежат около 16% рынка. На втором месте – «Тэкс», на третьем – «Ярославские краски». Я думаю, высококонкурентная ситуация сохранится еще довольно долго.

СФ: А вы не боитесь, что после покупки «Тэкса» потеряете первое место?
КБ: Ну хорошо, приобретут финны «Тэкс». Ну, выкупят еще несколько лакокрасочных активов. Ну, будут в итоге производить больше краски, чем мы – и что?

СФ: Разве у вас разве нет задачи оставаться первыми на рынке?
КБ: Нет. Мы просто хотим зарабатывать. А что кто-то будет зарабатывать больше нас – таких компаний довольно много. Я не вижу трагедии в потере лидерства на рынке. И мы не будем любой ценой его себе возвращать. Наше первенство на рынке всегда было следствием, а не целью. До сих пор было именно так.

СФ: Сельхозмашиностроение предполагает работу в режиме b2b. А лакокрасочный бизнес больше ориентирован на потребителей, что подразумевает серьезную маркетинговую работу. При этом на рынке краски заметнее в плане рекламы «Ярославские краски» и Tikkurila. «Эмпилс» же ведет себя намного скромнее. Почему так?
КБ: Наш маркетинг в отношении краски эксперты оценивают как наиболее продвинутый на рынке. Но потребители лучше знают наш главный брэнд «Ореол», чем название «Эмпилс». К тому же «Ярославские краски» и Tikkurila больше нас вложились в телевизионную рекламу, но ведь это не единственный способ продвижения товара. Телереклама слишком дорога и далеко не так эффективна. Гораздо важнее для нас следить за тем, чтобы наша краска была как можно больше представлена на прилавках магазинов.

СФ: В рамках реструктуризации «Ростсельмаша» вы решили отказаться от принадлежащего ему одноименного футбольного клуба, который играет в российской премьер-лиге. Посредством этого клуба вы ведь тоже могли продвигать свою продукцию…
КБ: Мы честно признались, что не можем поддерживать ФК «Ростсельмаш» в нужном объеме, то есть предоставлять ему несколько миллионов долларов в год. А без этого он был бы одним из самых бедных в лиге. И тогда владелец фабрики «Донской табак» Иван Саввиди заявил, что возьмет клуб на себя. Мы понимали, что в результате брэнд «Ростсельмаш» серьезно потеряет в рекламной поддержке на федеральном уровне (вскоре после передачи Саввиди клуб был переименован в ФК «Ростов».– СФ), но тогда, да и сейчас тоже, это было для нас слишком дорогое удовольствие.

Станислав Мных