Юко Хасэгава назначена куратором VII Московской международной биеннале

Сегодня на пресс-конференции в Москве было объявлено, что Юко Хасэгава теперь возглавит VII Московскую международную биеннале. Ее тема — «Заоблачные леса». Госпожа Хасэгава — арт-директор музея современного искусства Токио (MOT), а в прошлом художественный руководитель 7-й биеннале в Стамбуле (2001 год), сокуратор 29-й биеннале в Сан-Паулу (2010 год) и куратор биеннале в Шардже 2013 года. Первое интервью после своего назначения ЮКО ХАСЭГАВА дала МАРИНЕ АНЦИПЕРОВОЙ.

— В 2017 году, как это бывает довольно редко, в один и тот же год проходят и Венецианская биеннале, и Documenta, и «Скульптурные проекты в Мюнстере», а также множество более молодых биеннале, включая Арктическую и, например, Московскую. Какую роль, на ваш взгляд, приобретает биеннале сегодня: понятно, что 20 лет назад было несколько главных центров искусства, а сейчас картина изменилась. Зачем нам вообще сегодня нужны биеннале — и особенно в таком количестве?

— Я работала со многими биеннале — в Стамбуле, Шардже, Шанхае и Сан-Паулу, и у меня есть большой опыт. Геополитические условия сегодня совершенно отличаются от того, что было 20 лет назад. В мире больше нет единого центра, такого, каким была Венеция для западных людей. Любой город, который начнет устраивать биеннале, может претендовать на то, чтобы стать мировым центром. У биеннале есть две главные функции — показать, что происходит в мире, и представить международной арене своих художников. Но всегда интереснее, если ряд кураторских проектов в это время проходит во всем городе, и не ограничивается выставкой в главном музее. Так под эгидой биеннале весь город отмечает праздник искусства. И под это, кстати, отдельным проектам бывает легче получить деньги спонсоров. Вот чем полезны биеннале.

— У VI Московской биеннале был необычный формат: она состояла из лекций и дискуссий, параллельно которым художники создавали свои работы. Отдельные критики после этого говорили, что биеннале пришла к своему логическому финалу и теперь ее можно больше не проводить. Вы как-то продолжите эту дискурсивную линию или же вернетесь к традиционному формату?

— Я предпочитаю классический формат. Форма имеют свою силу: когда вы работаете с визуальным искусством, оно обращается к чувствам людей. Разговоры обращаются к людям с помощью слов. Искусство имеет визуальный и чувственный эффект, а дискуссии нужны, чтобы поддерживать искусство, которое даст свободу для разговора.

— Тема этой биеннале звучит поэтично, но достаточно загадочно — «Заоблачные леса». Не объясните подробнее?

— Образы леса и облаков — это метафорические образы. Лес — это метафора нашей повседневной жизни. Говорят, что за лесом не видно деревьев, точно так же и наша жизнь представляет собой набор проблем, за которыми людям не видно людей. Облако, в свою очередь, другая метафора. Многие люди так называемого постинтернет-поколения — те, кто родился после 1991 года,— переместились в это облачное пространство. Они дышат через облака, ориентируются, общаются через облака, но при этом постоянно взаимодействуют с тем, что находится. Им нужно прикоснуться к чему-то настоящему, чтобы обрести собственный язык. А в этом лесу живет креативное племя (так Юко Хасэгава называет современных художников.— “Ъ”), и они, в свою очередь, могут переместиться в облако, чтобы начать делиться своим творчеством. Мир продолжает меняться, и мы сейчас находимся в переходном периоде.

«Работа с воображением - такая важная функция искусства, а мы, к сожалению, часто забываем о ней».

— Концептуализм и постконцептуализм отодвинули эстетику на второй план, а теперь как будто бы началось обратное движение. Насколько важна эстетика для вас — и согласитесь ли вы с тем, что в кураторском мире точно так же, как и в мире искусства в целом, случился эстетический поворот?

