"До суда дела не доводим"
Активизировавшие свои усилия на рынках слияний и поглощений отечественные металлургические компании постоянно находятся в поле зрения Федеральной антимонопольной службы РФ (ФАС). Кого из них "казнить", а кого "миловать" решают в Управлении контроля промышленности ФАС. Начальник управления АЛЕКСЕЙ УЛЬЯНОВ в интервью корреспонденту BG ДМИТРИЮ СМИРНОВУ поведал о том, как можно эффективно использовать антимонопольный ресурс в интересах отрасли.
BUSINESS GUIDE: Как давно существует ваше управление и что входит в его функции?
АЛЕКСЕЙ УЛЬЯНОВ: Управление контроля промышленности, как оно сейчас называется, было создано в феврале-марте 2007 года. До него было управление со схожими задачами, называвшееся Управление по контролю и надзору в промышленности, строительстве, металлургии и рудно-сырьевом комплексе. Основное отличие нынешнего управления в том, что в сферу нашей деятельности добавилась легкая промышленность, которая вместе с рынком стройматериалов образует отдельный блок. Ко второму крупному блоку относится вся металлургия, редкоземельные и драгоценные металлы, руда, трубы, метизы, и т. п. В третий крупный блок выделены все сегменты машиностроения — от простейших приборов и аппаратов до оборонно-промышленного комплекса.
И наше управление курирует все сделки по слияниям, поглощениям, приобретениям акций и долей в этих отраслях. В частности, крупные сделки проходят наш предварительный контроль: подается ходатайство, по которому может быть принято решение либо запретить, либо разрешить или разрешить с определенными условиями. Средний бизнес подпадает под уведомительный контроль: если сделка совершена, стороны обязаны уведомить нас об этом в течение 45 дней после ее совершения. Кроме того, в нашем ведении находится возбуждение дел по признакам нарушения антимонопольного законодательства в этих отраслях по обращению любого физического или юридического лица. Кроме того, по факту нашего расследования мы предлагаем включить или исключить из реестра субъекта, занимающего долю более 35% на наших рынках. Еще мы на согласовательном уровне участвуем в нормотворчестве в подконтрольных отраслях. Кроме того, мы вносим предложения по изменению таможенно-тарифной политики в подведомственных сферах.
BG: А можно проиллюстрировать конкретными примерами итоги деятельности вашего управления?
А. У.: Например, когда мы согласовывали сделку по слиянию "Русала", СУАЛа и Glencore, мы предложили и добились отмены пошлины на алюминий. То есть мы фактически открыли рынок, чтобы поставить его в потенциально конкурентные условия. Или еще пример: когда полезли вверх цены на цемент, мы предложили и добились отмены 5-процентной пошлины на цемент. Правда были и обратные ситуация, когда мы добивались наоборот введения пошлины, когда отечественные производители сталкивались с недобросовестной конкуренцией из-за рубежа, как в случае с китайскими подшипниками. В результате, в конце прошлого года была введена антидемпинговая пошлина.
BG: Что чаще попадает в поле вашего зрения: жалобы на нарушение антимонопольного законодательства или просьбы о защите?
А. У.: Конечно, жалоб больше, потому что они касаются повседневной деятельности в совершенно различных областях. Бывает даже, что нам пишут пенсионеры, от руки, и мы тоже такие обращения рассматриваем в соответствии с законом о работе с обращениями граждан в месячный срок.
BG: Ваше управление — орган карательный или, скорее, предупредительный?
А. У.: Скорее, предупредительный. Поступает к нам, например, жалоба. Мы пишем запрос. После этого ситуация нормализуется. То есть мы не успеваем даже дело возбудить, поскольку уважение все-таки к нашей службе есть, и часто даже факта нашего запроса бывает достаточно, чтобы контрагент пошел на какие-то уступки. Я бы даже сказал, что по 80% жалоб по нашей епархии стороны находят компромисс уже на стадии нашего рассмотрения, не доводя дело до суда.
BG: Сколько ежегодно жалоб поступает в ваше управление?
А. У.: До сотни. По ФАС в целом это уже тысячи обращений.
BG: Какая самая суровая мера, которую имеет право применять ваше управление?
А. У.: Наложение оборотного штрафа по результатам рассмотрения дела, допустим, о картелях. Максимальный размер такого штрафа составляет 4% от годового оборота компании на каждого участника картеля. Кроме того, мы можем применить дисквалификацию к чиновникам, в случае обнаружения злостных нарушений с их стороны. Еще одной из наиболее серьезных санкций для компаний является признание сделки недействительной. Обычно эта мера используется в том случае, когда сделка совершена без нашего согласия и без подачи ходатайства. Из самых свежих примеров — сделка по приобретению НЛМК 50%+1 акция "Макси-групп", которая была совершена еще в прошлом году. В этой связи мы не только отказали в данном согласовании, но и наложили в общей сложности восемь штрафов. До иска в суд дело не дошло — НЛМК штрафы уплатил и подал ходатайство заново.
