Председатель совета директоров МДМ-банка Олег Вьюгин считает, что мировой финансовый кризис пока обходит нашу страну стороной. Но, если правительство не перейдет срочно к решительной антиинфляционной политике, нынешний период роста российской экономики довольно скоро закончится ее жестким "приземлением". Об этом он рассказал в интервью корреспонденту "Денег" Марии Глушенковой.
"Решение принимают политики, а не экономисты"
В начале июня МВФ и ВБ опубликовали доклад, в котором был сделан вывод о перегреве российской экономики. Согласны ли вы с мнением международных экспертов?
— Есть серьезный макроэкономический дисбаланс, который рождает инфляцию. В чем суть? В Россию поступает выручка от растущих цен на нефть, плюс идет приток инвестиций. Весь этот приток по всем законам экономики должен приводить к росту богатства, в том числе через рост покупательной способности заработной платы вследствие повышения курса национальной валюты — рубля. Однако ЦБ придерживается политики фиксированного курса рубля к корзине "евро-доллар". Возникает дисбаланс между очень быстрым ростом спроса как результата роста богатства и гораздо более медленным ростом предложения товаров и услуг, так как рост импорта сдерживается курсом, а местное производство недостаточно из-за инвестиционного лага. Этот дисбаланс закрывается ростом цен. Фактически мы платим ростом цен за прирост международных резервов ЦБ. В реальном выражении рубль все равно укрепляется за счет роста ценовых факторов, за счет инфляции. То есть декларируемая защита отечественных производителей через сдерживание укрепления номинального курса остается на практике лишь декларацией. В докладе ВБ и МВФ, видимо, об этом и говорили. Еще осенью прошлого года аналитики приводили такие цифры: рост агрегированного спроса по России в 2007 году составил 17%, а внутреннее производство товаров и услуг увеличилось на 7%, то есть разрыв составил 10%. Импорт по упомянутой выше причине не покрывает эту разницу, и она покрывается ростом цен.
Россия сейчас вступает в классический период инфляционного роста: экономика растет высокими темпами, ускоряется рост цен. Такой период всегда заканчивается тем, что экономика перестает расти высокими темпами, потому что все больше и больше финансовых ресурсов втягивается в рост цен, а не в рост экономики. А поскольку власти не смогут из политических соображений долгое время действовать при высокой инфляции, в тот период, когда производство начнет снижаться, правительство вынуждено будет принимать реальные антиинфляционные меры. Это неизбежно приведет к достаточно жесткому "приземлению" экономики.
И когда это произойдет?
— В принципе, если исходить из того, что приток капитала продолжится — а он продолжается, и рассчитывать на то, что его не будет, не приходится,— еще несколько лет такой инфляционный рост может идти. Но, думаю, уже в 2009 году мы можем увидеть постепенное снижение темпов роста экономики.
Но ведь уже сейчас ЦБ проводит антиинфляционную политику. Недавно дважды подряд была повышена ставка рефинансирования, а с 1 июля для банков были увеличены нормативы резервирования...
— Эти действия носят скорее терапевтический характер. ЦБ в большей степени имитирует реальные антиинфляционные действия, поскольку главная причина — макроэкономический дисбаланс — не ликвидируется. В стране существует высокая инфляция, и ее источником является неадекватный притокам выручки и капитала валютный курс. В прошлом году кредитный портфель банков вырос на 51%, что является беспрецедентным ростом. В таких условиях центральные банки всегда начинают повышать стоимость денег. Когда они повышают ставку, это влияет на банковские ставки, которые также становятся выше, и заемщики начинают меньше заимствовать. ЦБ повышает и резервные требования, для того чтобы отвлечь в резервы часть средств банков, что также должно привести к удорожанию стоимости кредитов. Но все эти действия с точки зрения их эффективности сомнительны, пока курс завышен.
Тогда какие меры эффективны? Или такая "аккуратная" политика со временем себя оправдает?
— Вы знаете, если бы не было такой специфической ситуации — необыкновенно высоких цен на нефть, то абсолютно очевидной рекомендацией было бы ничего особенного не делать, а просто дать возможность рублю занять позицию равновесия, то есть ЦБ должен был бы воздержаться от слишком активной поддержки доллара.
