Как малые страны Карибского бассейна научились оставаться собой, уклоняясь при этом от революций

До туристического рая на карибской Гренаде от пылающей Венесуэлы — сотни три километров по морю, а от Майами, курортной столицы сверхдержавной Америки,— часа четыре реактивного лета. В такой географии — вся формула местной геополитики, с той оговоркой, что за пять веков центры притяжения менялись будто в калейдоскопе — от Мадрида и Лондона до Москвы и Гаваны. «Огонек» попытался понять, как в таких условиях маленькие страны, бросившие якорь в Карибском море, научились оставаться собой, уклоняясь при этом от революций.

Дмитрий Сабов, Гренада—Сент-Винсент и Гренадины—Москва

Карибское солнце вкрадчиво не по-товарищески. Всего четверть часа на февральском пленэре (тут это называют «сухим сезоном»), и становится ясно, почему пираты в здешних краях ни перед кем не снимали шляпы. Понимаешь и то, что казалось нелепым с детства: вот, оказывается, почему Робинзон Крузо (три века назад герой романа Дефо 28 лет мыкался по соседству — в устье реки Ориноко, к югу от Наветренных островов) начал обшивать себя козьими шкурами в 30-градусную жару именно с головы.

Все правильно: на здешнем солнце ее сносит первой. А если довериться легкому бризу, который предательски снимает боль от ожога,— еще и напрочь. Пока думаешь, что попал в рай, выясняется, что в этом раю никак нельзя без головного убора. И если не соблюдать это, как и многие другие правила, то, как и полагается, мигом наступает расплата.

Добро пожаловать в рай!

Как-то примерно так, с поправкой на просоленную морем лексику и завышенные ожидания первопроходцев, открывали в этих краях свои америки полтысячи лет назад представители разноязыкой Европы. Все эти испанцы, французы, британцы мало задумывались о том, что их стараниями начата первая в планетарном масштабе лабораторная работа по глобализации людей, болезней, товаров, а заодно и животных с растениями — их задача была просто доплыть и выжить. Это теперь выясняется, что начатый тогда эксперимент по созданию рая на новых землях, по большому счету, так и не закончен. В самом деле, как объяснить иначе, что чем больше ходят революции по кругу в Латинской Америке, тем больше там объявляется новых кандидатов в колонизаторы, а вслед за ними и новых борцов с колониализмом. Работа идет как будто бы над ошибками, вот только ошибки часто одни и те же…

— У нас каждый остров смотрит сразу в два направления — в прошлое и в будущее,— Энди, гид по Гренаде, знакомит с Новым Светом очередных его открывателей, среди которых и ваш корреспондент, и на глазах проникается важностью миссии.— На каждом острове есть форт со старыми пушками: они направлены в море, откуда приходили корабли врагов и пиратов. А вот чтобы смотреть в будущее, нужен международный аэропорт — без него сегодня нет связи с миром.

Иными словами, любой рай в наши дни только тогда чего-нибудь стоит, когда в него можно прилететь по желанию и, соответственно, улететь, когда приспичит, обратно.

То ли дело во времена оны — когда пушки были визитной карточкой, добраться сюда было делом всей жизни, а свидетельство о том, что тот или иной остров открыл Христофор Колумб лично,— своего рода грамотой о дворянстве. У Гренады такая есть: великий мореплаватель летом 1498-го, в ходе третьей экспедиции в Новый свет, открыл этот гористый остров с буйной природой и пляжами из вулканического песка, а соратники, уже позже, назвали его в честь испанской провинции, которая на самом-то деле Гранада. Прижилось и второе название — «остров специй», поскольку колонизаторы принялись разводить на вывоз в Испанию пряности: корицу, имбирь, гвоздику, мускатный орех — «твердую валюту» того неспокойного времени. Потомки тех, кто все это выращивал, сочинили про своего первооткрывателя едкую шутку: Колумб, мол, первый турист, который приплыл к нам с круизом.

