Часть I. «Смертельный» маршрут

Порт итальянского города Реджо-ди-Калабрия, 5 октября, почти семь часов вечера. Через полчаса корабль Dignity I международной гуманитарной организации «Врачи без границ» (Médecins Sans Frontières, MSF) отправится на очередную поисковую операцию к берегам Ливии. В порт Dignity I пришел сегодня на рассвете c 417 мигрантами и трупом беременной 23-летней нигерийки на борту. У многих химические ожоги: лодка, с которой их спасли, дала течь, соленая вода смешалась с моторным топливом и превратилась в ядовитую смесь.

— Некоторые даже не могли держаться на ногах, кто-то кричал от боли. Женщины повторяли: «Моя кожа горит, моя кожа горит»,— потом будет вспоминать подробности той тяжелой операции медсестра MSF канадка Кортни Беркан.— Спасти беременную мы не смогли: у нее был отек легких. Один раз мы ее реанимировали, но второй раз уже не получилось. Она умерла вот на этой кушетке.

Химические ожоги не самое страшное, что ждет мигрантов на пути из Африки в Европу через Ливию. Сначала на суше в Ливии в хаосе гражданской войны они рискуют попасть в рабство, быть похищенными и убитыми, если родные не смогут заплатить выкуп. Потом утонуть в море, если перегруженная людьми лодка перевернется или начнет протекать. Из-за большого числа смертей и пропавших без вести морской маршрут, по которому мигранты через Ливию и Египет попадают в Италию, называют «смертельным». В официальных документах он именуется Центральным средиземноморским. По Средиземному морю проходят еще два миграционных пути в Европу — Восточный (из Турции в Грецию) и Западный (из Марокко и Алжира в Испанию). За неполные 11 месяцев 2016 года на всех трех маршрутах погибли 4663 человека, из них 90% — на Центральном средиземноморском. Эти цифры тоже официальные: столько тел прибило к берегам Северной Африки или было выловлено из воды кораблями спасательных миссий. Сколько людей погибло на самом деле, не знают даже контрабандисты, которые, не считая, утрамбовывают их в лодки. По числу жертв 2016 год уже побил все предыдущие годы — даже 2015-й, когда в Европу по Средиземному морю добралось рекордное количество мигрантов: более 1 млн человек.

Мы поднимаемся по трапу на Dignity I. Впереди идет координатор миссии MSF грек Николас Папахрисостому.

— В зоне спасения мы окажемся послезавтра где-то в десять утра. Сейчас вам покажут вашу каюту и выдадут спецодежду. Затем пройдите инструктаж по безопасности,— поясняет Николас на ходу. То и дело мы останавливаемся, чтобы поздороваться с встречающимися по пути членами экипажа. Все улыбаются, жмут руку. В голове, пока не задерживаясь, бегут имена: Пьер, Кортни, Луис, Адам, Камма, Мохаммад, Усама, Эдуардо, Диего, Карла… Всего команда Dignity I насчитывает 19 человек.

Николас оставляет нас с венгром Адамом Сабо: он на корабле главный по снабжению. Адам показывает нашу каюту — крохотную комнату с двумя койками одна над другой и иллюминатором. Следом Адам выдает спецодежду — спасательный жилет, каску, перчатки и ботинки. Их надо будет надеть перед началом спасательной операции.

Инструктаж по безопасности проводит старший помощник капитана испанец Эдуардо Каньисарес. Он краток.

— Есть четыре типа сирены: обычная, когда на корабле пожар, мы тонем и на нас напали пираты. Если корабль тонет, у вас есть всего две минуты, чтобы надеть спасательные костюмы и жилеты и оказаться на палубе. Корабль идет на дно очень-очень быстро,— улыбается во весь щербатый рот Эдуардо.

После того как в середине августа другое судно MSF — Bourbon Argos — было обстреляно неизвестным кораблем в международных водах недалеко от берегов Ливии, упоминание о пиратах уже не кажется гипотетическим. Через несколько дней после инцидента ливийские военные сообщили, что это был корабль береговой охраны и что стрелял он в воздух, так как Bourbon Argos отказался себя идентифицировать и прекратить движение. В MSF настаивают, что в Bourbon Argos было сделано как минимум 13 выстрелов, один из которых задел капитанскую рубку, кроме того, нападающие почти час пытались взять корабль на абордаж.

Dignity I выходит в открытое море. Начинается качка, и передвигаться надо осторожно, чтобы ненароком не нырнуть вниз с трапа или не въехать плечом в стену узкого коридора. Как долго будет длиться эта спасательная операция, никто не знает — может быть, пять дней, может, неделю, может, дольше. Многое зависит от погоды: в большие волны контрабандисты редко отправляют лодки в путь, и тогда приходится ждать затишья.

