Зависший бумеранг
Японский диагноз Восточной Европе
Тридцатую годовщину развала Советского блока Восточная Европа встречает с тем же набором проблем, что и три десятка лет назад.
Развал социалистического лагеря в Восточной Европе отчего-то принято увязывать с крушением Берлинской стены осенью 1989 года, хотя на самом деле по чисто формальным признакам все случилось на полгода раньше. По работе в МИДе я помню, как нарастал вал сенсационных новостей. Ранней ласточкой стали майские известия из Будапешта: правительство Венгрии заявило, что оно финансово больше не в состоянии поддерживать границы с Австрией, а в приграничной зоне начался демонтаж колючей проволоки. Спустя три месяца в результате ухищрений нескольких заинтересованных лиц как на Западе, так и на Востоке граждане Восточной Германии (ГДР) массово перешли границу с Австрией, и власти Венгрии этот стихийный людской поток не остановили. Так начинался буквальный развал Советского блока, кульминацией которого стало падение Берлинской стены 9 ноября. Толковали этот феномен однозначно: народы Восточной Европы не смогли больше терпеть советский режим, при котором нет ни свободы, ни приличных товаров, и сделали исторический выбор в пользу Западной Европы, в которой, напротив, имелось и то, и другое — высокий уровень свобод и развитая экономика.
Прошло 30 лет. Как в Восточной Европе обстоят дела сегодня? Единого для всех ответа нет. Отдельные страны имеют экономические успехи, главным образом за счет прямых инвестиций западных предприятий, но многие восточноевропейские государства не смогли избавиться от пережитков прошлого общества. Есть такие, где клановость и коррупция душат нормальное экономическое развитие, есть страны, где сильным остается авторитаризм в политике, и есть страны, население которых не хочет принимать жесткую дисциплину рыночного хозяйства.
В то же время прелесть Западной Европы за минувшие годы потускнела; ее экономика демонстрирует устойчивые признаки застоя, и разного рода негативные моменты нарастают, например антипатия к дешевой трудовой силе из Восточной Европы. Одно влечет за собой другое: неприязнь к иммигрантам приводит к росту популизма, который, в свою очередь, подпитывает соответствующую идеологическую базу — призывы к протекционизму.
На гребне таких настроений несколько восточноевропейских стран начали примыкать к России и даже к Китаю, создавая впечатление, будто маятник истории вот-вот придет в движение и качнется теперь в сторону идей и практик государственного капитализма. Словно все возвращается к 30-летнему прошлому: какой-то заколдованный круг…
Правда, в наши дни у России не хватает экономического потенциала, чтобы обогащать Восточную Европу, а Китай быстро теряет свое экономическое преимущество из-за торговой войны с США. Но и Запад не хочет вкладывать свои капиталы в Восточную Европу из-за низкой рентабельности.
Таким образом, ситуация в огромном регионе слово подвисла: имеются разные симптомы, но нет решающих сил, которые могли бы одним махом изменить курс истории — блуждание во мгле нерешенности будет продолжаться.
На этом фоне набирает обороты очередной раунд борьбы за влияние на Восточную Европу. Это не что иное, как анахронизм. Российская элита, с одной стороны, должна бы покончить с ностальгией по Восточной Европе и мечтой о восстановлении утраченных доминирующих позиций, а западная элита, с другой стороны, осознавать в полной мере тот факт, что одна только проповедь о свободе и демократии недостаточна для полноценного развития региона.
То, что возбуждает непрошеные конфликты в этом свете,— это амбиции, алчность и невежество элит. Если генная инженерия создаст когда-нибудь новый сорт человечества, то эти плохие качества должны быть удалены. Это, в свою очередь, будет выдавливать коррупцию и клановость и создаст лучшие условия для инвестиций в Восточной Европе; будет возможным экономическое и социальное развитие с сохранением своего достоинства.
Тридцатилетний юбилей распада Советского блока должен стать началом новой эры, а не откатом в прошлое…