Впрочем, что там Колумб: «интуристов»-завоевателей на здешние острова Европа добрых 400 лет поставляла на поточной основе. С середины XVII столетия Гренада больше века была французской — ее выкупила созданная кардиналом де Ришелье (тем самым) Компания Американских островов. Затем после череды войн стала английской. А по дороге конкурирующие друг с другом колонизаторы завезли на остров африканских невольников и извели местных индейцев араваков и калинаго (карибов), в чем затем обвинили друг друга. В битве за политкорректность одержали верх англоскасы, оставившие независимой (с 1974 года) Гренаде легенду о том, как последние из местных карибов сбросили с отвесной скалы своих жен и детей, а затем бросились в пучину и сами, лишь бы не сдаться на милость «французских захватчиков». Потомки последних безуспешно объясняли, что индейцев «кто-то» подтолкнул к нападению, а Французская революция отменила рабство в колониях раньше, чем англичане про это задумались, но разве можно пересмотреть в наше время легенду, которая стала кино и прописалась в Сети?

Тех колонизаторов на острове не осталось, но память о жестоких временах, когда из Карибского моря выкачивали жизни и пряности, плещется у подножья тех скал, с которых бросали своих детей в пучину индейцы (ныне их обустраивают для бутик-отелей и экологического туризма). Что изменилось с тех пор? На первый взгляд жизнь течет как ей и положено в тропиках — от марины к марине, только начисто сменился состав населения, а потомки невольников, чей срок жизни на плантациях составлял лет по семь в колониальные времена, строят на здешних островах рай уже в своем понимании. Этот рай тоже дрейфует между прошлым и будущим. Представления о нем замешаны на пряной смеси: памяти об угнетении колониальных веков (она уже в генах), буйных мечтах о будущем, зашифрованных в карнавалах, и весьма прагматичных опытах адаптации крошечных стран к реалиям XXI века. Все это и манит сюда из Европы, Штатов и, как выясняется, из России новых первооткрывателей — туристов, бизнесменов, небедных пенсионеров, а главное — всевозможных стартаперов. Последних на Гренаде ждет веер льгот, включая гражданство (после определенного уровня инвестиций), которое открывает Шенген и упрощает въезд в США.

Пожалуй, промежуточный опыт знакомства таков: пусть эту первую глобализацию наш мир проделал безжалостно и топорно, сам по себе эксперимент продолжается — почти во всех странах Нового Света. Одна из пробирок, где сегодня самая бурная реакция, называется Венесуэла, и она рядом — в сотне миль от Гренады. Впрочем, прежде чем откупорить ее, оглядимся.

Чтоб пляжи в Гренаде крестьянам отдать

Пора признаться: на Гренаду меня занесла нелегкая (особенно в наши дни) судьба журналиста-международника. Телеведущий Сергей Брилев, он же глава Института Беринга-Беллинсгаузена по изучению обеих Америк, пригласил «Огонек» на неожиданный форум «Следующий шаг. Заседание клуба Сент-Джорджес» (клуб назван по имени столицы островного государства и его смысл — познакомить деловые круги и представителей структур, которые принимают решения в России и на Гренаде). По воле случая запланированное заранее заседание совпало с датой «гуманитарного прорыва» в Венесуэле — 23 февраля самопровозглашенный президент Хуан Гуайдо шел на гуманитарный прорыв в нескольких сотнях километров от того самого Сент-Джорджеса.

Буквально за день до того, как грузовики с гуманитаркой из США должны были таранить КПП на границе Колумбии и Венесуэлы, гид Энди и показывал мне на своем острове форты с аэропортами. По ходу обзорной экскурсии выяснилось: в разгар холодной войны Гренада тоже угодила под шквал американского гуманизма — операция вошла в историю под кодовым названием Urgent Fury — «Вспышка ярости». Дело было в 1983-м, вместо прагматичного Дональда Трампа спасать заблудших соседей спешил другой президент — идеологичный Рональд Рейган. История той битвы за рай впечатляет.

Началось, как водится, с независимости. В 1974-м гордые бритты ушли, премьером стал лейборист Эрик Гейри, при этом остров благоразумно оставил главой государства ее величество (то есть остался в Британском Содружестве, что позволило капитально сэкономить на госрасходах). Лейборист, однако, оказался с замашками царька, задружился с правящими генералами из Чили и Южной Кореи, а несогласных запугивал подручными из «Банды мангустов» — название тем более примечательное, что, как уверяют гренадцы, змей на их чудном острове нет. Кто бы знал, что из этих проказ вырастет геополитический коллапс, который поставит регион на грань «второго карибского кризиса»?