Мигранты и контрабандисты — главные участники устойчивой экосистемы, существующей в Средиземном море уже много лет. После событий «арабской весны» и резкого увеличения в 2015 году потока бегущих от ее последствий беженцев экосистема стала стремительно разрастаться, притягивая к себе все новых игроков. MSF стала одной из первых гуманитарных миссий, решивших собственными силами спасать терпящих бедствие на «смертельном» маршруте людей. В апреле 2015 года они запустили совместную операцию с MOAS — частной благотворительной организацией, созданной специально для спасения мигрантов в Средиземном море. Вскоре в море вышли собственные корабли MSF: в мае 2015-го — Bourbon Argos, в июне — Dignity I. В 2016 году наряду с MSF на «смертельном» маршруте работало еще девять некоммерческих организаций (НКО).

Центральный средиземноморский маршрут стал привлекать к себе частных спасателей после того, как в октябре 2014 года власти Италии из-за отсутствия финансирования со стороны ЕС закрыли спасательную операцию Mare Nostrum. Она действовала всего год, но за это время было спасено около 150 тыс. человек, пытающихся на лодках добраться из Африки в Европу. Гуманистические идеи оказались близки далеко не всем странам Евросоюза. Особенно резко в преддверии закрытия Mare Nostrum выступила Великобритания, заявившая, что в будущем не будет финансировать поисковые и спасательные операции в Средиземном море, поскольку те только способствуют увеличению количества бегущих в Европу мигрантов, и соответственно, росту числа смертей. На смену Mare Nostrum пришла операция Triton, основной целью которой стало не спасение мигрантов, а лишь патрулирование 30-мильной зоны возле побережья Италии.

Гуманитарные организации и активисты тогда обвинили Евросоюз в том, что тот закрывает глаза на происходящее, и предрекли катастрофический рост смертности среди бегущих через Средиземное море мигрантов. Апрель 2015 года подтвердил эти пророчества: сначала около 400 человек погибли в результате кораблекрушения недалеко от итальянского острова Лампедуза. Через несколько дней возле берегов Ливии утонуло еще более 700 мигрантов, большая часть — сирийцы. Таких масштабных жертв за один месяц ни до, ни после этих катастроф в Средиземном море не было.

Евросоюз был вынужден отреагировать на апрельские кораблекрушения, запустив новую операцию EUNAVFOR MED, позже получившую название Sophia в честь родившейся на борту сомалийской девочки. В отличие от Mare Nostrum, главной задачей флота Sophia, состоящего из десяти кораблей, стала борьба с контрабандистами. Впрочем, спасать мигрантов военным все равно приходится: по нормам международного морского права капитаны обязаны оказывать помощь терпящим бедствие судам.

Часть II. Спасатели без границ

Утро на Dignity I начинается рано — завтрак с 6:30 до 8:00. Впереди целый день на подготовку к спасательной операции. Корабельная команда тщательно моет с дезинфицирующим средством палубы, где размещают спасенных «гостей» — так называют на Dignity I мигрантов, и чистит расставленные по периметру туалетные кабины. На внутренней стороне борта ближе к носу корабля, куда все приходят покурить, строгая надпись фломастером — «Только писать». Под ней закреплена перевернутая пластиковая бутылка со срезанным дном и длинной трубкой, которая идет от горлышка и спускается за борт.

— Это на крайний случай. В последний раз людей было так много, что они сидели даже здесь, почти на носу,— поясняет Мохаммад Ганнам. Мохаммаду 37 лет. Родом он из Дамаска, но по национальности палестинец. В Сирии Ганнам работал журналистом: писал для The Washington Post. Сирийские власти усмотрели в этих публикациях угрозу для руководства страны, обвинили Мохаммада в терроризме и посадили на полтора года в тюрьму. Выйдя на свободу, Ганнам уехал в Ливан. На месте он узнал, что работать журналистами в Ливане палестинцам запрещено. Вернуться в Сирию Мохаммад не мог: ему грозили восемь лет тюрьмы за его публикации уже для The New York Times. Ганнаму повезло: год назад он получил политическое убежище во Франции и устроился работать в MSF. На Dignity I он всего две недели, одна из его задач — интервьюировать спасенных мигрантов.

Мохаммад тушит сигарету — пора идти собирать пакеты с первым необходимым для будущих «гостей» Dignity I. Мы спускаемся на нижнюю палубу. Здесь уже вовсю идет работа: кто-то вытаскивает из трюма тяжелые мешки и коробки, кто-то потрошит их, вываливая наружу стопки полотенец, брикеты с сухим пайком, бутылки воды и связки носков. Все это добро необходимо рассортировать в 500 красных сумок и перевязать ручки каждой сумки скотчем.

— А носки зачем? — интересуемся у Мохаммада.

— Перед тем как сесть в лодку, контрабандисты всех заставляют разуться, чтобы не продырявить резину, ну и на случай, если человек будет тонуть. Правда, это мало кому помогает: мигранты редко умеют плавать, да и их спасательные жилеты просто фикция,— объясняет Мохаммад.— Честно, если бы у моих друзей не оказалось связей во французском посольстве, я бы тоже бежал на какой-нибудь из таких лодок. Я серьезно изучал этот вариант, но через Турцию в Грецию: там расстояние существенно меньше.

