Глава «Санкт-Петербурга» Владислав Гузь считает, что для банка наступают неплохие времена

В одном из крупнейших региональных банков — банке «Санкт-Петербург», бизнес которого принято считать в значительной степени связанным с региональными бюджетными потоками, недавно сменился председатель правления. О том, где на самом деле банк привлекает капитал, почему не боится наращивать кредитование строительных компаний и о том, как складываются в условиях санкций отношения с ключевыми конкурентами — банком «Россия» и госбанками, в своем первом интервью в статусе председателя правления «Санкт-Петербурга» рассказал “Ъ” ВЛАДИСЛАВ ГУЗЬ.

— Ваше назначение на должность предправления совпало с резким ухудшением ситуации на банковском рынке, поэтому ответственность за судьбу банка сегодня как никогда высока. Насколько вы самостоятельны в принятии решений, ведь ваш предшественник банк не покинул?

— Прежде всего, важно, что я пришел не с улицы, я уже почти 11 лет работаю в «Санкт-Петербурге». Наш разговор с Александром Васильевичем (Савельевым. — “Ъ”) перед моим назначением был очень коротким. Мы так давно и хорошо друг друга знаем, что глобально рассуждать о чем-то не имело смысла. Я не собираюсь совершать что-то революционное в дальнейшем развитии банка, потому что мой главный принцип «лучшее — враг хорошего». Я буду развивать банк в том же ключе, как это делалось моим предшественником. Никаких барьеров и ограничений в принятии решений Александр Васильевич передо мной не ставил. Я председатель правления и, согласно закону, являюсь единоличным исполнительным органом.

— Но сами вы не являетесь акционером и не планируете им становиться?

— Я считаю, что владеть акциями — это не самоцель. Думаю, что рано или поздно акционеры банка предложат правлению опцион, и получить акции в результате хорошей работы гораздо интересней.

— Вопрос о введении опционов уже на повестке дня?

— В нашей политике вознаграждения четко прописана мотивационная составляющая. У нас есть KPI первого и второго уровня — для членов правления и руководителей подразделений соответственно. Не исключено, что в будущем году в KPI первого уровня будет учитываться рост стоимости акций — по сути, это некая производная от опциона. Но пока этот вопрос обсуждается.

— Вы говорите об идейной преемственности в части руководства банком. Означает ли это, что никаких кадровых перестановок не было и не последует?

— Определенные кадровые изменения, безусловно, есть, потому что нужно было разделить мое «наследство». Блок крупнейших корпоративных клиентов и инвестиционный блок достались Владимиру Скатину, private banking логично перешел к зампреду, который курирует розницу,— Оксане Сивокобильске. Кроме того, мы взяли в команду нового зампреда — Александра Конышкова, возглавившего блок крупного, среднего и малого бизнеса, а также руководство филиальной сетью.

— В прошлом году банк утвердил новую стратегию развития. Как идет ее реализация в текущих условиях и есть ли уже конкретные результаты?

— Основной акцент нашей стратегии — создание эффективного банка с масштабируемой бизнес-моделью. Недавно мы обсуждали возможные линии изменения стратегии в новых условиях и сошлись на том, что заявленные цели менять не будем.

— Несмотря на ухудшение ситуации на рынке?

— Не исключено, что мы внесем некоторые коррективы в объемные показатели, но во всем остальном мы будем придерживаться ранее названных целей — повышать операционную эффективность, улучшать работу банка в электронной среде, стандартизировать процессы и трансформировать сеть, а также присутствовать на рынке слияний-поглощений.

— Планируется ли усилить роль миноритариев в управлении банком?

— Не знаю насчет усиления, но уже сейчас мы воплощаем в жизнь разные инициативы миноритариев. Например, на позапрошлом заседании мы приняли предложение миноритариев — по поводу возможности работы на альтернативных рынках капитала — азиатских и рынках Персидского залива. У меня уже есть определенное видение того, как организовать эту работу. По понятным причинам, не готов пока делиться этой информацией с коллегами по «цеху», так как на эти рынки сейчас обращены взоры многих российских банков.

— Возможность работы на альтернативных рынках капитала обсуждается в контексте возможной допэмиссии акций?

— Это возможно, если будет спрос на бумаги. У нас сейчас хороший показатель достаточности капитала, однако нам надо расти дальше. Тем более что кризис — это время возможностей.

— А государство не планируете приглашать в акционеры? Недавно ВЭБ пролонгировал вам субординированный кредит. Нет ли планов по его конвертации в привилегированные акции банка?

— Нам одобрили пролонгацию, но для нас это не было каким-то критическим моментом. На 1 октября достаточность нашего капитала составляла 13,26% при минимально разрешенных 10%. Субординированный кредит в этом не учитывался, он к тому моменту уже амортизировался. Однако это дешевые деньги и отказываться от них крайне неразумно, поэтому мы обратились за пролонгацией. А вопрос об участии государства в нашем капитале на повестке дня не стоит и никогда не стоял.