У нас в свое время было принято достаточно разумное решение: часть средств от высоких цен на нефть резервировать в стабилизационном фонде. Для этого было два мотива. Первый — иметь резерв для того, чтобы поддержать бюджетные обязательства в случае резкого падения цен на нефть. И второй — "голландская болезнь", то есть понимание того, что при очень высоких ценах на нефть рубль может очень сильно укрепиться, и, если тратить все деньги, это приведет к быстрому росту импорта, а российские производители будут иметь довольно жесткие конкурентные условия. Причем несправедливо жесткие.
В случае высоких цен на нефть лучший способ предотвратить инфляцию и не допустить "голландской болезни", то есть избежать переукрепления рубля,— не наращивать бюджетные расходы за счет так называемых дополнительных доходов от высоких цен на нефть и газ. Это то, что пыталось делать Министерство финансов. Реально же у нас и расходы бюджета активно растут, и все больше нефтяной ренты вовлекается в оборот внутри страны. Плюс начался приток капитала. То есть получается, что если сейчас сменить режим привязки нашей валюты к корзине "доллар-евро" на режим плавающего курса, то можно получить чрезмерно крепкий рубль. Я точно не знаю, будет ли при этом в России "голландская болезнь", но очевидно, что будет достаточно сильное конкурентное давление на российских производителей.
Поэтому, если мы не хотим инфляции и чрезмерной конкуренции извне на внутреннем рынке, надо ограничить расходы бюджета за счет выручки от растущих цен на нефть и газ. Наложить мораторий на несколько лет на рост бюджетных расходов, скажем, зафиксировать на несколько лет долю бюджетных расходов в ВВП на неизменном уровне. А также отпустить рубль в свободное плавание, сделать валютную политику более гибкой.
Можно также (хотя этот вариант, наверное, не очень эффективный) попытаться вернуть в практику валютные ограничения. А именно ограничение на краткосрочный приток капитала. То есть восстановить так называемые депозиты, когда все, кто ввозит капитал, обязаны резервировать средства в ЦБ на определенный срок. Кто-то скажет, что существуют способы, которые позволяют обходить эти ограничения. Но, с другой стороны, вообще любые ограничения обходят, и во всем мире есть масса ограничительных законов, которые обходят, но, тем не менее, у них есть определенная эффективность, как КПД от сжигания угля в топках. Скажем, здесь КПД будет 50%.
По моему мнению, в сложившейся ситуации было бы единственно правильным решением наложить мораторий на рост доли бюджетных расходов в ВВП, снять жесткий контроль номинального курса рубля, управляя его реальным значением с помощью процентных ставок ЦБ и путем регулирования нормы использования нефтяной и газовой ренты во внутренней экономике. Вот тогда инфляция уйдет, и мы не заплатим высокой цены потом. Потому что нынешняя политика наращивания доли расходов бюджета в ВВП ведет к тому, что мы окончательно посадим бюджет на нефтяную иглу, а курс рубля из-за инфляции загоним на нереальный для развития экономики уровень.
О замедлении роста расходов бюджета как об эффективном рычаге борьбы с инфляцией постоянно и очень часто говорят экономисты. Если столько специалистов осознают, что эта мера эффективна, почему государство ее не реализует?
— Мешает суета, хочется одномоментно стать великим и могучим, взять, что даровано, сразу вложить куда-нибудь. Решение принимают политики, а не экономисты. Давайте посмотрим сегодня на ситуацию с точки зрения политика. ВВП растет на 8% в год, инфляция — 15%. Кто-то протестует, есть массовые выступления? Зарплата в номинальном выражении выросла в первом квартале этого года на 28% годовых, инфляция у нас — 15%. Зачем тогда себя ограничивать?
"Для России внешние условия не сильно изменились"
Как вы оцениваете российскую экономику с точки зрения устойчивости к глобальному финансовому кризису? В последнее время на рынке уменьшился поток информации о многомиллиардных убытках глобальных финансовых институтов, а аналитики все чаще говорят, что российской экономике кризис нипочем...
— Во внутренней экономике ничего страшного не произошло. Кризис пока прошел стороной. Действительно, начиная с четвертого квартала прошлого года приток капитала прекратился, но усилился приток ликвидности по линии внешней торговли. Поэтому ситуация с ликвидностью финансового сектора осталась устойчивой. Более того, приток капитала в обозримом будущем, скорее всего, возобновится. То есть фактически для России внешние условия не сильно изменились. Повысились процентные ставки. Но для того уровня инфляции, который сейчас есть в России, повышение процентных ставок — это как мертвому припарки. Сократилась срочность пассивов банковской системы и сроки кредитования, но роль кредита в инвестиционном процессе у нас невелика.
