Как политика влияет на историю российско-польских отношений

Общество «Мемориал» готовит к изданию книгу памяти «Убиты в Калинине, захоронены в Медном», посвященную 6295 польским военнопленным, расстрелянным по решению Политбюро ЦК ВКП (б) весной 1940 года. Этот расстрел — одна из любимых тем сталинистов-ревизионистов, не желающих признавать никакие доказательства и заявляющих, что никаких поляков в Калинине не расстреливали и в Медном не хоронили. Обозреватель “Ъ” Алексей Алексеев побывал в мемориальном комплексе «Медное» и поговорил с автором-составителем книги Александром Гурьяновым.

Три Катыни

Катынский расстрел — одна из тех страниц российской истории, которыми нельзя гордиться. Можно стыдиться, можно не признавать. В зависимости от политических убеждений.

Катынским расстрелом, или катынским преступлением, называют массовые убийства НКВД польских военнопленных весной 1940 года. Большую часть убитых составляли военнослужащие и служащие правоохранительных органов. Перед расстрелом большинство из них содержалось в трех лагерях для военнопленных — Козельском (Смоленская область, в настоящее время относится к Калужской области), Старобельском (Луганская область УССР, в настоящее время — территория ЛНР) и Осташковском (Калининская, в настоящее время Тверская область).

Катыни предшествовали следующие события. Вскоре после нападения фашистской Германии на Польшу 17 сентября 1939 года начался Польский поход Красной армии (в советской историографии — Освободительный поход в Западную Украину и Западную Белоруссию). К началу октября в советском плену оказалось примерно 230–250 тыс. польских военнослужащих, полицейских, пограничников и других «лиц, захваченных с оружием в руках».

Уже на третий день Польского похода народный комиссар внутренних дел Лаврентий Берия подписал приказ №0308 «Об организации лагерей военнопленных». При НКВД было создано Управление по делам военнопленных и интернированных (УПВИ), начальником которого был назначен майор Петр Сопруненко. Согласно этому приказу, было создано восемь лагерей для военнопленных, позже их стало десять. Козельский, Старобельский и Осташковский лагеря входили в это число. В двух первых содержались преимущественно бывшие офицеры польской армии, в Осташковском — в основном бывшие и отставные полицейские, пограничники, служащие тюремного ведомства.

3 марта 1940 года Берия подготовил записку на имя Иосифа Сталина, в которой говорилось: «В лагерях для военнопленных НКВД СССР и в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии в настоящее время содержится большое количество бывших офицеров польской армии, бывших работников польской полиции и разведывательных органов, членов польских националистических контрреволюционных партий, участников вскрытых контрреволюционных повстанческих организаций, перебежчиков и др. Все они являются заклятыми врагами советской власти, преисполненными ненависти к советскому строю… Исходя из того, что все они являются закоренелыми, неисправимыми врагами советской власти, НКВД СССР считает необходимым… дела о находящихся в лагерях военнопленных — 14 700 человек бывших польских офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, разведчиков, жандармов, осадников и тюремщиков, а также дела об арестованных и находящихся в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии в количестве 11 000 человек членов различных контрреволюционных шпионских и диверсионных организаций, бывших помещиков, фабрикантов, бывших польских офицеров, чиновников, перебежчиков — рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания — расстрела».

5 марта 1940 года Политбюро ЦК ВКП (б) поддержало «предложение» Берии.

Заключенных Старобельского лагеря расстреляли во внутренней тюрьме Управления НКВД в Харькове, Козельского — в Катынском лесу, Осташковского — во внутренней тюрьме Управления НКВД в Калинине (сейчас — Тверь). Всего были убиты почти 22 тыс. человек. Тела расстрелянных в Харькове тайно захоронили в районе села Пятихатка, расстрелянных в Калинине — рядом с селом Медное Калининской области.

