Московская патриархия претендует на ряд христианских реликвий, хранящихся в Музеях Московского Кремля. Корреспондент "Власти" Сергей Ходнев попытался разобраться в том, насколько обоснованно пребывание этих реликвий в кремлевских музеях.
19 ноября 2007 года Владимир Путин передал Русской православной церкви одну из самых знаменитых христианских реликвий, хранящихся в Музеях Кремля,— ризу Господню. Несколько позже, в декабре, патриарх Алексий II сообщил на епархиальном собрании московского духовенства, что этим актом дело не ограничится. По его словам, "мощевики, святыни, находившиеся до сего времени в запасниках Музеев Московского Кремля, будут переданы Русской православной церкви", и это опять должно произойти по распоряжению президента. В тот момент передача совершена не была. Подробности связанных с этим переговоров не разглашаются, но очевидно, что от притязаний на кремлевские реликвии Московская патриархия не отказывается и при новом президенте,— недаром на только что прошедшем Архиерейском соборе предлагалось среди прочего "активизировать диалог с государственными учреждениями о возвращении церкви из музейных собраний икон, богослужебных предметов и облачений".
Речь идет о вполне определенном круге реликвий, хранившихся — и хранящихся — в Благовещенском и Успенском соборах Кремля. С материалистической точки зрения это несколько золотых и серебряных ковчегов и ковчежцев — разных размеров, разного времени, разной степени ценности. Есть вещи средневековой византийской и древнерусской работы, есть произведения эпохи первых Романовых, есть совсем поздние — XIX века. В них хранятся фрагменты мощей святых или того, что в науке иногда именуют контактными реликвиями,— материальных предметов, непосредственно связанных с земной жизнью Христа и Богоматери. То есть на первый взгляд это то, что в атеистических брошюрках пренебрежительно именовалось "предметы культа", и ничего больше — за вычетом возможной художественной ценности самих реликвариев. То, что церковь претендует на десяток этих предметов культа, соответственно, выглядит как просто еще один частный случай повсеместной тяжбы за бывшее церковное имущество.
В действительности все гораздо сложнее. Чтобы оценить всю неоднозначность ситуации с кремлевскими реликвиями, для начала нужно все-таки попытаться понять, почему и как эти предметы оказались в стенах кремлевских соборов и какие аспекты почитания реликвий при этом имелись в виду.
К останкам умерших за Христа мучеников еще в раннехристианскую эпоху относились с почтением. Но в полную силу почитание мощей и реликвий начинает разворачиваться в IV веке — в тот момент, когда римский император Константин принимает христианство в качестве государственной реликвии, а его мать Елена в ходе массированных раскопок в Палестине обнаруживает множество артефактов, напоминающих о земном пути Христа. Обладание главными из этих святынь становится прерогативой самого императора, ставшего христианским правителем и покровителем церкви. Император мог одаривать ими церкви, частицы этих реликвий могли расходиться по миру, но именно ревнивое собирание христианских святынь в храмах Константинополя и прежде всего в императорском дворце византийские самодержцы воспринимают как свой долг, как свою миссию.
Согласно хроникам Евсевия Кесарийского (IV век) и Феодорита Кирского (V век), упомянутая императрица Елена не пожалела ради сына даже найденных ею гвоздей Распятия. Какую-то часть из них она распорядилась вковать в шлем Константина, а какую-то — в узду его коня. Это должно было защитить его в бою (остались ли еще гвозди, не охваченные этим актом материнской заботы, не совсем ясно). Точно так же — как залог небесного покровительства, благословения, охраны от зла — рассматривались и все святыни, оказавшиеся в церкви императорского дворца. Средневековые источники с благоговением перечисляют некоторые из них: терновый венец Спасителя, большая часть креста, копье Лонгина, которым был пронзен Христос, Его сандалии и даже "умывальница", в которой на Тайной вечере были омыты ноги апостолов. В этом, конечно, немало наивности — из других константинопольских святынь упоминаются даже корзины с остатками пяти хлебов, которыми были накормлены 5 тыс. человек, и топор, с помощью которого Ной строил ковчег. Впрочем, не стоит видеть в этом сознательную и циничную фабрикацию. Ни о какой банальной корысти, пряча в дворцовой церкви очередной драгоценный ковчежец, императоры, естественно, не думали. Это был всего лишь еще один оберег, очередной благочестивый талисман, призванный обеспечить благополучие и царю, и всему государству.