Почему удалось избежать массированного оттока капитала? Во-первых, наши финансовые посредники не имели на балансах активов, подобных тем, что принесли убытки международным банкам. Во-вторых, не надо забывать, что на самих международных кредитных рынках напряжение немного спало. Связано это с тем, что Федеральная резервная система в феврале ввела очень сильную стабилизирующую меру: все ипотечные облигации, которые есть на балансах банков, стало возможно обменять на US Treasuries. Ипотечные облигации при падающих ценах на дома и в целом сомнительной ситуации с платежеспособностью некоторых классов заемщиков — плохой инструмент, он тянет баланс вниз. Он создает необходимость списания: если цены на облигации упали, значит, произошло обесценивание активов, и их приходится списывать, то есть показывать убытки. А когда их забрали и поставили по номиналу UST, тогда сразу балансы стабилизировались. И это существенно повлияло на всю ситуацию. Именно после этого фактически прекратились списания.
Сейчас все инвесторы, в частности те, кто вкладывает деньги в Россию, поделились на две группы. Первая группа — это пострадавшие. Вторая — те, кто пострадал несильно, например фонды, которые сейчас уже с удовольствием инвестируют. Да и ряд банков сохранили аппетит к рискам. Они уже пришли на российский фондовый рынок, а также участвуют в синдицированных кредитах и еврооблигационных выпусках для российских компаний и банков.
Насколько я знаю, в прошлом году МДМ-банк выбрал путь наращивания подушки ликвидности, в том числе за счет выхода из рынка ценных бумаг. Если рыночная конъюнктура стала более благоприятной, получается, что банк уже сменил свою стратегию?
— Если вернуться в август прошлого года, когда начинался этот кризис, то в принципе нельзя было предсказать, как будет действовать ФРС США и какую позицию займут американские власти. И конечно, с точки зрения потенциала кризис мог быть очень сильным. Поэтому совет директоров и менеджмент банка решили, что для защиты клиентов от непредсказуемых последствий кризиса лучше на время создать запас ликвидных средств. Мы исходили из предположения, что рынки капитала будут временно, по крайней мере до конца первого квартала 2008 года, недоступны. Для этого банк стал постепенно корректировать кредитный портфель. В какой-то момент мы вообще перестали наращивать кредитный портфель, переводя средства, поступающие в погашение ранее выданных кредитов, в ликвидные активы.
Далее, поскольку изначально было ясно, что кредитные ставки будут расти, а сам облигационный рынок будет волатильным, то напрашивалось решение временно сократить позицию по ценным бумагам и использовать эти средства для кредитования компаний. В условиях кризиса долговых рынков стоимость облигаций может быть очень неустойчивой, и непонятно, какие результаты можно получить на балансе. Поэтому мы действительно одними из первых начали довольно методично сокращать облигационный портфель и эти деньги переводить в кредитный портфель. Затем это сделали очень многие банки.
Политику поддержания повышенного уровня ликвидности мы проводили где-то до февраля текущего года. В феврале ФРС приняла достаточно эффективное стабилизирующее решение, разрешив банкам обмен ипотечных облигаций на Treasuries. Аппетит к рискам у западных кредиторов начал расти, для нас стало возможным завершить синдикацию крупного кредита и приступить к подготовке еврооблигационного выпуска. Мы также увидели, что банк справляется с задачей опережающего роста частных депозитов в составе пассивов. Оценив ситуацию, мы решили сократить запас ликвидности, но не отказались полностью от политики предосторожности. Кризис еще не закончился, доверие на кредитных рынках не восстановлено, но мы делаем все, чтобы наши клиенты об этом не беспокоились.
В период кризиса мы изменили состав кредитного портфеля, существенно сократив его по отношению к крупным заемщикам. За счет уменьшения крупных кредитов увеличили долю средних по размеру займов (по объему до $50 млн), что соответствовало стратегии дальнейшего развития банка. И сейчас, когда у нас идет наращивание кредитного портфеля в целом, оно идет уже в другом сегменте — в среднем бизнесе. В части кредитования физических лиц мы активно работаем в секторе ипотеки. Отказавшись от экспресс-кредитов, поддерживаем уровень портфеля по автокредитам, внедряя новые продукты в этом секторе.
Переход от крупных заемщиков к более мелким — это не слишком рискованная стратегия?