Напротив нас, сосредоточено заклеивая скотчем очередную красную сумку, стоит Усама Омран. Усаме 39 лет. Как и Мохаммад, он имел все шансы стать беженцем, но его судьба выбрала иной маршрут. Усама из Туниса, страны, первой встретившей в 2011 году «арабскую весну» — серию революций и протестов, из-за которых в Европу устремились миллионы людей. Усаме повезло: еще до всех волнений он выиграл грант и уехал по обмену в Италию изучать историю и археологию, позже получил предложение по работе. В Италии Омран живет уже шесть лет, с MSF сотрудничает год: работает так называемым культурным посредником. За это время он уже участвовал в двух миссиях. Два месяца провел на другом корабле MSF — Bourbon Argos, еще пять — с беженцами на острове Лесбос, куда из Турции по Восточному средиземноморскому маршруту бегут в основном сирийцы.

— По факту я выступаю связующим звеном между европейцами и беженцами, так как хорошо знаю культуру и тех и других,— поясняет Омран.— Наша работа неизбежно связана со страданиями других людей, но я стараюсь запоминать светлые события. В канун прошлого Рождества я как раз был на Bourbon Argos. У нас на борту находилось около 400 человек. Разгрузка долго не начиналась, и все нервничали. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, я и моя коллега начали петь песню Боба Марли «One Love». Уже через несколько минут весь корабль повторял за нами хором. Усама берет следующий красный пакет.

Открывается дверь в медицинский блок: к нам на помощь идут медсестра Кортни Беркан, ее напарница медсестра Камма Скоруп и врач Пьер Вашo. В отличие от Сирии и Туниса, откуда родом Мохаммад и Усама, жизнь в их странах предсказуема и благополучна. Кортни из Канады, Камма из Дании, Пьер — француз, но последние 16 лет живет в Норвегии. На борту Dignity I или в любой другой горячей точке, куда может забросить миссия MSF, все иначе, но именно это придает всему особый смысл.

— Где бы ты ни работал врачом, ты всегда чувствуешь свою нужность. Но здесь, в изоляции от всего мира, это ощущается особенно сильно: мы единственные, кто может оказать медицинскую помощь всем этим людям. Ты почти всегда работаешь в стрессе, и иногда кажется: все, я сыт по горло, но именно этот стресс дает невероятную работоспособность,— поясняет Пьер. В Норвегии Вашо работает терапевтом. Он всегда хотел сотрудничать с MSF, но долгое время его останавливала семья. Теперь дети выросли, и Пьер оказался на Dignity I.

Камма не стала ждать, пока ее дети повзрослеют. В свою первую миссию с MSF она отправилась в 2011 году, когда им было 11 и 5 лет. Ей самой 44 года, по профессии она врач-анестезиолог. Dignity I ее шестая миссия с MSF, до этого Камма уже успела поработать в Алжире, Южном Судане и Афганистане.

— Многие врачи в Скандинавии совмещают работу в обычных госпиталях и в таких организациях, как MSF. Это позволяет расти профессионально. Я тоже долго работала в таком режиме, но потом уволилась и полностью сосредоточилась на сотрудничестве с MSF. Мои дети гордятся мной. Периодически я хожу к ним в школу и рассказываю о том, чем занимаюсь, в чем смысл и идея подобных гуманитарных проектов,— говорит Камма. Вместе с Кортни они упаковывают серые пледы для гостей Dignity I, скручивая их в тугие рулоны и потом затягивая скотчем.

Кортни как раз одна из тех, кто заразился гуманитарными идеями еще в юности. Она родилась в Ванкувере. В 20 лет Кортни наткнулась на книгу о деятельности MSF «Надежда в аду» (Hope in hell) Дэна Бортолотти. За полтора дня книга была прочитана, будущее определено — Кортни решила учиться на медсестру. Сейчас ей 32 года. Работа на Dignity I — ее вторая миссия с MSF. В начале года она несколько месяцев проработала в одном из госпиталей организации в Конго.

Время близится к четырем часам дня. Ровно на четыре назначена встреча с капитаном Луисом Ферресом. Его рубка на самой верхней палубе. Луису 62 года. На посту капитана Феррес 25 лет, последние 12 лет ходил по всему миру на мегаяхтах — как он называет их, больших игрушках. Миссия на Dignity I совсем о другом: это серьезная работа.

— То, на чем бегут мигранты, сложно вообще назвать лодками. Обычно это плавающее нечто из резины очень плохого качества, часто дающей течь. К тому же у них с собой, как правило, нет ни достаточного количества топлива, ни еды. Шансов на такой лодке добраться до Италии нет никаких,— делится своими наблюдениями Луис Феррес.