— С учетом нарастающего дефицита ликвидности на рынке пришлось ли вам корректировать источники ее привлечения?

— К счастью, стратегически нам не пришлось ничего менять. Предыдущие кризисы 2004 и 2008 года научили нас крайне аккуратно работать с ликвидностью. Доля ликвидных активов у нас сейчас порядка 30%. В источниках привлечения мы сейчас делаем ставку на вклады розничных клиентов и массовые депозиты малых и средних корпоративных клиентов. Мы ушли от крупных корпоративных привлечений, потому что сейчас это очень дорого, и мы не готовы жертвовать нашей процентной маржей.

— Дороже розничных? У вас сейчас максимальные ставки по годовым розничным депозитам составляют 10,2%.

— Да, по крупным корпоративным депозитам, которые размещаются госкорпорациями на тендерной основе, ставка выше на 2–3%. За такими депозитами сейчас идет настоящая охота, но мы не хотим в ней участвовать.

— Насколько в результате этого перераспределения у банка выросла доля розничных вкладов в фондировании?

— По результатам первого полугодия доля средств населения вплотную приблизилась к 50%. По темпам прироста розничных вкладов мы сейчас лидеры на рынке, с начала года у нас вклады выросли на 9%, тогда как в банковской системе в целом только на 2%.

— Интересно, каким образом, если ваши ставки далеко не самые высокие?

— Ставки госбанков немного ниже наших, а других коммерческих банков выше. Дело в том, что свято место пусто не бывает. ЦБ пачками отзывает лицензии, часть крупных игроков попадает под санацию, и их клиенты переходят к нам. Это известная практика — в процессе санации многие вкладчики забирают свои депозиты и несут их в другие банки, чтобы издалека посмотреть, как будет идти процесс оздоровления, но на всякий случай ничем не рисковать.

— Пользуетесь ли вы инструментами фондирования, которые сейчас предоставляет регулятор?

— С точки зрения привлечения рублевой ликвидности мы активно пользуемся этими инструментами, как для собственных операций, так и для арбитража. Но, скажем, валютное финансирование не привлекаем, потому что у нас достаточно собственной валютной ликвидности. После кризиса 2008 года мы сделали акцент на привлечении «длинной» валюты от населения. Этот источник был для нас существенно дешевле ресурсов на международных финансовых рынках, и сейчас у нас нет проблем в связи с их закрытием. Кроме того, этим летом у нас погасились ряд крупных валютных кредитов, к тому же часть крупных вкладчиков private banking «переложилась» из рублей в валюту. Валютное фондирование в ЦБ отнюдь не дешевое и может использоваться только как крайняя мера. Что касается рублевого финансирования, то мы активно его используем. Доля средств ЦБ в привлеченных средствах составляет около 17%, большая часть из которых — около 14% — используется для арбитражных операций.

— Какая доля валютных заемщиков в кредитном портфеле банка?

— Не более 20% в корпоративном и порядка 2% в розничном кредитовании, и нас эта пропорция вполне устраивает.

— Бум розничного кредитования прошел, многие банки сумели на нем неплохо заработать. А вы только в 2011 году вышли в этот сегмент, и ваши результаты здесь отнюдь не блестящи. Причина в том, что вы упустили момент или тактика освоения рынка оказалась неэффективной?

— В этом сегменте мы показываем высокие темпы роста — по итогам года ожидаем около 30%. Прирост портфеля дают нам обеспеченные кредиты (ипотека, автокредитование), зарплатные клиенты и наши вкладчики. Мы следуем правилу, что потребительские кредиты даем только тем клиентам, которые не менее полугода обслуживаются в банке. У нас более 1,4 млн клиентов—физических лиц. И эта цифра неуклонно растет. Неплохая база для продажи кредитных продуктов.

— То есть клиентов «с улицы» у вас нет? Почему, если именно они обеспечивают самые высокий рост базы?

— Нет, без залога «улицу» мы не кредитуем, потому что в этом сегменте очень высокие риски. Нам пока достаточно своей базы. По результатам полугодия розница составляла около 15% кредитного портфеля. А сейчас эта цифра выше — около 18%. При этом процентные доходы по рознице составляют треть всех процентных доходов банка. Мы довольны своим результатом: если по активам банк занимает 15-е место, то, например, по ипотеке занимает 8-ю позицию в России.

— Какие отрасли в корпоративном кредитовании сейчас наиболее проблемны? Планируете ли вы в каких-то сегментах сокращать свою активность?

— На самом деле проблемность кредитов определяется не отраслью, а конкретным заемщиком. В любой отрасли есть лидеры и аутсайдеры.