— Эстетика — это не только разговор о красоте, но еще и о сенсорах и органах чувств, о том, как вы тестируете этот мир. Мир становится все более сложным, люди сомневаются в том, что справедливо, а эстетика — один из редких способов для человека проверить реальность и то, как вы воспринимаете мир и других. А потом, возможно, сделать что-то важное. Давайте забудем на минуту о политике, о Трампе и других противоречиях. Я говорю о простом пути к лучшему будущему, и он заключается в том числе во внимании к себе и человеку рядом.

— Биеннале — это в некотором смысле показ достижений искусства, а иногда и страны. Если бы вы устроили антибиеннале, то есть показывали бы то, чего искусство сегодня стыдится, что бы это было?

— В искусстве есть два типа работ: интересное и скучное. Все скучное искусство я как раз бы и собрала на антибиеннале.

— Вас ценят как куратора, который борется с европоцентризмом, работает с Восточной Азией и Латинской Америкой. Какой европейский шаблон в представлении искусства вас раздражает больше всего? RAQS media collective, например, много говорят о другом восприятии времени, в отличие от того, что считается общепринятым с европейской точки зрения.

— Западная Европа имеет строгую историю искусства, которая находит свое отражение и в строгой системе музеев. В Азии нет этой долгой истории музеев, и люди очень привязаны к повседневной красоте предметов, включая такие обыденные вещи, как стулья и столы. У нас нет такой строгой идеи о том, что представляет из себя искусство, но все является частью эстетики и жизни. Это очень простая горизонтальная мысль. Как повар — ингредиенты, в своих кураторских проектах я стараюсь смешивать эти идеи, не забывая о том, что каждому городу нужен свой рецепт и своя концепция. И занимаюсь своей кураторской магией, чтобы показать привычные вещи и пространства в новой форме воображения. Работа с воображением — такая важная функция искусства, а мы, к сожалению, часто забываем о ней.

— В одном из интервью среди примеров искусства, которое рождается «снизу вверх», от местного сообщества, вы называли Сан-Паулу и Грузию. Что вам кажется интересным в искусстве этих двух стран — и значит ли это, что в биеннальном проекте этого года можно будет увидеть и много художников бывших советских республик?

— Два года назад я отправилась в Грузию и обнаружила там очень интересную энергию: люди очень независимы, пытаются делать собственные вещи на фоне социальных и политических перемен. То, что я говорю, верно и для Москвы. Для меня Москва и Россия — место соединения, в котором встречаются разные культуры. Центральная Азия и Восточная Европа для меня невероятно интересны в смысле искусства сегодня тоже. Грузинские художники мне очень нравятся, я также была в Армении, смотрела, что происходит вокруг. В этих странах нет устоявшейся идеи о том, что представляет собой «изящное искусство» (в отличие от так называемого прикладного.— “Ъ”). Они включают в свои работы орнаменты и наследие традиционных промыслов, часто в них содержится четкое, но не прямое политическое заявление. Нигде больше я не видела такого искусства. Сан-Паулу — тоже гибридный и смешанный город, в котором варятся различные культуры, в нем есть и глубина собственного наследия, и открытость новому. Вот почему я выбрала эти примеры. Но ту же силу я вижу и в Москве.

— В 2013 году во время визита в Москву вы отметили две главные тенденции в азиатском искусстве: глобальность с одной стороны и влияние азиатской поп-культуры — с другой. А о чем бы вы сказали сейчас?

— Для азиатских людей свойственно четкое ощущение времени. Вот почему у нас столько замечательных фотографов и режиссеров — больше, чем скульпторов и живописцев. Кроме того, как я говорила раньше, наше понятие об искусстве и эстетике очень горизонтально и проникает в повседневную жизнь. Поп-культура Индии, Китая и Японии очень яркая и разнообразная, а поп-арт абсорбировал ее всю и придал ей форму. Вот поэтому азиатский поп-арт так богат и уникален.

— Вы написали книгу «Введение в искусство для девочек». Девочки — это в данном случае метафора?

— Большинство посетителей музеев в Японии — женщины, и особенно для молодых женщин интересоваться искусством стало очень модным. А мужчины среднего возраста говорят исключительно о бейсболе, гольфе и работе. Это очень грустно, поэтому я была иронична и исключила их из своей книги.