В текущем году Dignity I вышел на «смертельный» маршрут в апреле. Кортни и Пьер, как и координатор миссии Николас, были направлены на Dignity I в конце июля. Капитан Луис присоединился к команде в конце августа, Усама Омран — в конце сентября. Камма и Адам Сабо здесь всего на несколько недель: они приехали подменить ушедших в отпуск членов экипажа. Ротация кадров — обычная практика на миссиях MSF из-за стрессовых условий и напряженного графика: практически все время Dignity I находится в море. На техническую проверку на Мальту корабль отправляется раз в месяц, а порт, где происходит передача спасенных мигрантов итальянским властям, обычно покидает в день прибытия.

Часть III. У берегов Ливии

7 октября, пятница, 11 утра. Все в боевой готовности — прямо по курсу Dignity I лодка с мигрантами: белый блин с еле различимыми фигурками в чем-то оранжевом. Неподалеку дрейфует корабль немецкого НКО Sea-Watch, созданного специально для спасения на «смертельном» маршруте. В отдалении — еще одно судно другого НКО, немецкой молодежной гуманитарной организации Jugend Rettet. Вся команда Dignity I собралась на средней палубе. У каждого на поясе рация, на груди — спасательный жилет. В комплекте также каска и перчатки. Те, кто в спасательной шлюпке отправится к лодке, чтобы перевезти на Dignity I мигрантов, оперативно натягивают белые защитные костюмы. Все собраны, спокойны, перекидываются шутками, кто-то докуривает сигарету.

В этот раз спасательная операция, в которой участвуют команды Dignity I и Sea-Watch, проходит гладко, без каких-либо неожиданностей и занимает всего около двух часов. Мигранты транспортируются партиями. На Dignity I с них снимают спасательные жилеты, проверяют детектором на наличие оружия и распределяют по двум палубам: женщин и детей отдельно от мужчин. Каждому выдается красная сумка с первым необходимым. Корабль наполняется резким сладковато-тошнотворным запахом немытых тел. Спасенные гости находятся в относительно хорошем состоянии: не сильно измождены, без химических ожогов и явных травм, кроме одного суданца с простреленной ногой. Им повезло: они провели в море не больше шести часов. Часть людей с другой лодки, спасенной чуть раньше, на Dignity I со своего корабля Luventa перевозит команда Jugend Rettet. В отличие от MSF у немецкого НКО нет мандата на транспортировку мигрантов в Италию.

В конце спасательной операции на борту опустевшей резиновой посудины координатор миссии MSF Николас Папахрисостому баллончиком с черной краской оставляет послание: Rescued N33°12 E012°30 MSF. Цифры — это координаты проведения операции. SW добавляют справа от надписи ребята — две девушки и парень — с корабля Sea-Watch. У гуманитарных организаций нет мандата на уничтожение лодок контрабандистов: за это отвечают военные, но их корабля пока не видно. Николас говорит, что лодка подтоплена и военные на подходе. Одного даже неискушенного взгляда на резиновую плоскодонку без запасов еды и топлива достаточно, чтобы понять: никто и не рассчитывал, что она может доплыть до Италии. Еще одна любопытная деталь: у лодки нет мотора. Возвращаясь на Dignity I после короткой беседы с экипажем Sea-Watch, спасательная шлюпка MSF минует голубой челнок с несколькими мужчинами в соломенных шляпах. Это контрабандисты, видимо снявшие при приближении спасателей с лодки мотор.

Dignity I укомплектован практически полностью — на борту 260 гостей — и может отправляться обратно в Италию. Но Николас принимает решение остаться в зоне спасения еще на некоторое время. Есть информация, что где-то рядом может находиться еще одна лодка, и ее необходимо найти. Всю ночь с пятницы на субботу Dignity I, Sea-Watch и вертолет ведут поиски, но безуспешно. Погода плохая, сильные волны. В обед субботы Dignity I берет курс на Италию.

Мы сидим у Николаса и обсуждаем итоги спасательной операции. Его рабочее место находится в ходовой рубке, но отгорожено от капитанского кресла стеклом. Как координатор миссии MSF Николас ответственен за все, что происходит в ходе подготовки и проведения операции. Он ведет переговоры со всеми участниками «игры»: от военных до гуманитарных НКО, обязательно находится в спасательной шлюпке во время перевозки мигрантов с их резиновых посудин на Dignity I, а после уже на берегу курирует их передачу в руки итальянских властей.

С MSF Николас уже три года. За это время он побывал координатором миссий на проектах организации в Южном Судане, Колумбии, Конго. Еще раньше сотрудничал с ООН. Этому предшествовало восьмилетнее путешествие по Азии, Южной Америке, Австралии и Европе, в которое Николас отправился с рюкзаком за спиной, оставив работу в международной консалтинговой компании KPMG. Работу он находил по пути и параллельно писал о своих странствиях в разные журналы.