— Когда начиналось активное кредитование банками экономики, то есть примерно в начале 2000-х, крупные заемщики считались самыми надежными. И это правильно, они остаются самыми надежными и сегодня. Но сейчас и менее крупные заемщики становятся надежнее, что мы связываем со стабилизацией экономики в целом и с дальнейшим развитием института частной собственности в стране. Теперь в России не только гиганты выживают, но уже вполне неплохо чувствуют себя и средние компании. А еще говорят, что и малый бизнес неплохо себя чувствует, и государство его поддерживает, так что его не просто можно, но даже нужно кредитовать. А ведь раньше ни один банк к малому бизнесу и подходить не хотел. Поэтому займы на уровне $10-50 млн — это уже кредитование с вполне приемлемыми и предсказуемыми рисками.
Вы сказали, что развиваете ипотечное кредитование, однако в последнее время банки — и достаточно крупные банки — ипотеку, напротив, сворачивают...
— Возможно. Что-то про это в прессе было. Ни один банк прямо, по-моему, никогда не заявлял, что он закрывает ипотечное кредитование. МДМ-банк не ограничивает выдачу ипотечных кредитов, хотя мы тщательно подходим к оценке качества заемщика. Не ограничиваем по двум причинам. Во-первых, у нас хороший запас по показателю liquidity gap, что пока абсолютно не препятствует увеличению портфеля ипотечных кредитов. Во-вторых, обычно клиент, который имеет ипотечный кредит, приносит банку прибыль и от других видов обслуживания. То есть тут целая система взаимодействия. Ипотека создает хорошие основы для долгосрочного взаимовыгодного сотрудничества банка с клиентом.
Препятствием для быстрого развития ипотечного кредитования сегодня являются ограниченные возможности секьюритизации пулов ипотечных кредитов из-за кризиса кредитных рынков. Традиционно пулы ипотечных кредитов продают специальным компаниям, которые выпускают облигации, обеспеченные закладными на жилье. Сейчас это сделать трудно, потому что именно с рынка производных на ипотечные облигации начался нынешний кризис ликвидности. Мы намерены часть ипотечных кредитов секьюритизировать через так называемую сделку warehousing. Это не прямая секьюритизация, а финансирование будущей секьюритизации. Кризис закончится, и рынки будут готовы ее принять.
Вы предполагаете, что остальные крупные банки, которые занимаются ипотекой, также начнут использовать этот инструмент?
— Почему нет? Но, конечно, рейтинг должен быть соответствующий и качество портфеля приличное.
"Каждый год наши производители с огромной скоростью теряют конкурентные преимущества"
Как вы оцениваете тот факт, что рейтинговые агентства выставляли нормальные рейтинги бумагам subprime? К агентствам доверие теперь не потеряно?
— Вряд ли есть альтернатива рейтинговым агентствам. Только ваш вопрос не о стандартных ипотечных облигациях. Ведь проблема возникла из-за нового инструмента — CDO. Этот инструмент придумали банки. Они придумали, как смешать риски в одном инструменте, и создали новый инструмент: это та же облигация, но она обеспечена 1/10 частью облигаций с рейтингом AAA, 1/10 частью облигаций с рейтингом АА и так далее — до subprime, то есть до самого низкого рейтинга. Все понимали, что есть часть облигаций очень низкого качества, и никогда бы им рейтинговые агентства не присвоили рейтинг А или выше, потому что эти бумаги выпущены под ипотечные кредиты, выданные без должного контроля за платежеспособностью. Вот тогда возник вопрос: какой рейтинг у этих облигаций? Придумали простую математическую модель, которая позволяла рассчитывать риск этих бумаг. Была создана методика, на основе которой агентства присваивали этим облигациям рейтинги. Дальше предполагалось, что банки, владеющие такими облигациями, начнут расторговывать их на рынке. И рынок определит, сколько такая бумага примерно стоит. Но эти облигации расторговать не успели — по subprime появились дефолты. И тогда инвесторы сказали: что это за облигации такие — CDO? В них есть часть, по которой совсем не платят. А достаточно не платить по части облигаций, и тогда по ней нельзя получить тело долга. Формальное использование математических формул подвело.
Рейтинговые агентства в своей практике во многом следуют за рынком. Например, если котировки облигаций эмитента на рынке становятся сопоставимыми по спрэду с суверенными, тогда они повышают его рейтинг. В случае с CDO рынка не было, была методика, которая подвела. Теперь рейтинговые агентства пересматривают всю методологию оценки рейтингов многих вторичных производных инструментов.
