Музей русского импрессионизма открыл выставку без Бориса Минца

В Музее русского импрессионизма открылась выставка «Импрессионизм в авангарде». Впервые за два года существования музея на вернисаже отсутствовал его основатель, бизнесмен Борис Минц, за несколько дней до этого вместе с семьей уехавший в Лондон. Комментирует Игорь Гребельников.

Гостей вернисажа судьба музея в сложившейся ситуации интересовала не меньше, чем новая выставка. Хотя утром на пресс-конференции директор музея Юлия Петрова уверяла, что никаких перемен в связи с отъездом его основателя Бориса Минца не предвидится, разговоры собравшихся крутились вокруг опалы бизнесмена и ее возможных последствий для музея. «Сейчас в прессе много непроверенной информации от третьих лиц, на которую не стоит полагаться,— пояснила “Ъ” госпожа Петрова.— Музей работает в прежнем режиме и никаких значимых перемен не планирует». Директор добавила, что 4 октября музей в штатном порядке откроет выставку Давида Бурлюка «Слово мне!» и что сейчас финальный этап ее подготовки. «Мы подписываем договоры с владельцами лучших ранних произведений художника, часть экспозиции приедет из-за рубежа, поскольку его наследие рассеяно по всему миру»,— рассказала она.

К музею, открытому Минцем два года назад на территории бывшей кондитерской фабрики «Большевик», многие успели привыкнуть. Амбициозная во многих смыслах затея открыть частный Музей русского импрессионизма (одно только название вызывало массу вопросов у профессионалов) довольно быстро облеклась в плоть и кровь. К перестройке мукомольного склада 60-х годов прошлого века и прилегающих к нему фабричных зданий конца XIX века привлекли британское архитектурное бюро John McAslan + Partners. И дело, в отличие от многих московских проектов с участием западных архитекторов, было доведено до конца. Посреди отреставрированных краснокирпичных построек возник футуристического вида музейный корпус — гигантский металлический цилиндр с прямоугольным параллелепипедом на крыше,— оборудованный по последнему слову музейной техники.

Развеялись опасения и насчет того, что музей будет транслировать только своеобразный вкус коллекционера, заявленный в названии. В хайтековых стенах достойно приняли большую выставку Валерия Кошлякова, ранее показанную в одной парижской церкви, открыли для публики незаслуженно забытых художников начала XX века Михаила Шемякина, Елену Киселеву, Арнольда Лаховского (это были их первые большие выставки). Хитом этого года стала экспозиция «Жены», посвященная женам, музам, спутницам русских художников, остававшимся в тени их славы (ее посмотрели более 70 тыс. человек). Профессионализм команды и уж, конечно, финансовые возможности основателя позволили наладить сотрудничество со многими государственными музеями (включая далекие от Москвы региональные) и частными собраниями — именно работы из этих коллекций составляли основу показанных выставок, каждую из которых сопровождал обстоятельный каталог.

Нынешняя экспозиция (куратор Анастасия Винокурова) может заинтриговать уже самим названием. Идея собрать вместе в основном ранние вещи русских авангардистов — Ларионова, Гончаровой, Кандинского, Малевича, Татлина, Бурлюка, Экстер, Удальцовой, Древина, художников «Бубнового валета» — и показать через них разнообразие влияния французских импрессионистов, фовистов, постимпрессионистов (правда, в отсутствие на выставке работ последних) вполне заслуживает внимания. Многие из показанных работ этим вниманием и правда были обойдены: слишком силен гипноз последующих достижений их авторов.

Увидеть пейзаж или цветочный натюрморт Татлина (работы чудом сохранились в РГАЛИ) — это примерно как ознакомиться со школьным сочинением нобелевского лауреата по литературе.

Какие-то вещи выставляются впервые, как, например, открывающая выставку «Прогулка» Михаила Ларионова (1907–1908). Многие десятилетия картина была разрезана на две части и в таком виде хранилась у вдовы друга душеприказчика художника. Коллекционер Валерий Дудаков сначала приобрел одну часть, а недавно, спустя 30 лет,— другую: холсты «сшили», восстановив красочный слой. Другое открытие с необычной историей из Чувашского художественного музея: «Портрет мальчика» Алексея Кокеля (1910-е), написанный яркими крупными мазками в фовистском стиле, видимо, сохранился лишь благодаря портрету Ленина, написанному на оборотной стороне.

Другое дело, что импрессионизм на выставке понимается весьма широко и обобщенно — как некая форма инициации русских художников, момент перехода. Была пленэрная живопись с подражанием французам (иногда на гране пародии, как у того же Ларионова, писавшего по многу раз один и тот же угол сарая, будто это Руанский собор), а потом явилось понимание самодостаточности холста и цвета — того, чему уже у них будет учиться искусство XX века.