— Я не отрицаю, что контрабандисты знают, кто мы такие. Но если убрать отсюда нас и тех немногих, кто занимается спасением, вы думаете, люди перестанут бежать? Нет, простите,— Николас скептически качает головой.— Европа давно сказала им нет: их депортируют, строят стены, закрыт Балканский маршрут, Турцию используют как сторожевую собаку. И что? Все равно люди бегут, только теперь через ту же Ливию. У каждого есть право покинуть свою страну, если он рискует жизнью или его будущее подвергается опасности, как это делали европейцы, когда бежали в Америку во время Второй мировой. Проблема не в нас. Мы взяли на себя задачу по спасению, потому что здесь мало кто этим занимается. MSF — медицинская организация, ее основная задача — обеспечивать людей, оказавшихся в сложных ситуациях (войны, природные катаклизмы) доступом к медицинской помощи, а не организовывать спасательные операции. Но даже наших усилий здесь недостаточно — люди продолжают гибнуть.

В ходе разговора с Николасом одна за другой всплывают все более острые темы: от функционирования контрабандной системы не только в Ливии, но и на территории самого ЕС до ответственности Европы за массовый исход мигрантов из Африки.

— Им (мигрантам.— «Ъ») даже не надо рассказывать, что с ними происходило в Ливии и на пути в Ливию: они просто снимают майки на медицинском осмотре, и мы видим следы от побоев по всему телу. Я не говорю о сексуальном насилии, которому подвергаются и женщины, и дети. Тех, у кого нет сил продолжать путешествие, контрабандисты просто убивают,— рассказывает Николас.— Но на этом их страдания не заканчиваются. Некоторые садятся в лодку уже с номером телефона посредника в Европе. Обычно это женщины, не заплатившие за свое путешествие. В распределительном центре в Италии их перехватывают и отправляют дальше по цепочке, в бордели.

Часть IV. В сетях контрабандистов

Все попытки ЕС разрушить контрабандную сеть по транспортировке мигрантов в Европу пока не приносят результатов: контрабандисты успешно перестраивают свой бизнес. К примеру, ливийцы, с того момента как Евросоюз занялся уничтожением их судов в рамках операции EUNAVFOR MED, стали использовать дешевые китайские резиновые лодки. До этого в ходу были более надежные большие деревянные лодки, на которых, в отличие от резиновых, у мигрантов было больше шансов доплыть до той же Лампедузы.

Почему так происходит, в деталях объясняется в майском докладе Комитета по делам ЕС Палаты лордов Парламента Великобритании о деятельности операции EUNAVFOR MED. В документе отмечается, что EUNAVFOR MED действует в международных водах. Заходящие сюда изредка для сопровождения мигрантов контрабандисты — к примеру, чтобы снять с лодки мотор при приближении спасательных кораблей — находятся в самом низу преступной пирамиды, и их арест никак не влияет на функционирование всей системы, координируемой с суши. Вывод неутешителен: EUNAVFOR MED реагирует на последствия, а не борется с причинами, и перспективы, что ее деятельность разрушит бизнес контрабандистов в Средиземном море, минимальны.

Несмотря на критику, в июле срок мандата операции был продлен еще на год. В конце октября было объявлено о переходе к следующей стадии — тренировке силами EUNAVFOR MED береговой охраны и ВМФ Ливии для повышения их эффективности в борьбе с контрабандистами. В планах европейских военных — получить доступ к территориальным водам Ливии, а впоследствии и самой территории страны. Ситуацию сильно осложняет тот факт, что в Ливии уже несколько лет после убийства Муаммара Каддафи не прекращается гражданская война.

Как теперь перестроится экосистема «смертельного» маршрута, предугадать сложно, но пример с резиновыми лодками показывает, что в проигрыше, скорее всего, опять окажутся мигранты. В официальном сообщении Европейской службы внешнеполитической деятельности отмечается, что тренировка ливийских военных будет вестись с существенным упором на «права человека и международное законодательство». Это звучит несколько наивно. Полицейская служба Европейского союза Europol в своем майском отчете признает, что в контрабандистской сети в Ливии активную роль играют именно местные пограничники и военные, получающие свой процент с каждого мигранта и отправленной в море лодки. Помимо всего прочего сама сеть, не только в Ливии, но и в Турции, отправной точке Восточного средиземноморского маршрута, уже обросла плотной оболочкой формально легального бизнеса, ее обслуживающего: отелей, транспортных и туристических компаний, магазинов и интернет-кафе. По оценкам Europol, 50% доходов городов на северо-западе Ливии в районе Средиземного моря приходится на контрабанду мигрантами. Часто, чтобы отмыть деньги, этим бизнесом занимаются родственники контрабандистов.

Гуманитарные организации с особым недоверием относятся к сотрудничеству ЕС и ливийских военных. Они не исключают риск того, что ливийцы массово начнут возвращать лодки в Ливию. Это подвергнет жизнь мигрантов еще большему риску из-за высокого уровня насилия, царящего в стране. К тому же это будет нарушать один из главных принципов международного гуманитарного права — принцип невысылки (non-refoulement), на котором выстраивается вся практика защиты беженцев. Подобные опасения уже не кажутся паникерскими после октябрьского инцидента, в ходе которого ливийская береговая охрана вмешалась в спасательную операцию немецкой НКО Sea-Watch и начала бить дубинками находящихся в лодке мигрантов. Это вызвало панику, люди стали прыгать за борт. В результате из 150 человек 20 утонули.

