Ольга Филина анализирует новые мобилизационные технологии, примененные к российскому избирателю

На прошедших выборах власть отработала новые технологии мобилизации населения. "Огонек" оценил их потенциал

Говорить, что после мартовских выборов для страны началась новая политическая реальность, сложно: все-таки реальность эта нам уже знакома и 18 лет как дана в ощущениях. Однако политконсультанты, которые на минувших выходных провели свой пятый конгресс, делали именно такие заявления, поясняя, что изнутри их опыта вид на российскую политику во многом изменился — расширились горизонты. Суть этого расширения: там, где мобилизовать население можно было прежде только с помощью грубых инструментов (идеологической накачки или административного ресурса), появились smart-решения, технократичные и цифровые (как теперь модно) в своей основе. А сами выборы стали общероссийским "полем" для обкатки новых способов работы с гражданами, создания системы "тотального информирования" и "полного госвключения" в масштабах всей страны.

Образцово-показательные проценты явки, учитывая такую оптику, могут быть ценны Кремлю не только сами по себе, но и как четкий сигнал о том, что "мобилизационный комплекс" работает и найдены способы включить население в "игру": будь то выборы или любой другой значимый проект. Параллельно с тем, как усложняется и атомизируется "путинское большинство" (см. "Огонек" N 10), усложняются и способы работы с ним, что на политтехнологическом языке означает увеличение запаса прочности системы. Этому итогу выборов, судя по всему, еще придется оказаться в центре экспертного обсуждения — уже после того, как электоральная волна схлынет и контуры "новой реальности" будут проступать все отчетливее.

Тотальное информирование

Курс на "тотальное информирование" был взят еще год назад как основная предвыборная стратегия повышения явки: о том, что и как будет происходить 18 марта, требовалось рассказать каждому жителю страны — и это удалось, причем с опережением. Если на думских выборах 2016 года, согласно соцопросам, за два месяца до "электорального события" каждый третий (а среди молодежи — каждый второй) затруднялся что-то определенное сказать о сути предстоящего голосования, то тут кампания еще не вошла в острую фазу дебатов, а под 90 процентов населения уже знали, что 18 марта — красный день календаря. Нынешний успешно проведенный проект "выборы", по ряду оценок, позволил почти в два раза сократить "время отклика" системы власть — население при трансляции общезначимых идей сверху вниз.

— Что здесь сработало? Во-первых, мы впервые перевели интуитивно понятную историю про "пять касаний" в технологию и следили за ее применением,— рассказывает политтехнолог Григорий Казанков, работавший на этих выборах в нескольких регионах РФ.— Были прописаны — с поправкой на конкретное учреждение/компанию — все пять шагов информирования россиянина о 18 марта: сначала ему скажут нужное слово влиятельные люди в коллективе, потом начальник, потом эсэмэска придет... Все работало в комплексе. Во-вторых, для нас стали проницаемы крупные корпорации: заключенные ЦИКом соглашения с ТПП и РСПП, а также рядом компаний позволили информировать о выборах их сотрудников. И не только информировать, но впервые включить элемент участия в выборах в корпоративную культуру.

Взаимопроницаемость государственной и корпоративной культур достигалась годами их тесного контакта, но стала по-настоящему эффективной с модой на технократию, развернувшую стандарты западного менеджмента (корпоративная культура, kpi, проекты) на достижение политических эффектов. Условно говоря, в рамках новой реальности, чтобы мобилизовать население, больше не нужен Кургинян на площади --Кириенко в кабинете, как оказалось, эффективней.

Система "тотального информирования", вопреки эмоциональным и иррациональным бурям, царящим на телевидении, устроена вполне рационально.

Приверженность корпоративной культуре, умение распознать верные тренды — способ продвижения по карьерной лестнице, ресурс премий и поощрений.

— Факт: в эту избирательную кампанию, где могли, административный ресурс попытались заменить системой поощрений и рациональной аргументации,— продолжает Казанков.— Скажем, на предприятиях ВПК большой эффект в добровольном согласии участвовать в выборах возымел простой тезис, озвученный внутри коллектива: если мы хотим от этой власти что-то получить (новые заказы), мы должны ее выбрать, это часть контракта. Народ соглашался.

Несмотря на частое убеждение, что высокая явка была обеспечена благодаря "зомбированию телевизором" и инстинктивному желанию населения сплотиться вокруг центра, стоит признать, что система мотиваций была сложнее. Во многом нынешняя кампания подтвердила способность власти заключать отдельные договоренности с отдельными группами людей — по понятным друг другу мотивам. При этом "выборный" кейс позволил также исследовать пределы насыщения "тотальной информацией" конечного потребителя, когда от "касаний" и аргументов уже бегут.

— Мы изучили случай двух очень схожих в электоральном плане регионов — Карелии и Сахалинской области: там традиционно низкая явка, шлейф коррупционных скандалов и высокий уровень недовольства властью,— рассказывает Алексей Васильев, директор по развитию Института политического права и управления, член Российской ассоциации политических консультантов.— Оба в основном благодаря плотной работе с компаниями и отраслевой мобилизации увеличили явку на последних выборах президента. Но при этом количество голосов за Владимира Путина на Сахалине увеличилось незначительно: там мобилизованный на производстве электорат часто выбирал протестное голосование.

Причины разбалансировки "проекта 70/70" (почти 70-процентной явки избирателей при 70 процентах голосов за Путина) на Сахалине и в ряде ему подобных регионов видятся уже не столько в условиях среды, сколько в допущенных технологических ошибках: где-то пережали, где-то не смогли договориться. Вывод: нужно совершенствовать методики.

