История одного забора

«Здесь прохода нет!» — объявляет женщина у подъезда, недовольная появлением незнакомцев. Ходят, мол, тут всякие. Впрочем, прохода и правда нет: пешеходная дорожка в конце безлюдного двора упирается в решетчатый забор.

ВЛАДИМИР РУВИНСКИЙ

Двор 17-этажной жилой башни по улице Ферсмана,11 в Москве — своего рода ловушка: зайти внутрь можно, пройти насквозь — нет (только через калитку и только обладателям заветного ключа). Создается ощущение безопасности: за забором — внешний мир и тревоги, а здесь — небольшой ухоженный сквер и лавочки. Проблемы возникают по ту сторону ограды: забор, поставленный в 2016 году, перекрыл обитателям близлежащих домов проход к метро, школе и остановке трамвая.

Десятки лет пользовались им и сотрудники расположенных в окрестностях научных институтов РАН — так до метро «Академическая» быстрее.

Более того, сквер, огороженный жильцами башни, был когда-то общим. Закончив стройку, девелопер восстановил его в качестве компенсации местным жителям за созданные неудобства и уничтоженные полувековые каштаны. «Эти два ореха я посадила тут лет десять назад»,— показывает на выросшие в сквере деревья Евгения Чернозатонская, жительница соседней пятиэтажки по Ферсмана, 9. Теперь она смотрит на орехи из-за ограды. Чтобы зайти в сквер, нужно сделать крюк и преодолеть косые взгляды охранников дома №11. На это мало кто отваживается.

Забор подступил к ее дому на четыре метра, за оградой оказались домовые канализационные колодцы, газовая и теплотрасса, проезд к которым полностью не перекрыт, но сильно ограничен. «У нас в позапрошлом году была авария, аварийная служба еле проехала,— уверяет другая жительница пятиэтажки.— Вокруг дома идет внутриквартальный проезд — его вообще нельзя огораживать. Есть понятие сервитута — права прохода или проезда по чужой территории, в том числе коммунальных служб». В таких условиях московские правила прямо запрещают ставить ограждения.

Жильцы башни с этими аргументами не согласны. По закону они имеют право огородить территорию, которую предварительно оформили в долевую собственность. «Забор доступ к коммуникациям не осложняет. Это досужее мнение»,— уверяет Никита Жетвин, замглавы правления ТСЖ «Академический», управляющего высотным домом.

Людмила Долгушина, глава правления этого ТСЖ, говорит, что все вопросы — к властям: «Это не мои дела — право сервитута. Это была московская программа межевания. Мне так дали, я взяла. Сказали бы с сервитутом, оформляли бы с сервитутом. Могу заверить, что я шла исключительно законным путем. Если бы действовала по связам, это было бы сделано за год или два. А так первое заявление на межевание я подала в 2007 году, проект межевания был выполнен в 2013-м».

«Два мира, две системы»

Башню, построенную в 2003 году, правительство Москвы задумывало для расселения ветхого пятиэтажного жилья. Но планы мэрии поменялись.

Из пятиэтажек в новостройку по программе расселения не въехал никто. А придомовая территория увеличилась с изначальных 1,7 тыс. кв. м до нынешних 5,5 тыс. Со стороны тротуара и дороги ее и огородили — прямо поперек пешеходной мощеной дорожки.

Забор понадобился для безопасности, объясняет Людмила Долгушина: «У нас постоянно у машин фары и зеркала воруют, царапают. Бросают во двор мусор. Почему мы за свои деньги должны это убирать? Почему мы не можем так решить вопрос? Тем более что закон нам это позволяет».

Ее заместитель Никита Жетвин добавляет: «Жителям нашего дома не нравилось, что через двор проходят толпы народа. Там целая демонстрация идет утром и вечером, с работы и на работу. А для соседей там все открыто, вы можете зайти. Пожилым людям мы выдаем ключи от главной калитки».

Соседи считают причины «огораживания» надуманными. На деле, утверждает Евгения Чернозатонская, в час пик поток был примерно один человек в минуту. «Чем сотрудники научных институтов им мешали, загадка. Это почтенные люди. Здесь только институты РАН. Нет ни одного офисного центра»,— замечает Сергей Бусыгин, активист дома 9. «Поэтому дом-то здесь и воткнули, что квартал приличный, никакого хулиганства-то не было. В нашем районе это не распространено»,— продолжает жительница соседнего дома, пожелавшая сохранить анонимность. Да и башня оснащена видеокамерами, охранников полно. «Люди, которые идут на работу пешком, а не садятся в машину с водителем прямо у подъезда, противны им как класс,— уверена Евгения Чернозатонская.— Хотят, чтобы мы были от них подальше. Особенно пятиэтажки — два мира, две системы».

Социальная граница

Почти любой многоквартирный дом в России, позиционирующийся как жилье бизнес-класса, стремится подчеркнуть свою особость и обособленность. В том числе и с помощью ограды. Для таких домов забор — это символ статуса и привилегии иметь собственную придомовую территорию.

Поэтому забор на Ферсмана,11 — это не только преграда прохожим, но и социальная граница. Аналог охраняемых жилых комплексов, известных в США как gated communities, где, как правило, живут очень богатые люди. Явление это, отметим, в Штатах отмирает, а название такого жилья обычно употребляется с осуждением: мол, люди боятся окружающего мира.