— Ну, допустим, в прошлый кризис все банки обожглись на кредитовании строительных компаний…

— А мы ни на одном строительном заемщике не потеряли денег и по-прежнему верим в эту отрасль. Мы понимаем, что, несмотря на кризисные явления, рынок далеко не насыщен с точки зрения жилищного строительства. В Санкт-Петербурге квартиры по-прежнему расходятся как горячие пирожки. В Москве, конечно, рынок просел, но в нашем регионе сформировался серьезный отложенный спрос — в последние годы практически не продавалось новых земель под застройку. Поэтому мы уверенно смотрим на перспективы этой отрасли.

— Это заметно по вашей отчетности, строительство лидирует в кредитном портфеле. Но еще два-три года назад лидирующей отраслью было судостроение, и вы очень верили в него. А теперь его доля сократилась до 5%. Что же случилось?

— С судостроением абсолютно ничего не случилось. Мы, к счастью, не поймали ни одного кредитного риска в этой отрасли. Снижение его доли в портфеле объясняется просто: предыдущие кредиты были погашены, а новых стало меньше. Это связано с тем, что многие судостроительные заводы в Санкт-Петербурге сменили собственников, основную роль стала играть ОСК, соответственно, в какой-то момент мы просто не договорились о цене.

— Кто же договорился? Госбанки?

— Да. Но рано или поздно мы отвоюем свою долю. Сейчас это стало проще: госбанки уже не демпингуют по цене, им сейчас не до того. Поэтому мы просто расстались с этими заемщиками до лучших времен.

— И когда же наступят эти лучшие времена?

— Они уже наступают. Целый ряд клиентов, с которыми в предыдущие годы мы не могли сотрудничать исходя из уровня ставок, обращается к нам за финансированием. Сейчас в процессе реализации находятся несколько крупных кредитных сделок в топливно-энергетическом комплексе, в том же судостроении. Просто если раньше мы активно кредитовали строительство корветов и эсминцев, то теперь — танкеров и сухогрузов.

— То есть сейчас развивается ситуация, зеркальная той, что мы наблюдали в прошлый кризис, когда государство вкачало столько денег в госбанки, что частным игрокам пришлось уступить значительную часть рыночного пирога?

— Пожалуй, да. Если раньше наши клиенты были целевой аудиторией для госбанков — им просто звонили и предлагали ставку на несколько процентных пунктов дешевле нашей, то сейчас госбанки в основном заняты вопросами собственного фондирования. И теперь уже мы идем встречным курсом к их заемщикам.

— То есть теперь можно сказать, что рынок ваш, а не госбанков?

— Я бы так громко не заявлял, но внутренне я убежден, что так и есть. Сейчас наше время.

— Как складываются отношения с вашим основным конкурентом — банком «Россия» — в условиях, когда после распространения на него санкций он получил особые преференции и денежные потоки?

— С банком «Россия» совершенно особая ситуация. Этот банк первым попал под западные санкции и потому заслуживает особого уважения и поддержки как со стороны государства, так, впрочем, и со стороны участников рынка. В результате банк демонстрирует очень высокие темпы роста бизнеса, несмотря на санкции.

— Но ведь он получил клиентов, которые могли быть вашими? Разве это справедливо?

— Моя гражданская позиция состоит в том, что это решение правильно. Кроме того, этот рост произошел не за счет нашего банка. От нас туда ничего не перетекло. У нас разные ниши с банком «Россия», и наша гипотетическая конкуренция, о которой столько говорят, крайне преувеличена. Мы практически не пересекаемся по клиентской базе, банк «Россия» в большей степени федеральный банк, а мы — региональный, что и отражено в наших названиях.

— Еще три года назад у банка была довольно высокая концентрация кредитного портфеля — около 36% составляли 20 крупнейших заемщиков. А сейчас эта доля уже ниже 29%. Вы сознательно снижали ее?

— Да, мы это целенаправленно делали, это часть нашей стратегии. В наших планах довести ее примерно до 25%. Это необходимо по двум причинам. Во-первых, на это смотрят рейтинговые агентства, а во-вторых, с экономической точки зрения крупные кредиты всегда дешевле. По крупным заемщикам ставка устанавливается индивидуально и в большинстве случаев она ниже базовой.

— Но ведь раньше для вас такие пропорции были комфортны?

— Дело в том, что если посмотреть более раннюю историю нашего банка, то видно, что было несколько лет, когда мы росли на 100% в год. Расти такими темпами можно только за счет крупных кредитов и депозитов, и это было для нас тогда оправданно. Но есть время разбрасывать камни, а есть время собирать. Теперь мы достигли определенного уровня и стали заниматься больше внутренними вопросами. Этому и посвящена наша стратегия.

— Как за последнее время менялся формат работы с бюджетными предприятиями?