Это надолго стало нормой государственного отношения к церковным реликвиям, и, естественно, византийским императорам стремились подражать в этом остальные монархи. Властители Третьего Рима не могли стать исключением, отсюда и появление кремлевского собрания реликвий. "Для нас очень важно,— говорит директор Музеев Кремля Елена Гагарина,— то, что эти реликвии многие столетия находились в Кремле, в Благовещенском соборе — домовом храме московских царей — и в Успенском соборе. Это, по сути, были реликвии государственные, оберегавшие русскую верховную власть. Многие из них были преподнесены русским государям в качестве дипломатических даров в самые важные моменты отечественной истории. И это уникальное собрание призвано было демонстрировать всему миру особую, избранную роль России, ее преемственность с Византией".
Собирать святыни начали еще великие князья. В их завещаниях с XIV века упоминаются в том числе и реликварии, часть которых благополучно дожила до сегодняшнего дня. Европейские монархи иногда захватывали чтимые реликвии с боем (крестоносцы, в частности, вывезли из завоеванного ими Константинополя уйму разошедшихся по Европе византийских святынь), иногда попросту покупали (французский король Людовик IX Святой (1214-1270) купил терновый венец за 8 тыс. унций золота). Русские правители чаще всего получали их в дар от оказавшихся под турецкой пятой православных иерархов Востока. Правда, иногда такие дары имели вид завуалированной продажи. В XVII веке огромное количество греков из Османской империи приезжало в Россию за милостыней, и все они были небезосновательно уверены в том, что, преподнеся в дар хотя бы крохотную частичку мощей, они получат от царя более щедрое вознаграждение.
К этому потоку реликвий русские не всегда относились разборчиво, так что попадали в Москву и прямые подделки (хотя изредка), и реликвии, подлинность которых спорна. К примеру, в Успенском соборе хранится один из гвоздей Христовых, с которыми императрица Елена обошлась так радикально и которых по Европе, тем не менее, показывают десятки. Тут опять же сложно видеть продуманный подлог. Гвоздь Распятия — предмет, символическую копию которого сделать соблазнительно легко, ну а от почитания этого подобия один шаг до того, чтобы вопреки всему увидеть в нем тот самый гвоздь. Однако подлинность многих главных кремлевских реликвий подтверждается и присланными вместе с ними "сертификатами" восточных патриархов, и самой их уникальностью, как, к примеру, в случае главы святителя Григория Богослова.
Особняком стоит один достаточно конфузный случай. В середине XVII века, прослышав о том, что в Ватопедском монастыре на Афоне хранятся пожертвованные туда императорами крест императора Константина и глава Иоанна Златоуста, царь Алексей Михайлович попросил ватопедских монахов привезти ненадолго святыни в Россию. Они, вдохновленные перспективой милостыни, повиновались. Но получить реликвии обратно монахам так и не удалось. Щедро посылая в монастырь деньги, русское правительство заявило, что в России реликвии нужнее, да и безопаснее им здесь (правда, крест Константина в результате сгинул в наполеоновское нашествие).
Как бы то ни было, трепетное отношение к реликвиям как к государственному оберегу давало о себе знать. Святыни, не розданные в монастыри, а попавшие в число царских, хранились в Благовещенском и Успенском соборах "сокровенно" — доступа к ним молящиеся обычно не имели. Выносили их из алтарей, предлагая для поклонения, крайне редко, и все эти случаи были строго расписаны по церковному календарю — останки того или иного святого выносились в день его памяти. Один-единственный раз в году, в Страстную пятницу, все ковчеги торжественно выносились для совершения особого чина омовения святых мощей.
Более того (и это самое важное), эти святыни никогда не воспринимались как церковное имущество. В допетровское время они были частью государевой казны, и даже после перенесения столицы в Петербург их статус не изменился — они находились в ведении не церковной администрации, а государственной (Дворцовой конторы Министерства двора его императорского величества).