На пессимистичные прогнозы настраивает и ситуация в соседнем Нигере, через который в Ливию опять при содействии контрабандистов стекаются мигранты со всей Африки. В мае 2015 года под напором Евросоюза для борьбы с контрабандистами местные власти приняли закон, поставивший этот бизнес под запрет. Изменилось мало что: по рассказам мигрантов, просто резко выросли размеры взяток, которые приходится платить полиции, и выросла стоимость услуг самих контрабандистов. В дополнение ко всему в мае 2016 года правительство Нигера попросило ЕС выделить ему €1 млрд на борьбу с нелегальной миграцией.

Желание европейцев вынести решение вопроса с нелегальными мигрантами за границы Евросоюза давно стало предметом торга для лидеров тех стран, через которые проходят миграционные пути. Глава Ливии Муаммар Каддафи за год до его убийства оценивал свою помощь по предотвращению «очернения Европы» в €5 млрд ежегодно. Президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган периодически грозится разорвать заключенное в марте 2016 года соглашение с Евросоюзом, согласно которому все нелегальные мигранты, прибывающие в Грецию, высылаются обратно в Турцию. Турецкий глава настаивает, что ЕС не выполняет свои обязательства, в частности не выплачивает обещанные €3 млрд и тянет с предоставлением безвизового режима для граждан Турции. Для Евросоюза соглашение с Турцией — вопрос очень щепетильный. В 2015 году из Турции в Грецию по Средиземному морю при посредничестве контрабандистов перебралось рекордное количество мигрантов, в основном сирийцев, афганцев и иракцев,— 856 723 человека (по данным Агентства ООН по делам беженцев). После заключения соглашения поток сильно иссяк: 171 284 человека на 20 ноября 2016 года.

Тревожные для ЕС новости поступают и из Кении. В мае местное правительство объявило, что собирается закрыть крупнейший в мире лагерь для беженцев, располагающийся на территории страны. В нем проживает около 350 тыс. человек, большая часть из которых сомалийцы. Это может привести к новому росту миграционного потока из Африки в ЕС. Сегодня на территории Кении находится около 600 тыс. беженцев. Из них 419 тыс.— сомалийцы и более 100 тыс.— жители Южного Судана. В обеих странах не прекращаются гражданская война и межэтнические конфликты. В июле стало известно, что Евросоюз планирует в ближайшие пять лет выделить Иордании, Ливану, Нигеру, Нигерии, Сенегалу, Мали, Эфиопии, Тунису и Ливии около €8 млрд, если те примут меры по уменьшению потока мигрантов в ЕС. Если эти меры сработают, сумма может быть увеличена до €62 млрд.

Часть V. Гости Dignity I

После разговора с Николасом мы спускаемся на среднюю палубу, чтобы пообщаться с самими «гостями». Здесь одни мужчины — одни спят, закутавшись в пледы, другие, сбившись в небольшие группы, болтают. На каждой палубе с мигрантами в любое время суток обязательно находится один из членов команды Dignity I. Дежурство длится два часа. Тому, кто стоит на страже, выдаются рация и пакетик с таблетками от головной боли и морской болезни. Курить теперь можно только на носу корабля — так, чтобы не заметили «гости». Делиться сигаретами запрещено, чтобы не спровоцировать стычку между и так нервными и изможденными людьми.

Сейчас смена Мохаммада Ганнама. Одна из главных задач Мохаммада на борту Dignity I — интервьюировать спасенных мигрантов, чем он и занимается прямо сейчас. Напротив него на полу сидит высокий мужчина лет 35–40 в синей футболке.

— Он из Судана. Какое-то время работал в Триполи (столица Ливии.— «Ъ») механиком. Бежит в Европу со своей женой и четырьмя детьми, младшему шесть месяцев. С ним еще брат — видели парня с простреленной ногой на костылях? — делится с нами собранной информацией Мохаммад.— Рассказывать свою историю на камеру он отказывается: говорит, что у него в Ливии остались братья, которые тоже намерены бежать в Европу, и им это интервью может навредить. Вообще, мы все чаще встречаем мигрантов, запуганных контрабандистами, чтобы они не раскрыли каких-нибудь лишних подробностей.

Пока Мохаммад пересказывает его историю, суданец очень внимательно нас изучает. По-английски он говорит очень плохо, и большую часть наших вопросов Ганнам переводит ему на арабский. Узнав, что мы из России, суданец широко улыбается и что-то быстро говорит на арабском, хитро подмигивая карими глазами.

— Он говорит, что приверженцы Каддафи думают, что тот до сих пор жив и скрывается в России,— переводит Мохаммад его слова.

На наш вопрос, в какую страну Европы он направляется, суданец отвечает молниеносно:

— Германия.

— Почему Германия?

— Я автомеханик, хочу открыть мастерскую, а в Германии много автомобильных заводов.

— Как ты думаешь, как скоро ты доберешься до Германии?

— Месяца за полтора,— он продолжает радостно улыбаться.

