Иван Сухов сравнивает результаты митингов в Ереване в 2008-м и 2018-м

Отставкой Сержа Саргсяна завершается десятилетняя драма, начавшаяся на тех же площадях в Ереване в 2008 году, когда второй президент страны Роберт Кочарян объявил господина Саргсяна своим преемником. Тот выиграл выборы, но с таким результатом, который позволил сотням тысяч людей усомниться — а не должен ли быть назначен второй тур. Результат господина Саргсяна колебался в районе 50%. Отставание ближайшего конкурента — первого президента постсоветской Армении Левона Тер-Петросяна — было значительным, несмотря на стремительную и неожиданно для армянских властей широкую мобилизацию его сторонников. Но в течение нескольких дней во второй половине февраля 2008 года казалось, что ставший постоянным огромный митинг на площади перед зданием Оперы достоит до пересчета голосов по нескольким участкам, Центризбирком назначит второй тур, и тогда эта промежуточная победа оппозиции получит шанс стать окончательной.

Как и сейчас, площадь ждала, что вот-вот на ее сторону начнут переходить военные и чиновники. Часть площади, в том числе члены братства карабахских ветеранов, требовали немедленного силового переворота, но господин Тер-Петросян категорически настаивал на необходимости соблюдения законов. В результате площадь стала понемногу расходиться, а иностранные журналисты (и я среди них) — разъезжаться (в итоге коллеги из “Ъ” оказались среди немногих иностранных репортеров в Ереване в переломный момент — в сущности, случайно, по пути из Тбилиси, где 28 февраля 2008 года хоронили Бадри Патаркацишвили). Когда ряды оппозиционеров поредели, полиция провела на площади стремительный ночной рейд, заявила об обнаружении оружия и потребовала немедленно разойтись. При попытке оппозиционеров вновь собраться 1 марта произошло столкновение с полицией, в котором несколько человек — и гражданских, и полицейских — погибли. К этому моменту в стране было введено чрезвычайное положение. Десятки участников митинга были арестованы, Левон Тер-Петросян несколько месяцев провел под фактическим домашним арестом.

Эти события начала правления Сержа Саргсяна невозможно не вспоминать сегодня, когда оно, по-видимому, закончилось. Учитывая накал страстей 2008 года, эти десять лет многое говорят об Армении и о самом Саргсяне. С учетом сходства лозунгов 2008 и 2018 годов можно было бы сделать вывод, что Армения оказалась готова терпеть и обнаружила солидный запас терпения.

Это отчасти так, но если бы не был способен меняться Серж Саргсян, десяти лет у него, вероятнее всего, не было бы. Жесткий лидер Республиканской партии, министр обороны в правительстве Кочаряна, глава комитета самообороны Нагорного Карабаха, Серж Саргсян образца 2008 года едва ли готов был предложить оппозиционерам публичные переговоры, как это накануне своей отставки сделал Серж Саргсян в 2018 году. Может быть, потому, что выиграть в имиджевом плане у огромного Тер-Петросяна было бы сложней, чем у Никола Пашиняна, который в 2008 году был на оппозиционных митингах кем-то вроде модератора. Но скорее всего потому, что Серж Саргсян менялся и чувствовал страну. В мере, видимо, недостаточной, чтобы снять вопросы о коррупции и политическом тупике, но в такой, чтобы принять решение об уходе и не допустить эскалации противостояния.

Изменилась, впрочем, и страна: в апреле 2018 года произошло то, чего площадь Оперы ждала в феврале 2008-го: на сторону протестующих стали переходить военные. Возможно, покинув офис, господин Саргсян еще найдет возможность рассказать, какое именно обстоятельство стало в конце концов важнейшим для его решения об уходе.

Интересно, что Армения в какой-то мере воспроизвела внутриполитическую траекторию своего соседа с севера: как известно, Михаил Саакашвили на своем втором президентском сроке инициировал конституционную реформу, переносившую центр тяжести власти из президентского дворца в парламент и сформированное парламентским большинством правительство. Такая конструкция гипотетически позволяла грузинскому лидеру соблюсти конституционное ограничение числа президентских сроков, но при победе его партии на выборах в парламент сохранить контроль над правительством. Аналогичная реформа прошла и в Армении. В обеих странах такой способ консервации режима не сработал: в Грузии партия Михаила Саакашвили не смогла взять большинство на выборах 2012 года, оставив его в политическом одиночестве за год до истечения второго срока, а в Армении утверждение Сержа Саргсяна вызвало шквал протеста, приведший в конце концов к его отставке.

Политический провал инициаторов конституционных реформ не означает провала самих реформ: Грузия и Армения пополнили короткий ряд постсоветских стран (помимо стран Балтии), где соотношение сил в парламенте значит больше, чем воля единоличного лидера. Пока не накоплен политический опыт, позволяющий сделать вывод, что «ответственный кабинет» «идет» этим странам лучше, чем режим концентрированной президентской власти — но с точки зрения чистой политологии в такой системе больше места для представительства разных политических интересов, поэтому и устойчивость ее может быть выше.

Как это будет работать дальше, станет ясно в ближайшие недели. Существуют факторы, прямо влияющие на положение дел в Армении, но при этом на первый взгляд не зависящие от того, кто главнее в Ереване — президент или премьер-министр и как пишутся их фамилии. Армения остается полублокированной страной из-за конфликта в Нагорном Карабахе. Линия соприкосновения армянских и азербайджанских сил не контролируется никакой третьей силой, это фактически линия фронта, на которой время от времени «оттаивает» «заморозка».

Конфликт с Азербайджаном (как и непримиримый спор об оценке событий 1915 года) ставит в тупик и отношения Армении с Турцией. На заре первого президентства Сержа Саргсяна брезжила надежда на армяно-турецкое сближение, поиск компромисса по оценке геноцида и преодоление «сцепки» армяно-турецких отношений с проблемой Карабаха. Это было связано в том числе и с беспокойством стран к югу от Главного Кавказского хребта, которое возникло в связи с войной между Россией и Грузией. Но со временем беспокойство улеглось, надежды на сближение померкли, Азербайджан, Грузия и Турция продолжали развивать совместные проекты, из которых Армения по сути исключалась. На Южном Кавказе, который, вообще говоря, не прочь представлять себя как единый регион, возникла тенденция к блоковому размежеванию: Азербайджан, Грузия и Турция работают друг с другом, с Европой и центральноазиатскими странами-экспортерами энергоносителей, а Армения — с Россией, с которой не имеет общей границы, зато имеет договор о военной базе в Гюмри.

Кто бы ни возглавил правительство Армении после Сержа Саргсяна, эту «блоковую» тенденцию едва ли можно будет в одночасье изменить. Нет мгновенного ключа и к проблеме Карабаха: никакая политическая сила в Армении не будет готова к уступкам по стратегическим районам вокруг Карабаха, пока не будет выработана схема, которая исключила бы равенство таких уступок утрате военного контроля над Карабахом. Но иногда даже изменение списка потенциальных переговорщиков дает шанс на изменение повестки.