Gluckauf!
Дословно: "Счастливо выбраться!" (пожелание удачи немецкому шахтеру)
Отличить горняка можно в любой толпе народа по глазам — угольная пыль въедается в кожу вокруг глаз и образует черную кайму, которая почти не смывается. Это — как клеймо. Даже выбравшись из-под земли, шахтеры все равно несут на себе свидетельство принадлежности ей.
Завалы, пожары и травмы в шахтах — практически ежедневное явление, каждая тонна угля дается с кровью. На прошлой неделе, в один только день, 18 ноября, случилось два взрыва в угольных шахтах — на "Северной" в Экибастузе и "Центральной" в Челябинске. В обоих случаях погибли люди. Завтра несчастье может произойти на любой другой шахте, в любом другом районе, где ведется добыча.
Но уголь не нужен, в рыночной экономике он стал слишком дорогим. Это — приговор, обрекающий на вымирание огромные территории на Севере и в Сибири, там будут дороги, которые ведут в никуда, пустые дома в городах и поселках и вокруг них — развороченная земля, на которой в ближайшие пятьдесят лет ничего не сможет вырасти.
Юрьев день для шахтера
Объемы добычи угля всегда (если не считать последние полтора года) были ограничены только возможностями шахт. Все, что выдавалось на-гора, имело гарантированный сбыт, и благополучие шахтеров полностью зависело от того, насколько процентов выполнен и перевыполнен план. А сверхплановый уголь можно было продавать по ценам выше государственных. С 1 июля цены на уголь стали свободными, шахты получили свободный выход на внешние рынки, их освободили от обязательной продажи валютной выручки. Все требования, которые и три, и два года назад во время шахтерских забастовок выдвигали стачкомы, выполнены. Свобода! Но что теперь с этой свободой делать?
Еще в июне 1993 года оптовая цена угля в целом по отрасли покрывала лишь 15-20% расходов на его добычу, остальное доплачивало государство. Теперь, после введения свободных цен, из бюджета покрывается лишь 42% затрат на добычу угля, остальное шахтеры должны сами получить с потребителей — металлургов и энергетиков.
Себестоимость тонны угля в августе составляла в среднем 7465,43 рублей. А отпускные цены предприятий угольной промышленности, увеличившиеся в ходе либерализации в 6,2 раза (с 1310 руб./т в июне), составляли уже тогда 7239 рублей за тонну. То есть убыток от реализации каждой тонны угля составлял уже тогда более 200 рублей. Но и это еще не все. Освобождение цен на уголь сопровождалось кратным ростом цен на потребляемые отраслью ресурсы. За июнь--август этого года прокат черных металлов и кабели стали стоить втрое, а электроэнергия и железнодорожные перевозки — более чем вдвое дороже. По данным государственной компании "Росуголь", на самом деле в августе отрасль получила не в 6,2, а только в 2 раза больше средств, чем до либерализации.
Увеличение цен на уголь и повышение железнодорожных тарифов привели к резкому увеличению задолженности потребителей: только за июль--август она возросла в 4,5 раза. Задерживают оплату провозных платежей и сами угольщики — на 1 октября долг железным дорогам превысил 195 млрд рублей.
Однако несбывшиеся надежды (кто из нас не обманывался!) на улучшение, хотя бы и небольшое, финансового положения отрасли после либерализации цен ничто по сравнению с тем, что предстоит пережить угольщикам, когда отрасль на деле начнет вползать в рыночную экономику. По предварительным оценкам компании "Росуголь", после либерализации цен в России должно прекратить существование от 13 до 30% действующих шахт.
Мертвый хватает живого
Первые кандидаты в покойники — старейшие предприятия, практически отработавшие основные запасы угля. Средняя по отрасли глубина ведения горных работ составляет 415 м, а на ряде шахт она превышает уже 1000 м. Таких около двух десятков. Уголь этих предприятий в 1,5 раза дороже, чем в среднем по отрасли.
Кроме того, по-видимому, будет поставлен крест и на тех шахтах и разрезах, техническая оснащенность которых низка по сравнению даже с довольно невысоким в среднем по России уровнем. Более половины российских шахт старше 40 лет, и почти все они не реконструированы. Всего 18 шахт разрабатываются менее 20 лет. По оценкам специалистов корпорации "Росуголь", 80 шахт вообще не имеют перспективы выжить. Пока что ни одна убыточная шахта еще не закрыта, но трубный глас вот-вот прозвучит.