Ко всем трем расстрелам применяются термины «катынский расстрел» или «катынское преступление», так как впервые массовое захоронение польских военнослужащих было обнаружено в 1943 году в Катыни. Про два других тайных кладбища — Пятихатку и Медное — мир узнал только в 1990-х. Так получилось, что далеко не все, кто слышал про Катынь, знают и про Медное.

Смерть на конвейере

Дорога из Москвы до Медного долгая. Можно успеть посмотреть кино. Корреспондент “Ъ” в пути смотрел ролик на Youtube. Главным героем был дряхлый пенсионер, отвечающий на вопросы улыбчивого мужчины в военной форме с погонами подполковника. Ничем не примечательный старичок упоминал фамилии Берии и Кобулова так спокойно, как другие говорят о соседях по лестничной клетке.

Это был допрос Дмитрия Степановича Токарева, занимавшего весной 1940 года должность начальника Управления НКВД Калининской области. Он был хозяином «Большого дома» на улице Советской, в подвалах которого были расстреляны 6295 польских военнопленных.

Отставной генерал-майор госбезопасности Токарев помнит не все. Может, возраст дает о себе знать (на момент допроса ему было почти 90 лет), а может — привычка следить за словами и не болтать лишнего. Без такой привычки Дмитрий Степанович сам бы легко мог оказаться в расстрельной камере внутренней тюрьмы в 1940 году, а не прожить еще полвека, чтобы давать свидетельские показания в 1991 году.

Бывший начальник УНКВД отрицает свою непосредственную причастность к расстрелам. Да, был в курсе, но не только сам не стрелял несчастных по темницам, но даже не присутствовал при том, как другие стреляли. И в обитую звукопоглощающим материалом расстрельную камеру вроде бы не заходил. И в камеры, где держали приговоренных, не заглядывал.

Но, разумеется, общался с теми, кто расстреливал. Начиная с печально прославленного руководителя расстрельной команды НКВД Василия Блохина, переодевавшегося перед расстрелами в «спецобмундирование»: «Кожаная коричневая кепка, кожаный коричневый фартук длинный, кожаные коричневого цвета перчатки с крагами выше локтей. И на меня это произвело впечатление ужасное. Я увидел палача».

Всего в расстрелах принимали участие, по словам Токарева, около 30 человек. В том числе его подчиненные, в основном сотрудники нижнего звена — шоферы, тюремные охранники.

Расстрелы были поставлены на конвейер. Этапы из Осташковского лагеря прибывали в Калинин почти каждый день. Каждый этап нужно было успеть расстрелять за ночь, чтобы похоронить и освободить камеры для следующей партии смертников.

Токарев вспоминает, что в первый раз привезли 300 человек, к рассвету всех убить не успели, поэтому в следующие разы привозили не больше 250.

Рассказывает, как задумался над сложной задачей — сколько лопат и землекопов нужно для братских могил. Но опытный Блохин только посмеялся над ним: могилы будет рыть экскаватор, он привез с собой из Москвы двух «своих» экскаваторщиков.

На допросе звучит и слово «Медное». Токарев не может указать точное местонахождение захоронений, но по просьбе сотрудника военной прокуратуры объясняет, как ехать, и рисует план. Точно на первую расстрельную яму позже укажет кто-то из сотрудников Калининского управления КГБ.

За время своего рассказа Токарев несколько раз упоминает, что участникам расстрелов потом плохо жилось: многие из них пили, кончали жизнь самоубийством. И уже ближе к концу допроса произносит мудрую фразу: «Расстреливать людей вредно».

Дачное место

Мемориальный комплекс «Медное» делится на две части — «советскую» и «польскую». До массового расстрела польских военнопленных в этом же месте хоронили советских граждан, расстрелянных в годы Большого террора. Их было около 5 тыс. человек. Документы не сохранились, имена убитых за редким исключением неизвестны. В «советской» части мемориала есть памятный камень, несколько информационных стендов, маленький, но с очень качественной экспозицией музей.

