Зачем активных тружеников объявляли "нетрудовыми элементами"

Задолго до формального завершения объявленной Лениным в 1921 году новой экономической политики руководство страны приступило к ликвидации ее основы — частной инициативы в торговле и промышленности. В 1926 году были введены повышенные налоги для предпринимателей, использующих наемный труд, и желающих работать исключительно на себя мастеровых. Вот только на практике воплощение планов партии в жизнь нередко принимало карикатурные формы.

Евгений Жирнов

"До 95% облагаемого дохода"

Так уж получилось, что предпринимательство на постсоветском пространстве уже много лет развивается намного медленнее, чем во многих других странах бывшего социалистического лагеря. Ничего удивительного в этом нет. Выживших в годы революции и Гражданской войны предпринимателей усиленно и всеми возможными способами добивали на протяжении многих лет. Правда, с короткой передышкой на первые годы НЭПа, когда частная инициатива помогла наладить снабжение городов и немало способствовала улучшению жизни в деревне.

В 1926 году, чтобы остановить развитие частного сектора в торговле и промышленности, в "Положении о государственном подоходном налоге" были установлены повышенные налоговые ставки не только для крупных торговцев и посредников, которых власть считала паразитическими элементами, но и для совладельцев, арендаторов и пайщиков частных предприятий. Кроме того, в число обложенных по максимальной ставке — третьей категории — попали и кустари, которые имели более трех наемных работников. Вредными для советской власти богачами сочли даже тех, кто от нужды сдавал занимаемые помещения внаем. Но их, как и владельцев мелких производств, обкладывали по второй категории.

Мера оказалась действенной и привела к закрытию немалого числа мастерских и небольших предприятий. Но одновременно советские люди лишались крайне необходимых товаров и услуг. К примеру, с тех самых пор в стране наблюдался дефицит всего необходимого для самостоятельного шитья и ремонта одежды — от пуговиц до резинок, вдевавшихся в юбки и нижнее белье. В городах и селах из продажи исчезали гвозди, которые совсем недавно в изобилии делали частники.

Свыше 90% поступивших в Прокуратуру СССР жалоб на налоговые органы было подано кустарями, отнесенными к 3 категории налогоплательщиков

Потоки жалоб трудящихся заставляли время от времени уменьшать налоговое давление на мелких предпринимателей. В 1927 году, например, предоставили льготы тем частникам, которые участвовали в строительстве крайне необходимого советским людям жилья.

Но как только в наркоматах и других ведомствах решали, что индустриальное производство уже способно обеспечить потребности населения в той или иной сфере, гайки закручивали просто до предела. 15 мая 1934 года было утверждено новое "Положение о подоходном налоге с частных лиц", которым к третьей категории были отнесены:

"Некооперированные кустари и ремесленники, имеющие наемных рабочих; лица, занимающиеся мелкой торговлей; служители религиозных культов; прочие лица, проживающие на нетрудовые доходы".

Доходы от сдачи внаем площадей после введения в действие этого "Положения" легко было отнести к нетрудовым. Кроме того, в отличие от прежних лет, к той же особо облагаемой категории отнесли даже кооперативы, не входящие в контролируемую государством кооперативную систему.

Размер налогов для третьей категории сделали убийственным:

"При исчислении налога с доходов от мелкой торговли, от занятия кустарными и ремесленными промыслами, отнесенных к III категории, и с доходов юридических лиц размеры налога, исчисленного по расписанию N3, повышаются в полтора раза, но не более чем до 95% облагаемого дохода".

Ко всему прочему, отнесение к третьей категории автоматически вело гражданина к лишению избирательных прав. Что в свою очередь означало выселение из занимаемого помещения, без предоставления какого-либо иного жилья. Детей "лишенца" исключали из учебных заведений, и ни они, ни он сам чаще всего не могли найти никакую работу. По сути, их обрекали на голодную смерть.

Так что те, кто все еще хотел работать не на государство, а на себя, немедленно отказались от любых наемных помощников. Вот только это им ничуть не помогло.

"Нарушения и перегибы"

Проблема заключалась в том, что количество предпринимателей неуклонно уменьшалось. Одновременно уменьшались и налоговые поступления. Но спущенные свыше контрольные цифры по сбору налогов, как и положено в государстве с плановой экономикой, постоянно росли. Фининспекторы, работавшие с налогоплательщиками, оказались в затруднительном положении, из которого, однако, быстро нашли довольно простой выход.