— Ты знал, что от Ливии до Италии несколько дней пути?

— Нет, не знал,— суданец на секунду задумывается, но быстро находит, что ответить — Когда что-то очень нужно, детали уже не имеют значения.

— Сколько ты заплатил за поездку?

— Цена за одного взрослого обычно около 1150 ливийских динаров (около $830 на день проведения спасательной операции.— «Ъ»), но у меня семья большая, так что была скидка,— отвечает суданец, ухмыляясь.

Потом, отведя нас в сторону, Мохаммад сокрушается:

— Про Германию это я ему сказал. Он спросил, какая страна известна своими машинами. Я ему: Германия, и вот теперь он на полном серьезе собирается в Германию,— Мохаммад в отчаянии.

С пола встает молодой парень в рубашке, из-под которой виднеется майка с американским флагом. Он широко раскидывает руки. В одной белеет растрепанными листами какая-то маленькая книжечка — потом становится понятно, что это Библия. Его голос звучит громко и напористо:

— Предвечный Отец, мы благодарим тебя. Предвечный Отец, мы славим твое имя…

Слева, смиренно скрестив руки и опустив головы, выстраиваются в ряд еще трое парней. У каждого на шее по полотенцу. Проповедь длится около десяти минут, и в конце многие хлопают в ладоши, свистят и громко ревут, подбадриваемые осипшим от крика миссионером. В отличие от суданца, юный проповедник сразу же соглашается на интервью, камера его не смущает. Его зовут Николас Джордж, ему 25 лет, он из Нигерии, где, по его словам, работал фотографом. В Нигерии у него остались жена с ребенком, мать и братья с сестрами. Как и суданец, он бежит в Европу за лучшей жизнью.

— В Европе хорошо. Я уехал из Нигерии, потому что там много страдания: нет работы, нет еды, ничего нет. Люди там очень страдают. Я уехал за будущим, я хочу учиться. Когда ты умный, когда у тебя много знаний, ты что-то можешь изменить у себя в стране.— Николас Джордж весь светится, периодически вслух славя Господа.— Я был бы счастлив, если смог бы продолжить снимать.

История путешествия Николаса Джорджа туманна. Как и большинство мигрантов, стекающихся в Ливию, Николас Джордж добирался через главный пункт контрабандной сети в Африке — город Агадес в Нигере. По его словам, везде на пути ему встречались добрые люди — посланники Господа, которые помогали без денег. Верится в это с трудом.

— Где бы в Европе ты хотел жить?

— В Германии или Италии, там, где найду работу,— отвечает Николас Джордж, не раздумывая.

— Многие из мигрантов говорят о Германии. Чем тебя так привлекает Германия?

— В Германии хорошо,— Николас Джордж мечтательно смеется.— У меня там друзья. И в Италии у меня друзья.

— Ты хочешь перевезти свою семью в Европу?

— На все воля Господа,— сияет нигериец.

С нами соглашается поговорить еще одна девушка из Нигерии. Ее зовут Прешес (англ. «precious» — «драгоценная»). Ей 22 года. Хрупкая, с телосложением подростка, крохотного роста — не выше 160 см. На голове у нее красуется ярко-бирюзовый платок. Как и рассказ Николаса Джорджа, история Прешес о том, как она оказалась на лодке, полна темных пятен. Она также уверяет, что ничего не заплатила за это путешествие. Сразу вспоминаются слова координатора миссии MSF Николаса про телефонный номер и бордели.

Мама Прешес умерла, когда ей было семь лет, денег не стало, и девочка была вынуждена бросить школу. Ее и младшего брата забрала к себе жить старшая сестра мамы. В Нигерии Прешес зарабатывала себе на жизнь, продавая на улице воду.

— У меня нет никого, кто бы мог обо мне позаботиться. Маминой сестре не до этого, и я привыкла полагаться на себя. В Ливию я уехала искать работу,— тихо рассказывает Прешес.

В Ливии Прешес попала в тюрьму, где провела почти семь месяцев. Там она, как и Николас Джордж, встретила другого «хорошего человека» — ливийца, который в итоге и посадил ее вместе с другими мигрантами на лодку. Как связаны между собой тюрьма и этот человек, Прешес пояснить не смогла. По ее словам, никто из ливийцев не говорил по-английски. О том, что в итоге этого путешествия она окажется в Европе, в Италии, Прешес узнала только на Dignity I.

— Ты знаешь что-нибудь про Италию?

— Нет, ничего. Совсем ничего,— еле слышно отвечает Прешес.

После Прешес нам удается разговорить еще одного гостя. Правда, как и суданец, он просит не записывать его интервью на камеру. Его зовут Роберт, ему 29 лет, он нигериец. Путь из Нигерии до ливийской границы у него занял всего неделю, в Ливии же Роберт застрял на пять месяцев. По его словам, здесь он подрабатывал, убираясь в домах. За эту работу ему удавалось получать около 20 динаров в день (около $14), но часто не платили совсем, а могли еще и побить.