Польская часть — это военное кладбище. Траурные венки с красно-белыми лентами. Надписи на польском языке. Впрочем, о смысле слов «zamordowanym przez NKVD wiosna 1940 r. w Kalinine (Twerze)» можно догадаться и без знания польского. Траурный колокол. Круги, указывающие места расположения братских могил. Памятник, окруженный огромным многоугольником, составленным из медных плит, на которых написаны имена всех, кто лежит в этой земле. Кресты. Простые, березовые, с прикрепленными к ними фотографиями, привезенными родственниками,— они появились еще до постройки мемориала. И громадные, похожие на сосны, среди которых они стоят.

Эти сосны слишком молоды, они не видели, как апрельскими и майскими ночами 1940 года в выкопанные бульдозером ямы сгружали с грузовиков трупы. К тому же, бульдозер не прошел бы между деревьев, братские могилы копали на опушке.

Но стоит выйти с территории польского военного кладбища, как ощущение траура и трагедии слабеет. Поют птицы, летают увесистые шмели. Чистый воздух, сосны, солнце. Тверская область, трасса Москва—Санкт-Петербург, 175 км от Москвы. Идеальное дачно-санаторное место.

Сотрудник музея говорит, что некоторые жители Твери приезжают сюда, чтобы просто погулять — с детьми, с колясками.

До 1995 года здесь и были дачи, на которых отдыхали сотрудники КГБ СССР. Как-то раз один сотрудник решил заняться любимым развлечением дачников — посадить картошку. Но старшие, более опытные товарищи запретили ему копать землю.

Для многих обитателей дач не было секретом, что они проводят выходные дни и отпуска на кладбище. Жарят шашлыки, загорают, дети играют в прятки над ямами, засыпанными костями и черепами. Секретом захоронение в Медном было для остального мира.

Кстати, под Харьковом, в Пятихатке для тайного захоронения трупов также было выбрано место отдыха сотрудников НКВД. Рядом с могилами был ведомственный санаторий и дачи.

Дачи перенесли на другое место уже в 1990-х, когда было принято решение о строительстве мемориала.

Адвокаты дьяволов

С 1940 по 1992 год никаких останков польских военнопленных в Медном, с официальной точки зрения, не было. Есть люди, утверждающие и сейчас, что их там нет. Поэтому подготовленная обществом «Мемориал» книга о захороненных в Медном польских военнопленных сегодня очень нужна.

Если кто-то, кто не знает о Медном, услышит про эту историю и захочет узнать больше, то хоть в интернете, хоть в книжном магазине ему будет предложена многократно растиражированная версия конспирологов-ревизионистов. Они отрицают и сам факт расстрелов польских военнопленных НКВД, и то, что в Катыни и Медном вообще захоронены поляки.

Ревизионисты не признают никакие доказательства, никакие свидетельские показания.

Письмо Берии? Фальшивка. На нем не указана точная дата, стоит просто «марта» без числа.

Постановление ЦК ВКП (б)? Тоже фальшивка.

Записка Шелепина? Плохо сделанная фальшивка, ведь в ней по ошибке написано «ЦК КПСС» вместо «ЦК ВКП (б)».

И вообще все секретные документы из так называемой «Папки №1» — подделка, изготовленная по распоряжению Михаила Горбачева.

Один из недавних «козырей» ревизионистов — жетоны двух польских полицейских, найденные при раскопках во Владимире-Волынском. По жетонам удалось определить имена их владельцев. Оба имени можно прочесть на бронзовых табличках мемориала в Медном. Для нормальных исследователей, занимающихся катынским преступлением, этот факт позволяет установить, что оба полицейских до того, как попасть в Осташковский лагерь, содержались в тюрьме во Владимире-Волынском. Для ревизионистов эти жетоны — доказательство того, что их владельцы не были расстреляны в Калинине и захоронены в Медном.

Показания генерал-майора Токарева ревизионисты отвергают, заявляя, что он говорил то, что ему приказали из страха, что его на старости лет осудят.