Полное госвключение

Еще одним достижением прошедшей кампании, по мысли политтехнологов, видится слаженная работа правительства и пара-правительства, на языке цеха — федеральных чиновников и региональных губернаторов с их лоббистами. Собственно, политтехнологи почувствовали свою востребованность в новом качестве — как посредники между двумя элитными группами.

— Если говорить честно, то сегодня мы являемся комиссарами по сопровождению заложенных на федеральном уровне трендов и идей,— поясняет Андрей Колядин, член правления Российской ассоциации политических консультантов.— Например, в одном из типовых регионов, где я работал в ходе этой президентской кампании, действовало 13 мобилизационных программ, и из них девять были московского происхождения. Однако, что приятно, их разрешалось "локализовывать", подстраивать под местные особенности.

Один из наиболее масштабных проектов по мобилизации населения, приуроченных к выборам,— "Комфортная городская среда" — изначально писался с расчетом на видоизменение от региона к региону. По подсчетам Григория Казанкова, около 20 млн человек, не желавших участвовать в выборах президента, пришли на участки только потому, что параллельно там же проводилось голосование по значимым для их сообщества вопросам: какой парк благоустраивать, какие дороги строить, как реконструировать набережные и прочее. Голосование за "объекты" выглядело для многих привлекательнее голосования за "людей". А о качестве "полного госвключения" на выполнение одного проекта (в данном случае — выборов) говорит уже тот факт, что в подготовке к 18 марта — через "Комфортную городскую среду" и другие программы — участвовали самые далекие от электоральной мобилизации министерства, вроде Минстроя.

— У регионов тоже был свой пятачок для творчества,— считает Валерий Соловьев, директор по технологиям агентства "Интернет-агитация".— Во всяком случае, на этих выборах помимо корпоративной мобилизации попытались задействовать тематику "регионального патриотизма". Это история про "твой голос важен для региона!", с мотивацией: если мы покажем хорошую явку, нас заметят в Москве и всем будет хорошо.

Впрочем, вклад этой технологии в мобилизацию граждан ограничен: развивать региональные идентичности куда опаснее, чем корпоративную культуру. В нынешних условиях хватает и лояльности субъектов РФ с "особым электоральным поведением".

Плюс цифровизация всей страны

Чем более "открытым" становится правительство и чем больший спектр услуг предлагает, тем чаще и больше людей решаются с ним контактировать на постоянной основе: получая уведомления, сообщая планы на жизнь (записаться туда-то/подать заявку на то-то) и делясь пожеланиями. И тем, разумеется, власть больше знает о нас.

Что удивительно, только к этим выборам наш информационный прогресс достиг-таки достаточного уровня, чтобы на выборах использовались "большие данные" о миллионах избирателей, а штабы кандидатов через специальные программные комплексы с этими данными работали.

— Еще в 2012 году никому в голову не могло прийти, что мы будем следить за обновлением электоральных настроений онлайн на карте того или иного района, того или иного субъекта РФ,— признается Александр Серавин, президент Ассоциации электронной электоральной политики.— Могу с уверенностью сказать, что в Питере эти технологии "быстрого реагирования" и целевого предложения внесли решающий вклад в повышение традиционно низкой и вялой явки.

Ряд регионов в ходе прошедшей кампании преуспел настолько, что, проанализировав данные о своих избирателях, смог составить их "психотипы" и предложить каждой категории свое "мобилизационное решение".

— Например, в ЯНАО в подготовке к выборам участвовала группа молодых специалистов-технократов, которым интересно все новое, поэтому мы задействовали в полном объеме технологии искусственного интеллекта,— рассказывает Кирилл Истомин, замдиректора РОО "Центр развития гражданских инициатив".— Результат оказался многообещающим: благодаря глубинному анализу поведения пользователя удалось с точностью до 86 процентов прогнозировать его готовность идти на выборы. И когда мы обнаруживали кого-то принципиально неготового/нежелающего, мы подбирали для него специальную контекстную рекламу. Например, в тех же соцсетях вывешивали тексты типа "5 причин не ходить на выборы", где на первых строчках — неверие в будущее, потеря перспектив и прочий негатив, с которым люди не хотят себя ассоциировать. В общем, нам удалось создать особый контент для целевых групп не только по месту жительства/работы, но и по их установкам и психоэмоциональным характеристикам. Ну и явка у нас, конечно, рекордная.

По мысли политтехнологов, прошедшая кампания доказала и еще один "технократический" лозунг: интернет в нашей стране — это скорее технология, чем политическая реальность. "Лайки" в соцсетях переводятся в реальные голоса за того или иного кандидата с большими потерями (по оценкам Александра Серавина, в соотношении 10 к 1 в лучшем случае). Онлайн хорошо "манипулирует" офлайновыми процессами, направляя их в нужное русло и корректируя, но с трудом порождает: поиск эффективного перевода виртуального в реальное продолжается.

Ну а будущее, по-видимому, за все большим проникновением "государственных идей" в частную жизнь. Как отмечает Валерий Соловьев, соцсети постепенно перестают быть местом, где формируются мнения и обсуждаются важные вещи, люди уходят в dark social: личный обмен сообщениями, зашифрованные мессенджеры и чаты с друзьями. Новая цель — достать их и там, с помощью систем прямой личной коммуникации, разработок на основе искусственного интеллекта, способных к обмену сообщениями, и прочих инструментов технологического рынка. Был бы только проект, а исполнители и участники найдутся.

— Как шутили у нас в цехе, "выбрали Трампа — выберем и Путина": выберем кого угодно,— уверяет Андрей Колядин.

Ольга Филина