Неконкурентоспособными в условиях рынка оказались очень многие предприятия Воркуты, района, где дешевизна угля раньше достигалась за счет дармового труда заключенных. Эти шахты и строились с расчетом на такой труд, а потому плохо оснащены. С 1956 года, когда использование заключенных на подземных работах было запрещено и рабочим пришлось платить, и платить много — работы-то ведутся под слоем мерзлоты, северный уголь резко вздорожал. Государственные дотации северным шахтам в пересчете на тонну угля были до реформы цен в угольной промышленности в 3-5 раз выше среднеотраслевых. И теперь, когда дотации срезали, воркутинский уголь стал неконкурентоспособным на внутреннем рынке.
Плоды монокультуры
Сегодня на предприятиях угледобывающей отрасли занято 970 тыс. человек. Все эти трудовые ресурсы сконцентрированы в нескольких регионах — Кузбассе, Красноярском крае, Якутии, Республике Коми, Ростовской и Иркутской областях. Уголь там своего рода монокультура — практически все население тем или иным образом занято в этой отрасли. К тому же угольные предприятия обычно находятся в небольших городах и рабочих поселках, для населения которых шахта или разрез выступают вообще единственным работодателем. На балансе угольщиков в городах-рудниках находятся практически все объекты социального назначения — школы, больницы, детские сады, транспорт. Скрытая безработица в этих районах существовала всегда; лет 5 назад ее признали полуофициально, ограничив или прекратив прием рабочих на многие предприятия. Полной занятости нет даже в пределах одного предприятия: теперь практически не осталось шахт, работающих, как раньше, полную неделю (7 дней), хотя число занятых на них не сократилось.
Нетрудно представить, чем грозит банкротство основного предприятия в таких поселках и городах — в лучшем случае занятые на нем люди могут рассчитывать на пособие, но вряд ли безработные города и поселки будут с этим мириться: шахтеры привыкли к относительно высокому достатку, и переход их в положение низкооплачиваемых иждивенцев грозит настоящим бунтом, подобным описанному в "Жерминале".
Говорить же об оттоке рабочей силы в другие отрасли пока не приходится, альтернативой могут служить лишь немногочисленные предприятия местной промышленности, созданные в свое время для обеспечения занятости прекрасной половины населения. Сейчас и эти предприятия в основном работают неполную трудовую неделю.
В более выигрышном положении находится население крупных городов — Кемерова, Ростова, Ухты — вокруг которых сконцентрировано небольшое количество угольных предприятий. Там возможностей найти работу неизмеримо больше, но для этого шахтерам придется менять профессию, что довольно сложно: добыча угля для многих из них стала династической традицией. Да и шансы переобученных шахтеров найти работу в условиях промышленного спада не так уж велики. Другой возможный вариант — отток рабочей силы в сельское хозяйство (им в меру сил и способностей занимается каждый россиянин). Однако шахтерам Воркуты и Якутии заняться товарным сельским хозяйством не позволят климатические условия.
Наиболее безболезненный вариант — профессиональная переориентация шахтеров внутри угольной отрасли. В качестве перспективного направления может выступать, например, строительство и реконструкция обогатительных фабрик. Они обеспечивают сейчас обработку не более 62% добываемого угля, что и неудивительно, поскольку большинство из них построено в 1940-е годы. Обогащенный уголь — весьма привлекательный экспортный товар, так что заработок может быть обеспечен и строителям, и горнякам, и рабочим обогатительных фабрик. По этому пути пытаются сейчас двигаться многие угледобывающие предприятия, но он требует значительных инвестиций, прежде всего — в оборудование, а денег у большинства шахт нет.
Осознав, что свободные цены на уголь для многих предприятий означают начало конца, горняки требуют от правительства принять специальную государственную программу. Часть денег отрасль планирует получить, перераспределив госдотации. В этом году планировалось снять 11 шахт с бюджетного дотирования и передать эти средства более перспективным предприятиям угледобычи. Также предполагалось выделить на каждого увольняемого пособие в размере 3-5 млн рублей и переселить в другой регион, а выезжающим из районов Крайнего Севера планировалось выделять денежную компенсацию за освобождаемое жилье исходя из десяти минимальных месячных размеров оплаты труда за каждый год работы в районах Севера. Пока, впрочем, ничего этого не сделано.
В целом же концепция селективной поддержки угольных предприятий, в рамках которой должны были осуществляться описанные выше меры, заключается в том, что 25% предприятий переводится на самофинансирование, 5% будут получать дотации только на капитальные вложения, а остальные шахты будут дотироваться по-прежнему. Однако на деле эта "селекция", видимо, будет выглядеть так. Правительство не станет топить банкротов, но и не будет баловать перспективные предприятия, что позволит несколько отодвинуть социальный взрыв. Все было бы не так плохо, если бы для поддержания этого зыбкого равновесия не надо было обеспечивать привычный (достаточно высокий) уровень жизни горняков, что в нынешних условиях уже невозможно. И поэтому все средства, которые правительство выделит на будущую программу, скорее всего, уйдут на погашение задолженностей по зарплате и ее повышение.
