Внутри Шекспира
"Шекспир. Лабиринт" в Театре наций
Юбилей театр
Сегодня весь мир отмечает 450-летие со дня рождения Уильяма Шекспира. Оригинальнее всех его отметил московский Театр наций: к юбилею Великого Барда несколько лучших молодых экспериментаторов создали под крышей театра спектакль-путешествие. Зрителю предложена увлекательная экскурсия не только по закоулкам театра, но и по лабиринту шекспировского творчества. Рассказывает АЛЛА ШЕНДЕРОВА.
Все начинается в фойе малой сцены, где художники ММСИ устроили выставку склянок с ядами и развесили в баночках из-под жидкого мыла образцы крови разных персонажей. Яды можно пить из пластиковых стаканов, а кровь пускать по белой стенке — особо эффектно выглядит голубая кровь Ричарда III и алая струя под названием "Дездемона-фреш" (авторы проекта — группа "ЕлиКука"). Приняв яду, можно полюбоваться на самого юбиляра (в роли Шекспира — Никита Федун), работающего при входе диджеем, а потом влезть в голову Великого Барда, сшитую художницей Ириной Кориной, и раскачиваться, как на качелях, пока строгие юноши и девушки в майках не прикажут надеть наушники и пройти дальше.
На лестнице, соединяющей малую и большую сцены, художник Галя Солодовникова устроила изящную экспозицию, сочетающую правду и выдумку так же естественно, как сочетаются они в дошедших до нас сведениях о Шекспире. Ведь, в сущности, то, что он родился 23 апреля 1564 года (голос в наушниках напомнит, что 26 апреля в церковной книге Стратфорда-на-Эйвоне появилась запись о его крещении, а крестили обычно через три дня после родов), так же трудно доказать, как и домысел художницы, сколько гусиных перьев поэт извел за свою жизнь. Сколько ни фантазируй, все равно не объяснишь, почему от самого великого драматурга не осталось ни одной рукописи.
Слушая в наушниках бархатные голоса Сергея Чонишвили и Виктора Вержбицкого, трудно не вспомнить спектакль "Remote Avignon" (дословно "Авиньон на пульте") немецкой группы "Римини Протокол", ставший хитом последнего Авиньонского фестиваля. Дело не в том, что режиссер Филипп Григорьян, художник Галя Солодовникова и драматург Ольга Федянина, сочинившие этот проект, позаимствовали что-то у "Римини". Речь скорее об общем принципе: проводя участников по средневековому Авиньону, авторы "Remote" тонко перекидывали мостик в европейское сегодня. Вот так и "Шекспир. Лабиринт" помещает наследие Шекспира в актуальный российский контекст.
Речь Ивана Тургенева, написанная к 300-летию Барда и исполненная актерами Liquid Theatre в узком коридоре под сценой, превращается в политическую акцию. Стены коридора оклеены фотообоями с изображением современной толпы, а тургеневская фраза о том, что Гамлет нам, русским, ближе, чем англичанам, прерывается таким ура-патриотическим ревом, словно мы на митинге.
В смешной "Офелии" (эпизод поставлен самим Григорьяном) диалог ведется уже не с политикой, а с попсой. Зрители попадают сначала в гримерку примы, кроющей последними словами гримершу, а потом на ее концерт. Партию Офелии из оперы Амбруаза Тома сопровождает видео с огромными розами и умильными кошачьими мордами. Живые котята появляются и на сцене — их проносят вдоль зрительских мест и предлагают потрогать, видимо рассчитывая на особое умиление публики.
В темном зальчике с уставленной свечами траурной тумбой собирается редколлегия (режиссер Юрий Квятковский) — таинственный редактор заставляет зрителей сочинять сюжеты в духе Шекспира, а потом долго не может унять крики разгневанного призрака: тот, оказывается, почивал под тумбой и был разбужен столь бездарной импровизацией. В подземелье, обычно служащем гардеробом, играют "Сон леди Макбет" (эпизод поставлен Тимофеем Кулябиным для Елены Морозовой), где строчка Ходасевича "Леди долго руки мыла" получает новое воплощение: бархатное платье героини оказывается смирительной рубахой, а ее отрубленные руки лежат на полу — бедняжке никак не удается донести их до крана. В театральном буфете фантазируют на темы "Тита Андроника" (театр "Трикстер"): над барными стойками вместо говяжьих туш висят гипсовые мужские торсы, политые томатным соком. Глядя на них, Критик напоминает Шекспиру о "скрепах добронравья" и упрекает в том, что тот "предатель возвышенных и добрых интересов". Впрочем, дело кончается общим распиванием томатного сока и поеданием пирожков — само собой, с человечиной.
Финалом театрального квеста становится монолог старой люстры, заговорившей голосом Лии Ахеджаковой (снова режиссер Юрий Квятковский). Она путает все спектакли, освещаемые ею в этом здании еще со времен театра Корша, но зато так влюблена в театр! Собственно, что-то похожее происходит и со зрителем, за полтора часа почти бегом пробежавшим мимо стольких "вкусных" деталей, красивых инсталляций и остроумных интерпретаций, что к концу путешествия ему и вправду не столь важно, кто написал "Гамлета" — Шекспир или, скажем, Кристофер Марло. Куда важнее, что мир его персонажей мы воспринимаем как реальность, из которой не хочется выбираться. Словом, у проекта "Шекспир. Лабиринт" есть один серьезный недостаток: в него тянет вернуться и пройти еще раз. Но будут ли его повторять — пока неясно.