Правда, все органы власти так же быстро оказались завалены жалобами на их действия, и прокурор отдела по делам торговли, кооперации и финансов Прокуратуры СССР В. И. Покровский в 1937 году констатировал:

"Свыше 90% поступивших в Прокуратуру СССР жалоб на налоговые органы было подано кустарями, отнесенными к 3 категории налогоплательщиков, которая предусматривает обложение нетрудовых элементов (торговцев, лиц, эксплуатирующих чужой труд, и т. п.). Отсюда следует заключить, что нарушения и перегибы в налоговой политике допускались главным образом в отношении кустарей... Последствия таких перегибов были в большинстве случаев весьма серьезны: с одной стороны, они влекли за собой разорение налогоплательщиков, вынужденных прекратить свое кустарное производство, а с другой стороны — лишение их избирательных прав, выселение из занимаемых помещений и другие последствия, сопряженные с отнесением их к нетрудовым категориям населения".

Фининспекторы, как писал Покровский, при отнесении кустарей к третьей категории зачастую руководствовались не фактами, а ни на чем не основанными предположениями:

"Ухтомское райфо Московской области привлекло к обложению подоходным налогом за 1935 г. как кустарей, работающих на дому по починке примусов, граждан Прокофьевых — отца и двух сыновей — по норме доходности, установленной для этого вида промысла (7000 рублей для каждого из них в отдельности). Основанием к такому обложению послужило то обстоятельство, что один из сыновей Прокофьева при обследовании налоговым инспектором мастерской по починке примусов, содержимой в поселке Малаховке третьим сыном Прокофьева, находился в этой мастерской. Из этого факта налоговый инспектор пришел к выводу, что не только этот сын Прокофьева, но и живущие совместно с ним его отец и второй брат также занимаются починкой примусов. При проверке дела выяснилось, что починкой примусов занимается только один Прокофьев, который имеет регистрационное удостоверение, а другие его два брата и отец — сезонные рабочие, чинили водопровод в малаховской школе и вносили налоги из получаемого заработка. При обложении Прокофьевых налоговые органы, как это ни странно, не задали себе вполне естественного вопроса, могла ли работа четырех человек в одной мастерской по ремонту примусов в условиях сельской местности себя оправдать и хватило ли бы в Малаховке примусов, чтобы от починки их мастерская Прокофьевых могла получить за год 28 000 руб. дохода".

"Сам составил протокол"

Временами основания для отнесения налогоплательщиков к третьей категории не только выдумывались, но и потом подкреплялись сфальсифицированными доказательствами.

"Примером того,— писал Покровский,— насколько безответственно в некоторых случаях налоговые органы относились к проверке жалоб налогоплательщиков, может служить дело гр. Роскошенко, который Днепропетровским горфо был обложен налогами по 3 расписанию по доходам от огорода, обрабатываемого им при помощи наемной рабочей силы. По предложению Наркомфина СССР Днепропетровским горфо была произведена дополнительная проверка факта применения Роскошенко при обработке огорода наемной рабочей силы, после чего постановление об отнесении Роскошенко к 3 категории было Наркомфином СССР утверждено. Последний в своем постановлении по делу Роскошенко сослался на то, что опросом 14 января 1936 г. ряда граждан того поселка, где жил Роскошенко, установлен факт систематического использования гр. Роскошенко в 1933-1934 гг. наемной рабочей силы и что поэтому жалоба гр. Роскошенко, утверждавшего, что применение им при обработке огорода наемного труда носило единичный и случайный характер, не подтвердилась. Так как в жалобе, поданной в Прокуратуру Союза, гр. Роскошенко продолжал отрицать применение им при обработке огорода наемного труда и ссылался на грубейшие нарушения революционной законности при производстве Днепропетровским горфо дополнительной проверки по его делу, то Прокуратура Союза предложила Днепропетровской прокуратуре произвести расследование по жалобе Роскошенко. Расследованием этим было установлено, что Днепропетровский горфинотдел для дополнительной проверки налогового обложения гр. Роскошенко командировал в поселок им. Карла Маркса своего работника т. Садыко. Последний, прибыв в поселок, обратился к парторгу Трускевичу с поручением "подыскать" ему двух свидетелей, которые могли бы подтвердить факт применения гр-ном Роскошенко наемного труда. Одним из этих "подысканных" Трускевичем свидетелей был б. председатель местного сельсовета Мищенко, который в 1935 г. был осужден за дискредитирование власти, пьянство и присвоение описанного за налоговые недоимки имущества и находился с Роскошенко во враждебных отношениях. Второй свидетель — Слобаков даже не был опрошен Садыко. Его вызвал Трускевич, который, объяснив причину вызова, сам составил протокол его показания, записав в нем, что Слобаков неоднократно видел работавших в огороде Роскошенко посторонних лиц. При опросе Слобакова в Днепропетровской прокуратуре он показал, что никогда в огороде Роскошенко наемных рабочих не видел, и от показания, записанного Трускевичем, отказался".

Примеров подобного рода было еще очень много. Поэтому вряд ли стоило удивляться тому, что вскоре предпринимательство было побеждено. Точнее, загнано в тень, откуда на всем постсоветском пространстве нехотя и с трудом выбирается до сих пор.