В этой ситуации само то, что после революции реликвии оказались в распоряжении Музеев Кремля, не выглядит изъятием их у церкви, поэтому и о возвращении тут говорить вряд ли правомерно. С другой стороны, если бы не энтузиазм музейных сотрудников 1920-х годов, весьма вероятно, что сами святыни попросту выбросили бы на помойку, а реликварии продали или переплавили. Самые важные из реликвий — гвоздь Христов, ризу Господню и ризу Богоматери — после закрытия кремлевских соборов передали в еще действовавший Крестовоздвиженский монастырь на Воздвиженке. Но когда его закрыли и собрались сносить, судьба святынь вновь оказалась на волоске. С большим трудом вернув их в Кремль, тогдашний хранитель Оружейной палаты и заведующий памятниками Кремля Николай Померанцев таким образом спас их. А заодно и возвратил на их историческое место.
Несколько реликвий из тех же Музеев Кремля уже были переданы церкви в 1980-х и 1990-х. Среди них, например, десница Андрея Первозванного и упоминавшаяся глава Иоанна Златоуста. Но в те времена передавались не музейные предметы, а сами мощи без реликвариев. И тогда эта практика церковью не только не отвергалась, но и приветствовалась.
Требование вернуть большой комплекс реликвий вместе с их историческими реликвариями, не вполне корректное по сути, встречает еще и правовые препятствия. Они принадлежат к государственной части музейного фонда, изъять их из него музей просто не имеет права. "В соответствии с действующим законодательством ковчеги с реликвиями могут быть переданы Русской православной церкви лишь во временное пользование, при этом они не изымаются из государственного музейного фонда Российской Федерации. Нас не может не беспокоить, что эти уникальные исконно кремлевские памятники надолго покинут пределы Московского Кремля",— говорит Елена Гагарина. И ее беспокойство в общем-то понятно. В случае этой передачи во временное пользование вся ответственность за сохранность музейных памятников (в том числе и уголовная), согласно закону, по-прежнему лежит на директоре.
"Те ковчеги, в которые заключены многие из этих реликвий, являются уникальными художественными памятниками, известными широкому кругу специалистов не только в России, но и за рубежом,— уточняет директор Музеев Кремля.— В частности, ковчег, в который заключена риза Богородицы, является уникальным произведением, созданным в начале XVII века в мастерских персидского шаха Аббаса. Он преподнес в этом ковчеге царю Михаилу Федоровичу фрагмент ризы Господней. Не менее уникальны памятники эпохи Бориса Годунова и Михаила Федоровича. Это ковчеги с мощами Федора Стратилата и Михаила Малеина".
Пребывание реликвий в музеях с точки зрения европейской практики не является редкостью именно из-за художественной и исторической ценности реликвариев. В венской Шатцкаммер, сокровищнице императоров из династии Габсбургов (это, пожалуй, наиболее близкий к кремлевскому собранию пример), мирно хранятся и экспонируются сотни реликвий, включая еще один гвоздь Христов, так называемый "плат Вероники", и предполагаемое копье Лонгина. На них никто не посягает, потому что именно в целостном виде это удивительное собрание отражает многовековую историю Священной Римской империи: случись что, разыскивать эти реликвии по всей Австрии что исследователю, что просто путешественнику-непрофессионалу было бы довольно затруднительно. В других европейских примерах реликвии могут основное время храниться в музейных условиях в ризнице какого-нибудь храма, но в положенные дни участвовать в церковных обрядах.
Собственно, это и есть аутентичная ситуация, воспроизводящая многовековую церковную практику с поправкой на трезвое и бережное отношение к историческим памятникам. И она с начала 1990-х до сих пор сохранялась в Музеях Кремля — те или иные реликвии выносились для поклонения во время соответствующих церковных служб в кремлевских соборах и иных московских храмах. Традиция поддерживает именно эту практику, так что для изъятия реликвий из Кремля нужны какие-то совершенно посторонние соображения и высочайшие распоряжения. Впрочем, если уж наши президенты после инаугурации приватно слушают в том же Благовещенском соборе молебен с текстовыми заимствованиями из чина венчания на царство, разрушать ревниво собранный самодержцами "палладиум царства российского" им тоже должно быть не с руки.