Часто отрицатели катынского преступления используют те же приемы, что и отрицатели холокоста. У тех не было шести миллионов убитых евреев, а было гораздо меньше. У этих — если и есть расстрелянные поляки в Медном, то не 6295, а гораздо меньше. Те подсчитывали, сколько человек можно сжечь в печи крематория, чтобы доказать, что никаких газовых камер и крематориев не было вовсе. Эти подсчитывают, сколько человек можно расстрелять за ночь, чтобы доказать, что никто поляков не расстреливал.

Когда было известно только о Катыни, в расстреле можно было обвинить немцев. Но до братских могил в Медном немецкая армия не дошла. До села Медное дошла, а до места захоронений нет. В результате ревизионистам приходится говорить, что в Медном похоронены наши, советские, умершие от ран в полевом госпитале во время войны или — менее популярный вариант — расстрелянные НКВД, но советские граждане, свои.

С обвинениями в адрес фашистов возникает еще одна проблема. Нацистская Германия напала на СССР 22 июня 1941 года, но о поляках из трех лагерей военнопленных ничего не было слышно с весны 1940 года. До этого они имели возможность переписываться с родными через Красный Крест.

Товарищ Сталин на вопрос об их судьбе в свое время отвечал с присущим ему юмором: «Может, они где-нибудь в Маньчжурии?»

Современные сталинисты тоже не особо стараются придумать более-менее правдоподобный ответ.

Едва ли не самая большая брешь в логике ревизионистов — признание вины за катынское преступление руководителями советского, а затем российского государства. Известны примеры, когда власти нашей страны не желали признаваться в чем-то, что было ими сделано. Но признаться в том, чего не делали? Взять на себя чужую вину?

Отрицатели катынского преступления очень активны. В книжных онлайн-магазинах легко найти «Катынь. Ложь, ставшая трагедией» Е. Прудниковой и И. Чигирина; «Катынь. Спекуляции на трагедии» Г. Горяченкова; «Тайна Катыни, или Злобный выстрел в Россию» или «Катынь. Современная история вопроса». В. Шведа; «Антироссийская подлость» Ю. Мухина (в интернете можно найти и созданный им же трехсерийный фильм «Катынская подлость»).

Немного об авторах. Юрий Мухин — бывший главный редактор газеты «Дуэль», дважды судим за экстремистскую деятельность. Основатель и лидер общественной организации «Армия воли народа» (АВН), запрещенной Мосгорсудом в 2010 году. Владислав Швед — бывший второй секретарь Компартии Литвы, заочно осужден литовским судом за причастность к событиям 13 января 1991 в Вильнюсе.

Активным проповедником конспирологических теорий о Катынском расстреле является бывший многократный победитель телеигр Анатолий Вассерман. На запрос «Медное расстрел поляков» в «Яндексе» одним из первых в выдаче будет его текст «Медное — не захоронение польских пленных». В этом году накануне Дня Победы в Твери был проведен круглый стол, посвященный «фальсификациям истории», на котором присутствовал и Вассерман. Его теории многократно растиражированы СМИ.

В списке авторов-ревизионистов есть и зарубежный специалист. Профессор средневековой английской литературы Университета Монтклер в штате Нью-Джерси Гровер Ферр. Ранее в своих работах он доказывал, что все подсудимые на московских политических процессах 1930-х годов были виновными, а все обвинения в адрес Сталина в докладе Хрущева на XX съезде КПСС — ложь от первого до последнего слова.

Брошюра Гровера Ферра «Катынский расстрел. Опровержение официальной версии» толщиной 28 страниц и тиражом 1000 экземпляров была издана за счет собранных на краудфандинговой платформе 83 150 руб.

Сейчас на той же краудфандинговой платформе общество «Мемориал» ведет сбор средств на книгу «Убиты в Калинине, захоронены в Медном. Книга памяти польских военнопленных, содержавшихся в Осташковском лагере НКВД СССР, расстрелянных по решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г.». Если все сложится хорошо, то книга выйдет в свет в начале сентября, к 80-й годовщине ввода советских войск на территорию Польши.

Алексей Алексеев