BG: Кто из ваших клиентов наиболее дисциплинированный в этом смысле?
А. У.: Иностранные компании. Они просят разрешения даже тогда, когда сделка проходит, например, в Канаде. Но чтобы исключить малейшие претензии миноритариев, компании обращаются к нам за разрешением. Отчасти это потому, что мы пошли на радикальную либерализацию нашей системы контроля — после июля 2006 года ФАС больше не контролирует мельчайшие сделки, не оказывающие реального влияния на конкуренцию. Обусловлено это тем, что компании более активно консолидируются, идут за кредитами на запад, проводят IPO... И за рубежом привыкли, чтобы все было чисто. В этом смысле, западные кредиторы и биржи — наши главные союзники. Ведь получив наш "волчий билет", добиться кредитной линии становится практически невозможно.
BG: Существует ли какой-то "срок давности" по совершенным сделкам, по истечении которого они уже не могут быть аннулированы?
А. У.: Применительно к сделкам такого срока не существует. Да и по штрафу, где такой срок составляет год, есть одна тонкость. По закону этот срок исчисляется с момента обнаружения. Раньше у нас было много обращений от компаний, спустя год после совершения сделки. Видимо, надеялись как раз на истечение "срока давности". Но штраф им платить приходилось, потому что мы отсчитывали время от момента обнаружения нарушения, т. е. с момента подачи нам ходатайства. Так что сейчас в суде можно оспорить абсолютно любую ранее совершенную сделку, которая на момент ее осуществления привела к ограничению конкуренции на соответствующем рынке.
BG: Какие сделки между компаниями могут быть запрещены ФАС как угрожающие рынку появлением монополиста?
А. У.: Начнем с того, что мы не рассматриваем любые альянсы, которые образуются через приобретение одной компанией доли в другой. Сейчас есть три контрольные точки, которые требуют согласования с ФАС: доля владения превысила 25%+1 акция, потом 50%+1 акция и, наконец, 75%+1 акция. В случае если одна компания покупает другую, такая сделка попадает в поле нашего зрения при одновременном выполнении двух условии: суммарно активы компаний должны превышать 3 млрд рублей, а стоимость активов для приобретаемого лица — не менее 150 млн рублей. Небольшой, правда, второй порог, поэтому мы хотим его поднять.
BG: А когда новые поправки могут быть введены?
А. У.: Осенью планируется изменение в ФЗ "О защите конкуренции", принятом в нынешнем виде 26 июля 2006 года. Пока ФАС собирает воедино мнение всех управлений, потом будет выработан уже документ, который будет согласован с МЭРТ и направлен в правительство.
BG: Какие инициативы предлагает ваше управление?
А. У.: Во-первых, мы хотим исключить из рассмотрения сделки двух зарубежных компаний, имеющих только мелкие активы в России. Во-вторых, я предлагаю ввести понятие "группа лиц лица". Поясню на примере: покупает одна компания у другой маленький кирпичный заводик. Суммарные активы обеих компании превышают 3 млрд рублей, но активы покупаемого кирпичного заводика составляют 80 млн. Вроде бы не подпадает под рассмотрение. Но если мы посчитаем активы группы лиц, в которую входит этот заводик, то сумма намного превысит 150 млн рублей, а это уже наш клиент. Но такая сделка реально не ограничивает конкуренцию ни на каком рынке, поэтому стоит такую ситуацию прописать отдельно и не тратить время на ее рассмотрение.
BG: Выходит, что основная часть ваших предложений сводится к желанию упростить процедуру рассмотрения сделок, сведя к минимуму число подаваемых ходатайств?
А. У.: Да, потому что число ходатайств по мелким сделкам все еще велико в масштабе всех дел, проходящих наше рассмотрение. Но будут и предложения по ужесточению. Во-первых, мы предлагаем уточнить понятие монопольно высокой цены, которое сейчас размыто достаточно. Кроме того, мы хотим уточнить и упростить критерии по определению коллективного доминирования.
BG: А как в целом вы могли бы охарактеризовать российский металлургический рынок?
А. У.: Металлургия — отрасль экспортоориентированная, занимающая второе место по экспорту после нефтегазовой. За счет того, что в металлургии продолжает превалировать частный капитал, в отрасли наблюдаются высокие показатели инвестиций, прибыльность, высокая рентабельность. Для сравнения: при нашем колоссальном дефиците электроэнергии за последние 20 лет не построено ни одной электростанции, не считая Богучанской ГЭС, которую начали строить еще в СССР, а в металлургии есть много примеров, когда с нуля строились крупнейшие предприятия, не говоря уже о минизаводах. При этом крайне важно, что Россия не пошла по пути создания единого металлургического супермонстра, а все-таки остановилась на варианте нескольких групп относительно равновеликих между собой предприятий полного цикла. В черной металлургии — это Evraz Group, "Мечел", "Металлоинвест", "Северсталь", ММК, НЛМК. Это хороший факт, и в дальнейшем на попытки объединения в черной металлургии мы будем смотреть очень настороженно.