В России, правда, своя специфика. В СССР собственная территория распределялась персонально, строго иерархически, пишет Максим Трудолюбов, бывший редактор отдела «Комментарии» газеты «Ведомости», в книге «Люди за забором. Частное пространство, власть и собственность России». Сейчас принцип иерархии сохраняется. «Но не по аппаратному признаку, классам, а по сословиям, так как у нас средневековая общественная структура»,— говорит политолог и историк НИУ-ВШЭ Сергей Медведев.

Жилье на Ферсмана, 11 рассчитано на богатых. Квадратный метр трешки, выставленной сейчас на ЦИАН, продавец оценивает в 519 тыс. руб., а всю квартиру продает за 68 млн (хотя планировка там — типичные советские квадратные комнаты). Трешка в соседних домах сталинской постройки (с высокими потолками, арками в подъездах) предлагается по 220 тыс. за квадратный метр, или за 16 млн руб. Пентхаусы в башне, как говорят местные жители, продавались по 125 млн руб.

На Ферсмана, 11, по словам соседей, живут люди, близкие к чиновничьему аппарату Москвы, местной управе, депутатам, Общественной палате при Госдуме. Забор для них — это не только сословный статус, но и добавочная стоимость, повышающая цену квартир.

«Наши соседи по пятиэтажке покупали там квартиру по $2,5 тыс. за квадратный метр, а представители московских властей — за $820 за метр. А теперь они продают»,— утверждает жительница соседнего дома.

Никита Жетвин, член правления ТСЖ, управляющего высоткой, на прямой вопрос отвечает уклончиво: «Когда говорят, что в нашем доме живут высокопоставленные люди… Я таких людей не знаю».

Забор по закону

В России каждое поколение проходило через утрату материального, социального капитала, так что новому приходится начинать с нуля, пишет Максим Трудолюбов. Как следствие, те, кому доступна возможность накопления, делают это «с полной отдачей и без всякой оглядки на окружающих и на страну», отмечает он: «Брать, пока дают».

Что-то похожее произошло и с башней. «Председатель их ТСЖ говорила нам прямым текстом: это наше, наше, наше,— утверждает жительница соседней пятиэтажки.— Мол, тогда было одно государство, сейчас — другое. Вы тогда жили, мы сейчас живем. Вы квартиры приватизировали, а мы купили». Но жилье в пятиэтажках получали от государства все-таки за работу, по сути, оно отработано если не самими владельцами, так их родителями, а не получено, как многие считают, на халяву.

Суть конфликта, видимо, в том, что у местных жителей, похоже, иные социальные установки. В квартале, где построили «свечку» — единственный новый дом времен точечной застройки 2000-х, еще с 1960-х годов сложилось землепользование с открытыми дворами и свободным проходом между домами.

«Как люди гуляют с детьми? Ребенок тут поиграл, перешел в другой двор, и это естественная среда обитания. А у них в сквере теперь никто никогда не гуляет»,— говорит Сергей Бусыгин. (Жильцы башни, впрочем, утверждают обратное.) Но забор так или иначе нарушает представления и нормы соседей. «Этот забор — плевок в людей, как глумление: получайте по морде,— говорит одна из местных жительниц. — И они тыкают все — мы богатенькие, а вы простые».

Конфликт квартала с башней заложил еще ее архитектор Алексей Бавыкин, посчитавший, что место для точечной застройки среди «непрестижных» пятиэтажек — малоинтересное.

«Поэтому ни о каком контекстуальном подходе говорить не приходится,— пояснял он в журнале “Проект Классика” в 2001 году.— К среде наша башня не относится никак. Просто строим дом заказанного объема». Исключив «контекст», архитектор исключил из рассмотрения местных жителей. Очень похоже — вне контекста — рассуждает 16 лет спустя председатель ТСЖ. «Оттого, что ты тут прожил 59 лет, ты начинаешь базарные, скандальные переговоры, не желая слушать…— недоумевает Людмила Долгушина.— Визгливыми голосами эти тетки пытаются добиваться своего. А чего? Только удовлетворения своих желаний. Понимаете?»

Соседи не понимают, как башня получила в результате межевания столько придомовой земли. «Никто из нас на публичных слушаниях не присутствовал, объявлений на досках объявлений у подъездов не видел,— говорят жители дома №9.— Мы подозреваем, что от нас это скрыли умышленно». «Я даже не следила за этими публичными слушаниями, не в курсе: объявляли, не объявляли»,— говорит Людмила Долгушина. Мэрия же и управа отсылают сомневающихся к собранию жильцов района 2010 года. Однако согласно протоколу публичных слушаний №82 от 15 октября 2010 года, размещенному на сайте префектуры Юго-Западного округа, дом №11 по улице Ферсмана на слушаниях не обсуждался. Обитателей дома №9 на них не было.

Жители пятиэтажек по улице Ферсмана опасаются, что их соседи из башни полностью огородят свой участок и вообще закроют к нему доступ. «Вот когда огородим, тогда пусть и приходят,— говорит председатель правления ТСЖ высотного дома.— Нам это не нужно. А сейчас у нас все правильно, на основании. Есть претензии по межеванию — обращайтесь в суд».