Печать красоты
"Золотое руно" в ГТГ на Крымском валу
рассказывает Анна Толстова
В том, что высокому искусству очень даже по пути с большими деньгами, убеждает история журнала "Золотое руно", выходившего в Москве в 1906-1910 годах. Разумеется, ни о деньгах, ни о других низких материях на его страницах не было ни слова. Редколлегия, поместившая свой манифест в самом первом номере журнала, пользовалась иной риторикой. "Искусство — вечно, ибо основано на непреходящем, на том, что отринуть нельзя. Искусство — едино, ибо единый его источник — душа. Искусство — символично, ибо носит в себе символ — отражение Вечного во временном. Искусство — свободно, ибо создается свободным творческим порывом..." и прочее в том же стиле, с обязательной заглавной буквой в слове "красота". Публику, приученную Серебряным веком к разного рода высокопарностям, не стошнило, напротив, новый литературно-художественный журнал, первый же выпуск которого был посвящен двум лидерам нового искусства — впавшему в безумие Михаилу Врубелю и недавно скончавшемуся Виктору Борисову-Мусатову, выгодно отличался от других символистских изданий — петербургского "Мира искусства" и московских "Весов".
Это был по-настоящему роскошный журнал. Толстый (дело порой доходило до 200 страниц), пижонского квадратного формата, такой большой, чтобы разворотом покрывать чуть ли не весь письменный стол. С золотым шрифтом (как-никак руно-то золотое) и множеством затейливых заставок, виньеток и буквиц, выполненных лучшими мастерами этого дела из числа постоянных дягилевских сотрудников — Львом Бакстом, Константином Сомовым, Евгением Лансере и другими. С кучей цветных репродукций с картин русских и французских художников новейших течений вплоть до фовистов — тех, кого тогда начинали собирать Сергей Щукин и Иван Морозов. Первые большие статьи об Анри Матиссе появились, кстати, не на родине художника, а в "Золотом руне", опубликовавшем также его заметки об искусстве. Поначалу журнал даже выходил на двух языках — французском и русском. За освещение последних художественных достижений парижан, равно как и за переводы русских символистов, отвечал французский поэт и арт-критик Александр Мерсеро. А переводить было что. В "Золотом руне" мгновенно печатали то, что выходило из-под пера Константина Бальмонта, Валерия Брюсова, Вячеслава Иванова, Дмитрия Мережковского, Зинаиды Гиппиус, Александра Блока, Андрея Белого, Максимилиана Волошина — всех тогдашних властителей дум, которых благодаря "Золотому руну", первым догадавшемуся заказывать портреты модных поэтов модным художникам, читатели наконец-то узнали в лицо. И каждая уездная барышня смогла удостовериться в том, что Блок, около полутора лет прослуживший литературным обозревателем журнала, и правда писаный красавец.
Этой немыслимой роскошью "Золотое руно" было обязано своему издателю и редактору — меценату, коллекционеру, живописцу-дилетанту, сумасброду и бонвивану, сынку купца-миллионщика Николаю Рябушинскому. Ему же "Золотое руно" было обязано конфликтом с идеологом "Весов" Валерием Брюсовым, который первое время сотрудничал с новым журналом, но через год так расплевался с издателем, что и сам ушел, и всю свою московскую команду увел, вследствие чего верх в редакции взяла петербургская клика Вячеслава Иванова. Так что в последующие годы вся образованная Россия следила за тем, как "питерские" из "Руна" обмениваются теоретическими оплеухами по поводу судеб символизма с "московскими" из "Весов". Ну а сам Николай Рябушинский был обязан "Золотому руну" (как, впрочем, и пагубному пристрастию к картам) форменным разорением.
В первый год выпуск журнала обошелся ему в 84 тыс. рублей, а принес в семь раз меньше — всего 12 тыс., хотя продавали номера за бешеные деньги — аж по 5 рублей. Однако не только издательский бизнес, но и сопутствовавшие ему начинания довели Рябушинского до финансового краха. "Золотое руно" проводило литературные и художественные конкурсы, раздавая щедрые премии молодым дарованиям вроде Михаила Кузьмина и Алексея Ремизова, а также устраивало выставки. Такого размаха и уровня, что потребовалось объединить усилия Третьяковской галереи, Русского музея, ГМИИ имени Пушкина и множества частных коллекций, чтобы их хоть приблизительно восстановить в экспозиции на Крымском валу.
Особенно знамениты две первые выставки журнала. "Голубая роза", собравшая в марте 1907-го в Москве, в особняке фабриканта Кузнецова на Мясницкой, всех молодых художников-символистов — Павла Кузнецова, Петра Уткина, Сергея Судейкина, Николая Сапунова, Артура Фонвизина, Николая Крымова, братьев Милиоти, Мартироса Сарьяна, Александра Матвеева. И первый "Салон "Золотого руна"", открывшийся в апреле 1908-го в Москве. К его столетнему юбилею и подверстали в Третьяковке выставку.
Поначалу "Салон" задумывался как сравнение русской и французской школ, но когда стало ясно, что оно не в нашу пользу, в выставке согласилась участвовать лишь небольшая горстка голуборозовцев. Зато Рябушинскому удалось привезти из Парижа (Щукин и Морозов своих картин не дали) полсотни первоклассных мастеров: Эдгар Дега, Огюст Ренуар, Поль Гоген, Винсент Ван Гог, Анри Тулуз-Лотрек, Поль Синяк, Одилон Редон, Пьер Боннар, Морис Дени, Феликс Валлотон, Огюст Роден, Аристид Майоль, Антуан Бурдель. Были здесь и самые главные парижские скандалисты — фовисты во главе с Матиссом и кубисты во главе с Жоржем Браком. Словом, первая большая выставка французского авангарда состоялась именно в России. О ее значении для русского искусства написаны километры диссертаций.
В 1909-м издатель "Золотого руна" организовал еще пару выставок — русско-французскую, но поскромнее и самой перспективной на тот момент московской молодежи — бубнововалетовцев Михаила Ларионова и Наталии Гончаровой. К 1910-му он был полностью разорен. Большим деньгам не всегда на пользу общение с высоким искусством. Впрочем, имя Николая Рябушинского обессмертили не первые, а второе.
Государственная Третьяковская галерея на Крымском валу, с 12 марта по 11 мая