А рейтингов самих банков эти изменения методологии не коснутся?
— Не думаю. Рейтинги банков определяются по хорошо опробованным методикам, накоплен большой более или менее положительный опыт в этой работе. Хотя промахи известны и здесь. Свежий пример — британский банк Northern Rock.
Несмотря на то что наиболее неприятные моменты для банковской системы уже отошли на второй план, с выходом очередной отчетности российских банков появляется информация о все большем количестве игроков, которые получили убытки. К чему это приведет? Будут ли закрываться мелкие убыточные банки?
— Возможно, это когда-нибудь и произойдет. Но дело в том, что тепличные условия, в которых росла российская банковская система, пока сохраняются. Реальные процентные ставки по привлечению депозитов отрицательные, ликвидность, за исключением отдельных эпизодов, хорошая. Небольшая тень на эту солнечную поляну была наведена в четвертом квартале прошлого и первом квартале этого года. Как только эта небольшая тень появилась, сразу появились убыточные банки. Конечно, не среди крупнейших, потому что у таких банков гораздо больше возможностей справиться с кризисными ситуациями, включая доступ к займам у ЦБ. Государство уже разместило в банках средства публичного сектора на 800 млрд руб.
Правда, если ЦБ пойдет по классическому пути, то есть действительно начнет бороться с инфляцией — ставками, курсом, резервными требованиями — и займется этим серьезно, я думаю, что сценарий консолидации в банковском секторе реализуется.
Это скажется на клиентах банков?
— Думаю, что нет, особенно при нынешней системе страхования вкладов и при повышении ответственности руководителей и акционеров банков за доведение кредитной организации до банкротства. Пока в российской банковской системе больших убытков нет, и задача надзора — не дать им образоваться.
Олег Вячеславович, вопрос вам как бывшему руководителю Федеральной службы по финансовым рынкам. Как и прежде, ФСФР проявляет большую активность, пытаясь совершенствовать регулирование фондового рынка. Имеются в виду нововведения в законе "Об инвестиционных фондах", идея обращения иностранных ценных бумаг на российских площадках, РДР и т. д. Тем не менее многие из этих проектов по-прежнему не доведены до логического конца. В чем там проблема?
— В чем проблема? Скажу честно. ФСФР — это маленькое ведомство второго уровня в системе органов государственной власти. Есть всесильный Минфин, был и остается сильный МЭРТ, есть ряд сильных отраслевых министерств. ФСФР — это служба с правом законодательной инициативы. Но, чтобы это право реализовать, надо пройти через согласование в этих всесильных министерствах, для которых эти вопросы второстепенные и компетенции там необходимой нет. ЦБ имеет полномочия по регулированию части финансового сектора. Сравните его с ФСФР по полномочиям, материально-техническому обеспечению и все поймете.
Возвращаясь к началу нашей беседы, все-таки хочется уточнить — что именно произойдет в России в 2009 году, когда начнется замедление темпов экономического роста?
— Если мне говорят, что инфляция цен производителей в нашей стране — 20%, потребительских — 15%, а курс рубля к валютной корзине стабильно стоит на уровне 29 , это означает, что издержки отечественных компаний, номинированные в евро, выросли за год на 20%. А, к примеру, у немецкого предприятия, которое продает здесь свою продукцию,— только на 3%, потому что инфляция в еврозоне на уровне 3% годовых. Это означает, что каждый год наши производители с огромной скоростью теряют конкурентные преимущества перед зарубежными конкурентами.
Кроме того, инфляция обладает еще и таким неприятным свойством, как инерция. И если ничего не предпринимать, то довольно быстро спрос начнет тянуть вверх не производство, а цены, темпы роста внутреннего производства начнут падать. По моим оценкам, это произойдет в 2009 году. Это не будет катастрофой, это будет снижение темпов роста производства. Причем при высоком уровне инфляции. Снижение темпов роста производства будет приводить к еще большей инфляции. Правительство будет вынуждено принять меры. Причем именно те, которые следовало бы принять уже сейчас.
Экономику не обмануть — американцы пытались и получили кризис. Бывший глава ФРС США Алан Гринспен пять лет проявлял чудеса изобретательности, чтобы предотвратить спад в американской экономике. Но смог только отсрочить его на эти пять лет.