Российский МИД откроет на своем сайте новый раздел, где будут публиковаться «фейковые» новости иностранных СМИ, заявления официальных лиц других стран и их разоблачения. Об этом заявила официальный представитель российского внешнеполитического ведомства Мария Захарова. Обозреватель «Коммерсантъ FM» Станислав Кучер считает, что мир вступает в новую фазу глобальной информационной войны.

В 1989-м, поступая в МГИМО, я был неприятно удивлен, обнаружив, что отделение международной журналистики переименовано в отделение информационно-пропагандистской работы, сокращенно ИПР. Нам тогда так прямо сказали — время такое: Запад использует перестройку для развала СССР, а потому нам нужны не журналисты, а пропагандисты, способные защитить отечество в информационной войне с Западом.

«Манипулирование общественным мнением», «информационные диверсии», «риторика и психология массовой пропаганды» — все эти словосочетания я усвоил уже на первом курсе. Правда, наивно надеялся, что знания сии мне уже не пригодятся. Пригодились. Четверть века спустя я наблюдаю невиданный триумф пропаганды над журналистикой. Не только у нас, во всем мире. Но, вынужден признать, именно мое отечество выступило в новом тысячелетии законодателем этого опасного для любого здорового общества тренда.

«Идет война, время беспристрастной журналистики закончилось, — с горящими глазами убеждал меня в 2014-м мой старинный товарищ, некогда отличный репортер. — О какой объективности можно говорить, когда на твою страну напали?!»

К концу 2013-го, когда после нескольких лет милитаризации общественного сознания тезис «отечество в кольце врагов» превратился для большинства страны в аксиому, эта позиция в России стала восприниматься как норма. «Ну и что, что распятого мальчика в Славянске не было?! Но ведь он же мог быть! Ведь в Киеве на самом деле фашисты! С какой стати мы должны за что-то извиняться?» В этой цитате из моей переписки с одним из сотрудников «Первого канала» вся суть «журналистики» времен нового витка исторического противостояния Москвы и Киева и шире — России и Запада. Любой фейк, подтасовка фактов, инсценировка, намеренное смещение акцентов воспринимаются не как вранье аудитории, измена профессии или проявление профнепригодности, а в лучшем случае как неизбежные издержки благого дела службы родине.

Одержимость борьбой с врагами, внутренними или внешними, болезнь заразная. После Майдана, Крыма и Донбасса время честной журналистики закончилось и для Украины. «О какой беспристрастности можно говорить, если на твою страну напали?!» — теперь эти же слова повторяют мои коллеги в Киеве. Да что там в Киеве! «Если я уверен, что Путин — зло, какая разница, какими способами я буду убеждать в этом моих читателей? Главное — результат!», — это уже из моего спора с некогда блестящим либеральным журналистом, на глазах превратившегося в не менее блестящего публициста, точнее, политрука.

Американская пресса держалась дольше всех. После распада Союза Россия ее на самом деле волновала намного меньше, чем хотелось бы нашим пропагандистам, а потому об угрозе российской пропаганды там всерьез заговорили только в прошлом году, во время президентской кампании. Сейчас о необходимости контрпропаганды на Западе пишут все, кому не лень, упрекая и свои правительства, и самих себя в том, что прошляпили «информационную агрессию Москвы». «О какой объективности может идти речь, если на нашу страну напали?!» Не сомневаюсь, скоро я услышу эти слова и из уст моих знакомых американских и европейских журналистов.

Запад — это, разумеется, не одна страна, и превратить все западные медиа в одну управляемую из единого центра пропагандистскую машину невозможно. Но сделать так, чтобы журналисты почувствовали себя частью «великого дела противостояния Москве» и превратились в пропагандистов, можно.

Пропаганда триумфально шагает по планете. Спрос на сайты и экспертов по созданию и разоблачению фейковых новостей стремительно растет. Ни одна война не обходится без мифов и вранья. Так что Мария Захарова все правильно делает.

«Вор должен сидеть в тюрьме, и людей не беспокоит, каким способом я его туда упрячу. Давай сейчас спросим у ста человек, что им больше по сердцу — мое вранье или твоя правда?». Российская власть и вслед за ней пропаганда первой сделала свой выбор в споре Жеглова и Шарапова. Теперь этот же выбор вслед за ней делает и остальной мир.