— В Ливии нигерийцам находиться очень опасно. Здесь думают, что у нас есть деньги, поэтому часто похищают ради выкупа. Многих сажают в тюрьму. Поэтому по улицам я старался особо не ходить,— рассказывает Роберт. Как и суданец, он собирается в Германию, потому что «там есть работа». Как и суданец, он рассчитывает попасть в Германию через пару месяцев, где обязательно хочет пойти учиться. Из его ответов становится ясно, что он, как суданец, и Николас Джордж, и Прешес, совершенно не представляет того, что его ожидает в Европе.

К нам поднимается Усама Омран, культурный посредник MSF. Рядом с ним идет закутанный в серый плед юноша с абсолютно отсутствующим взглядом. В руке у него открытая пачка с пайком, в которой он механически ковыряется ложкой.

—У него очень трагичная история, вам обязательно надо ее услышать,— говорит Усама.— Только он просит не показывать его лицо.

Парень садится к нам спиной. Его зовут Тонго, ему 16 лет. Он родом из Сьерра-Леоне. В Европу Тонго отравился со своим отцом и старшим братом. Вместе они миновали Гвинею, Мали, Буркина-Фасо, затем Агадес в Нигере и наконец оказались в Ливии. Здесь удача от них отвернулась: Тонго и отца похитили ради выкупа. Отец смог заплатить деньги только за Тонго, и того отпустили. Отца застрелили. Что случилось с братом, Тонго не знает.

Мы спускаемся на нижнюю палубу, чтобы пообщаться еще с кем-нибудь из мигрантов. Но им уже не до нас: по левому борту показалась Италия. Напряжение растет.

— Нет, не хочу. Мне нечего вам рассказать,— отвечает невысокая худая негритянка с бежевым полотенцем на голове.— Могу сказать только, что меня зовут Прешес. Она натянуто улыбается и отходит.

Опять Прешес? Это совпадение или имена не настоящие? Докопаться до правды вряд ли кто-то сможет: у мигрантов, прибывающих по морю из Африки, обычно с собой нет никаких документов. Некоторые арабы иногда бегут в Европу по поддельным сирийским паспортам, так как у сирийцев, а также эритрейцев и иракцев больше всего шансов среди других национальностей получить убежище в Европе.

В какой итальянский порт будет направлен Dignity I, экипаж обычно узнает только после проведения спасательной операции. На этот раз это город Поццалло на Сицилии. Мы прибываем около половины пятого вечера. Команда Dignity I готовит мигрантов к высадке — многие уже стоят, выстроившись в очередь. Несколько женщин плачут. У входа в гавань Dignity I встречает корабль береговой охраны и провожает в порт. На берегу ждут: в ряд выстроены три белых шатра, на двух — эмблема Итальянского Красного Креста, четвертый еще продолжают собирать рабочие в ярко-салатовой форме. Встречающих — человек 40: в красных костюмах — сотрудники Красного Креста, в темно-синих жилетах — полицейские, в белой форме — представители итальянского флота, много людей в штатском. Тех, кто напрямую будет контактировать с «гостями» Dignity I, можно определить по защитным маскам на лицах. Эти маски кажутся чем-то противоестественным. Особенно когда мимо проходит Кортни и, по-дружески подбадривая, хлопает по плечу одного из мигрантов, а затем берет на руки маленькую суданскую девочку, чтобы та могла рассмотреть происходящее на берегу.

Dignity I причаливает. Перед тем как начать передачу мигрантов итальянским властям, необходимо уладить все формальности: предоставить отчет о проведенной спасательной операции и медицинское заключение о состоянии находящихся на борту «гостей». Этим занимаются Николас и капитан Луис. Через 20 минут первые мигранты спускаются на сицилийскую землю. У трапа стоит полицейский и задает каждому из них один и тот же вопрос: «Из какой страны?» Гости сходят с корабля партиями по десять человек. В перерыве между партиями мы подходим к полицейскому и спрашиваем:

— Кого-то ищете?

— Водителя лодки,— полицейский немногословен.

Каждому мигранту выдаются резиновые тапочки, а после осмотра в шатре — порядковый номер. Одного из них, с виду араба, прямо от трапа отводят в сторону и сажают в полицейскую машину. Вот и подозреваемый.

Последний автобус с гостями Dignity I покидает порт уже затемно. Вряд ли среди них найдется хотя бы один, кто представляет, что его ждет здесь, в Европе, куда он так стремился, рискуя жизнью. Они не знают ни о переполненных лагерях для мигрантов, по которым их развезут после снятия отпечатков пальцев, ни об итальянской мафии, пытающейся на этих лагерях заработать. Они не знают ни о судьбах других беглецов, так и не получивших после нескольких лет ожидания убежища в ЕС и теперь вынужденных спать на улице и практически за бесплатно, как рабы, собирать овощи и фрукты в итальянских полях. Все это будет потом, и тогда часы, проведенные на палубе Dignity I, многим из них будут казаться самым светлым моментом в их бесконечном путешествии из одного ада в другой.