"Год рака" на фестивале "Сезон Станиславского"

Фестиваль театр

Международный театральный фестиваль "Сезон Станиславского" завершился спектаклем "Год рака" знаменитого голландского театра "Тонелгруп Амстердам" в постановке Люка Персеваля. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

Писатель и поэт Хюго Клаус в России не так чтобы очень хорошо известен — хотя и считается крупнейшим фламандским писателем последней трети прошлого века и неоднократно выдвигался на Нобелевскую премию, которую, впрочем, так и не получил. Его смерть после тяжелой болезни в 2008 году попала в наши новостные ленты еще и потому, что из жизни он ушел добровольно, прибегнув к разрешенной в Бельгии процедуре эвтаназии. В названии одного из его самых знаменитых романов, который перенес на сцену Люк Персеваль, тоже присутствует страшная болезнь, одноименная со знаком зодиака,— так что в названии спектакля второе слово пишут то с большой буквы (многие при этом путают с "Тропиком Рака" Генри Миллера), то с маленькой. В оригинале, скорее всего, имеется в виду все же болезнь — рожденная под зодиакальным знаком Рака героиня гибнет в финале романа Хюго Клауса от скоротечного онкологического заболевания.

В сценической версии роман, написанный в 1970-е годы, не слышится сегодня как бесспорный шедевр — это хроника взаимоотношений мужчины и женщины, брошенных друг к другу внезапно возникшей страстью. Клаус подробно и живо описывает диалектику физического влечения и человеческой привязанности, соединение которых называется любовью. Он словно препарирует эти отношения, не слишком вникая в социальные и прочие обстоятельства: вот первая встреча, вот осознание потребности в новых встречах, вот момент, когда отношения становятся рутиной, вот попытка обойтись друг без друга, вот измена, вот соединение на новом витке, вот долгая пауза, вот последняя вспышка. Наконец, окончательное расставание — и известия о ее болезни и смерти через год.

Люк Персеваль признается, что "Год рака", один из любимых его романов,— книга жестокая, потому что показывает хрупкость и непостоянность любви, и что в театральной адаптации ему хотелось сделать акцент на драматическом разрыве между реальностью и ожиданиями. В общем, спектакль "Тонелгруп Амстердам" и вправду интересен не столько темой своей — аналогов ее подробной разработки в театре немало, взять хотя бы неумирающую пьесу "Двое на качелях",— сколько способом, выбранным Люком Персевалем.

Режиссер отнял у двух актеров все, что мог отнять: спектакль играется практически на пустом планшете сцены. Героям оставлены только текст и пространство. Постоянный соавтор Персеваля художник Катрин Брак в данном случае выполнила служебную функцию. Брак часто создает интересное оформление спектакля из повторяющихся одинаковых элементов. В том же "Тонелгруп Амстердам" для спектакля Персеваля по роману Кутзее "Бесчестье" она заставила сцену одинаковыми манекенами — как образ равнодушного большинства. Что-то подобное сделано и в "Годе рака": но здесь надувные пластиковые куклы обнаженных мужчин не стоят, а висят, заполняя всю сценическую коробку. Они похожи на товар из секс-шопа, но пенисы растут из пупков, и антиэротичность объектов словно обостряет замысел — когда люди и вправду любят друг друга, все прочие тела в мире теряют привлекательность. Надо, однако, сказать, что актеры "развеску" почти никак не отыгрывают, разве что героиня однажды выпускает воздух из типового "мужчины" и засовывает себе в колготки резиновый комок.

Гораздо важнее висящих уродцев оказывается рояль в глубине сцены, за которым сидит пианист: музыка композитора Йеруна ван Вена сопровождает весь "Год рака", который поставлен Люком Персевалем и хореографом Тедом Стоффером как озвученный танцевальный спектакль. Пора уже назвать имена двух замечательных актеров, играющих две единственные роли: Мария Кракман и Гийс Шолтен ван Ашат. Они вполне подходят для того, чтобы сыграть людей вроде бы ничем не примечательных, из толпы. Он — седоватый, далеко не первой молодости, она — тоже не девочка и не фотомодель. Тем острее и горше становится эта, казалось бы, обыденная история.

Умные и чуткие актеры под руководством Персеваля изумительно сочетают на сцене откровенность и недосказанность. Они все время ставятся в неудобное положение — любовным ложем неизменно оказывается планшет сцены, по которому разбросаны детали одежды, влечение может быть вдруг обозначено прыжками, а слияние тел — какой-нибудь неловкой, кривой позой вроде засовывания ее ноги в его штанину. Их любовный роман становится будто бы ловушкой, попав в которую, люди не знают, чего они больше хотят — поскорее выбраться из западни или же остаться в ней навсегда. Впрочем, одновременно стремительный и подробный, насыщенный физическими действиями и едва уловимыми психологическими подробностями, бесстыдный и деликатный спектакль Люка Персеваля поставлен как раз о том, что никакого "навсегда" в жизни не бывает, все на свете обречено — но в этом и заключена противоречивая прелесть всего сущего.