Воркута готова бастовать бессрочно, правительство ее поддержит
С 1 ноября лидеры профсоюза объявили бессрочную голодовку. А 11 ноября на всех 13 шахтах Воркуты прошла предупредительная забастовка — была прекращена добыча и отгрузка угля потребителям, проходка горных выработок.
Поводом для недовольства послужила задержка зарплаты — она не выплачивается уже третий месяц практически на всех шахтах Воркуты. Еще в конце октября шахтеры потребовали от правительства прекратить нарушения тарифного соглашения, своевременно выплачивать заработную плату, принять специальную государственную программу социальной защиты тех, кого увольняют в связи с закрытием неперспективных шахт. Руководство Независимого профсоюза горняков Воркуты настаивало на том, чтобы для переговоров по этим вопросам в город срочно прибыла полномочная правительственная комиссия во главе с премьер-министром Виктором Черномырдиным.
Комиссии так и не дождались. Но на угрозу бастовать Москва отреагировала быстро — уже 13 ноября по инициативе компании "Росуголь" в Министерстве топлива и энергетики состоялось совещание по проблемам угольных шахт Воркутинского бассейна. Министерство обратилось к правительству с просьбой выделить средства на погашение задолженности воркутинским шахтерам. По сведениям, полученным в Независимом профсоюзе горняков России (НПГР), 50 млрд рублей правительство уже выделило. И хотя в Воркуту эти деньги еще не пришли, зарплату выдавать уже начали.
Однако, похоже, на этот раз правительство не сможет так просто отделаться от требований шахтеров. Руководство НПГР настаивает на выполнении всех своих требований, обещая в противном случае начать 1 декабря бессрочную всероссийскую забастовку. В беседе с корреспондентом Ъ председатель тарифной комиссии НПГР Виктор Бодягин заявил, что решения об участии в забастовке приняты практически во всех угольных районах. 13 шахт воркутинского бассейна уже заявили о своем согласии участвовать в бессрочной забастовке. Вопрос о всероссийской стачке окончательно будет решен 26 ноября на исполкоме НПГР.
Маловероятно, что все шахты и разрезы дадут свое согласие на участие в забастовке — ведь убытки от простоя они так или иначе будут компенсировать сами: предприятия-то акционировались! Вполне возможно, что бастовать будет опять одна Воркута, остальные лишь выразят солидарность незначительными временными остановками. Именно так можно понять заявление заместителя председателя совета рабочих комитетов Кузбасса Александра Коротких: "С одной стороны, мы всецело поддерживаем требования горняков Воркуты, а с другой — сами находимся в сложнейшем положении."
Впрочем, от того, будут ли бастовать шахтеры все вместе или по одиночке, по большому счету их положение вряд ли изменится. Несмотря на то, что сегодня у государства больше чем когда бы то ни было оснований прекратить "благотворительность", деньги в эти районы будут поступать, и здесь уже неважно, отдаст их государство добровольно или под давлением шахтеров. Все равно их будет недостаточно для того, чтобы обеспечить техническое перевооружение отрасли и, соответственно, не процветание, но все же достойное существование регионов хотя бы на несколько лет. По оценкам "Росугля", на закрытие шахт, трудоустройство шахтеров и их социальное обеспечение (переселение из неперспективных отдаленных поселков, транспорт для работы на незакрывающихся шахтах, выплату пособий увольняемым, переобучение) потребуется в 2-4 раза больше средств, нежели на поддержание этих шахт на плаву. Денег в бюджете нет, и у предприятий тоже. И все это "казнить нельзя помиловать" может продолжаться сколь угодно долго.
Неэффективные угольные шахты — проблема не только российская, она носит глобальный характер. Уголь — ресурс, соответствовавший хозяйству периода промышленной революции. На смену ему везде уже пришли энергоносители более дешевые и с большей теплотворной способностью, инвестиции же в угольную отрасль постоянно сокращались, что бесповоротно закрепило ее отставание. И тем не менее уголь везде рассматривается как своего рода энергетический резерв, который всегда под рукой на тот случай, если с ближневосточной нефтью или российским газом вдруг что-то произойдет. Именно поэтому большая часть тепловых станций приспособлена к использованию как мазута, так и угля. Именно поэтому во многих странах с развитой экономикой и монетаристскими правительствами убыточная угольная отрасль все же существует — с забастовками горняков, с дискуссиями вокруг дотаций, с резкими демаршами теневых кабинетов и социал-демократов. Россия — не исключение.
НАТАЛЬЯ Ъ-ХОРОШАВИНА