BG: Если бы вдруг назрела консолидация с целью создать седьмого крупного игрока в черной металлургии, вы бы поддержали это начинание?
А. У.: Если бы мелкие объединились, чтобы создать седьмого, я бы только сказал "ура". А если один из этих шести будет покупать, к примеру, "Эстар", МАИР или еще подобных некрупных игроков, подминая их под себя не ради спасения от банкротства, как в случае с "Макси-групп", а просто ради своей выгоды, то ФАС будет на это смотреть пристально.
BG: А как вы относитесь к намерению ММК нарастить свою долю в "Белоне" до 100%?
А. У.: Это уже "вертикалка". Эту сделку мы рассматривали очень внимательно почти три месяца, опрашивали потребителей, конкурентов. Но в итоге пришли к выводу, что данная сделка скорее проконкурентна, чем антиконкурентна. Поэтому когда мы ее рассматривали, мы даже предписания компаниям не выдали. Мы же понимаем, что "Магнитка" по определенным причинам опоздала к раздаче угольных и железорудных активов, оказавшись сейчас единственной из "большой шестерки" лишенной угольной и ресурсной рудной базы. И покупка "Белона" позволяет ему восполнить это упущение. А вот если бы "Белоном" заинтересовался тот же "Мечел", то даже если мы бы эту сделку одобрили, то тому же "Мечелу", у которого угля уже в избытке, мы бы такую сделку либо запретили, либо разрешили, но с жесточайшими предписаниями.
BG: Как вы смотрите на объединение "Российского алюминия" и "Норильского никеля"?
А. У.: Не факт, что будет именно такая конфигурация слияния. Пока детально мы этот вопрос не изучали еще. Если ходатайство поступит, нужно будет смотреть на взаимозаменяемость их товаров. Но в большей степени надо будет оценивать политэкономическое значение появления такой огромной горно-металлургической компании, которая будет сильно отрываться от всех остальных не только внутри отрасли, но и оказывать сильное влияние на смежные рынки. Но пока комментировать это слияние рано, потому что мы еще очень многого не знаем.
BG: В последнее время стало модно диверсифицировать свой бизнес: металлурги покупают уголь, золоторудные активы... Не связываете ли такую стратегию с ужесточением контроля за ростом компаний в своих отраслях за счет объединений или поглощений на уровне ФАС?
А. У.: Я бы свою скромную роль не стал переоценивать. Возможно, отчасти это и играет свою роль, но никак не ключевую. Тут скорее нужно говорить вообще о теории переходной экономики, когда нечетко специфицированы права собственности, из-за чего предприятия стремятся себя обезопасить за счет приобретения поставщиков сырья — угля и руды. То же золото не решает вопрос с самообеспеченностью сырьем, зато само по себе прибыльно в результате резкого роста цен на этот металл в последнее время.
BG: А как вы смотрите на создание оборонного холдинга на базе "Ростехнологий"?
А. У.: На мой взгляд, не должно там ничего такого быть. Ведь логика скупки предприятий неочевидна. "Магнитка", к примеру, тоже делает ряд специфической продукции, которую можно трактовать как оборонную. И что? И этот комбинат давайте включать в госхолдинг? Да и начинается этот проект не совсем так, как этого все ожидали — рентабельность, например, "ВСПМО-Ависма" после попадания под контроль "Рособоронэкспорта" упала в 1,5 раза. Ну не может быть госкомпания эффективнее частной — это доказывает наша 70-летняя советская история.
BG: Может ли ФАС воспрепятствовать участию той или иной компании в аукционе по участку недр?
А. У.: Такое случается крайне редко, но, все же возможно. Если с приобретением данного месторождения существенно поменяется доля на рынке, мы можем рекомендовать компании воздержаться от участия в аукционе. К примеру, если за Удокан будет бороться УГМК, занимающая сейчас около трети рынка, то никаких вопросов к ней не будет. А вот если участником станет "Норильский никель", занимающий сейчас около 60% рынка, вопросы могут возникнуть. Естественно, у нас нет полномочий запретить участвовать в аукционе, особенно если заявится не сама компания, а аффилированная структура. Зато после подведения итогов, когда наметится какая-то сделка в адрес "материнской компании", у нас могут возникнуть вопросы.
Данные по контролю экономической концентрации в металлургии и рудно-сырьевом комплексе в 2005-2007 годах
|
Примечание. Падение числа рассмотренных ходатайств в 2007 году объясняется либерализацией законодательства — многие сделки перестали попадать под контроль ФАС.