— Этот момент всегда искусственно преувеличивался. На самом деле, я вас удивлю: в структуре привлеченных средств доля бюджетных предприятий составляет 1%, это меньше 3 млрд руб. Средства же собственно бюджета Петербурга нас не очень интересуют, так как они размещаются по дорогим ставкам. Несколько месяцев назад речь шла о полугодовом размещении под 12,05%. Зачем нам это?

— А кредитование?

— Там тоже немного — метрополитен, водоканал… С точки зрения экономики у нас нет глобального интереса к этим кредитам. Хотя, конечно, для нас все клиенты интересны, все важны.

— Сейчас банки озабочены подготовкой к переходу на «Базель», как этот процесс идет у вас?

— Как я сказал, у нас нет проблем ни с капиталом, ни с ликвидностью, поэтому мы себя комфортно чувствуем. Хотя в текущей ситуации разумнее перенести срок введения и пока остаться в режиме тестирования.

— План самооздоровления на случай чрезвычайных ситуаций, который с недавних пор от крупных банков требует ЦБ, вы уже составили?

— Мы такой план пишем, и он должен быть утвержден правлением и наблюдательным советом, а после этого отправлен в ЦБ в качестве информации. На мой взгляд, это дисциплинирующая вещь. Иногда полезно для самого себя — прописать правила игры, по которым ты должен работать.

— Сейчас рынок захлестнула вторая волна санации, нет ли у вас интереса поучаствовать в оздоровлении какого-нибудь нездорового банка?

— Предложений много, но в других регионах у нас нет пока планов по покупке, а в Петербурге мы слишком хорошо знаем ситуацию на рынке, поэтому вряд ли что-то будем покупать.

— То есть санация «Балтийского» вас не интересовала в принципе?

— Эту историю мы для себя вообще не рассматривали, для нас это не имело никакого смысла. Почему туда пошел Альфа-банк? Во-первых, это получение дешевой ликвидности. Для них это актуально. Во-вторых, это питерская сеть. Нам эта сеть неинтересна, так как в большинстве своем дублирует нашу. Здорового корпоративного бизнеса в «Балтийском» с учетом акционерного конфликта давно уже нет. А исход розничных клиентов из санируемого банка будет все равно, кто бы его ни оздоравливал.

— Но вообще на протяжении истории санации с 2008 года вы видели хотя бы одну сделку, в которой была экономическая целесообразность с точки зрения наращивания бизнеса?

— Из тех кейсов, что были на рынке, пока я таких не видел. Тут, как вы отметили, ключевое слово — бизнес. Если мы его увидим, то непременно пойдем участвовать.

— Кроме Санкт-Петербурга вам интересны другие регионы? Вот говорят, что банки активно агитируют выходить на рынок Крыма, для вас это актуально?

— Да, такие рекомендации звучали, но пока мы не видим применения нашей бизнес-модели в Крыму. И хотя «никогда не говори “никогда”», сейчас этот вопрос даже не рассматривается.

— Крым неинтересен, но зато оказался интересен Калининград, где вы купили банк «Европейский». Вы довольны этой сделкой уже после того, как глубоко изучили бизнес банка изнутри?

— Да, мы вполне довольны, хотя для нас это пилотный проект, первый пример того самого масштабирования нашей бизнес-модели на другие регионы. Калининград — специфический регион, и еще ни одному «пришлому» банку не удалось там вырасти органически. То есть всерьез выйти туда можно только через покупку банка, и мы взяли «жемчужину».

— Вы очень оптимистично оцениваете перспективы банка «Санкт-Петербург», но как это соотносится с общей ситуацией на банковском рынке? Вот ЦБ неожиданно резко поднял ставку, санкции затронули не только санкционные банки, но через них и весь рынок, валютные заимствования стремительно дорожают. Банковский рынок переживает сейчас более тяжелые времена, чем в 2008 году?

— Повышение ставки — болезненная мера, но, к сожалению, необходимая. Она пока не возымела искомого эффекта, но эффект непременно будет. С 2008 годом нынешнюю ситуацию достаточно сложно сравнивать. Хотя бы потому, что тогда это был шок. Для всех, для участников рынка, ЦБ, всех ветвей власти. Многие вещи делались впопыхах, что называется, на коленке. С тех пор не только было создано много инструментов поддержки, но и идет планомерная работа по подготовке экономики к очередному витку кризиса. Сигналы, подаваемые Банком России рынку — повышение ключевой ставки, отказ от неограниченных валютных интервенций,— в целом правильные. Вот только звучат они пока не слишком убедительно. Что касается макроэкономики, не секрет, что нынешняя динамика валютного курса выгодна бюджету на фоне падения цен на нефть. Тем не менее рубль перепродан, и это очевидно. А значит, будет отскок, когда и насколько — увидим, если только геополитика всерьез не подкачает.

Интервью взяла Юлия Локшина