Сверг расшалившегося премьера в 1979-м Морис Бишоп, революционер, но из вундеркиндов, поучившийся в Англии, чей отец был застрелен «мангустами». Вместе с Бишопом к власти пришло новое поколение — переворот увенчался созданием левого правительства, которое свернуло отношения с Пиночетом, арестовало «мангустов» и сделало ставку на доступное образование, здравоохранение, а главное — на создание инфраструктуры, которая дала бы шанс заработать всем. Еще в оппозиции юрист Бишоп выступал против приватизации пляжей Гренады богатеями из Британии, а в качестве премьера выдвинул революционную для 1970-х концепцию: развивать «народный туризм» — не для избранных, а для людей со средним достатком. Вот только чтобы зарабатывать на местных пляжах, надо было придумать, как доставить на них туристов, которым круизы и яхты не по карману.

— Начиная строительство аэропорта, способного принимать прямые рейсы из Америки и Европы, Бишоп смотрел в будущее,— объясняет Энди,— но Рейган не думал, что в будущее можно смотреть глазами гренадцев. В аэропорту он видел военную угрозу со стороны Советов и Кубы. Это же Америка — они все решают по-своему, нужен лишь повод.

Президент США дал указание готовить десантную операцию, которая должна была стать и первым тестом на возрождение боевого духа после ухода из Вьетнама в 1975-м. Доводы британцев (подряд на строительство исполняла частная британская фирма, нанявшая в целях экономии кубинских строителей) о том, что строится гражданский объект, не заметили: решено было попрактиковаться на тех, кто не сможет ответить. Для вторжения на остров с 80-тысячным населением и армией едва за тысячу бойцов были подготовлены 8 тысяч морпехов, 11 кораблей, 70 самолетов, десятка три вертолетов, пять танков.

Повод был тоже найден: социалисты у власти — это угроза жизни 600 студентов из США, обучавшихся в вузах Гренады (и никуда не собиравшихся уезжать). Нашли его столь оперативно (предполагалось поставить мир перед свершившимся фактом), что пришлось объясняться с Маргарет Тэтчер: премьер была в ярости, узнав от своих спецслужб о вторжении в государство, которое входит в Британское Содружество. Забыв об «атлантической солидарности», «железная леди» потребовала отменить высадку; Рейган извинился, что не позвонил лично, но десант не отменил. Операцию хотели завершить раньше, чем о ней станет известно,— часа за четыре. Но подвела самоуверенность: военные США действовали без точных карт, по путеводителям, у гренадцев нашлись подготовленные бойцы, да и мирные кубинские строители, как отметил потом Фидель Кастро, «дали достойный отпор» агрессорам. Бои затянулись дня на четыре — американцы потеряли несколько вертолетов, обстреляли посольство СССР (были раненые), уничтожили детсад и психбольницу. Как установила британская и американская пресса, и намека на военную базу не обнаружилось, а воевали многие гренадцы винтовками образца 1870 года. Через неделю подоспела гумпомощь — президент США распорядился выделить 110 млн долларов в качестве компенсации и отменить санкции.

— Что касается аэропорта, из-за которого был сыр-бор, то он вот — перед вами,— подводит черту Энди.— Он меньше, чем хотел Морис Бишоп, но принимает рейсы из Европы и США, которыми к нам прилетает основная масса туристов. Назван его именем. Слева от аэропорта — памятник 19 погибшим на той войне американцам, справа — 24 кубинским строителям.

Погиб и сам Морис Бишоп. Он будто бы был застрелен мятежниками, которые накануне вторжения требовали радикальных действий с кубинским и советским участием. Есть версия, что народ, среди которого он был очень популярен, пытался его освободить. После гибели Бишопа радикалы, его свергавшие, угодили в тюрьмы США на долгие сроки. Власть попытался вернуть предшественник, запомнившийся «мангустами», но у гренадцев, да и у американцев, хватило ума удержаться от повторения пройденного. А когда выпустили обвиняемых в убийстве Бишопа, Гренада уже уплыла от революций в XXI век.

Москва ответила грозно, но в письменном жанре: публикациями в «Правде», «Известиях». ООН агрессию осудила, но США наложили вето на резолюцию. Теперь это тоже история. Соответствующие вырезки Сергей Брилев привез в местный музей. Директор пообещал найти им достойное место среди таких артефактов, как мраморная ванна императрицы Жозефины, подаренная соседней Мартиникой (первая супруга Наполеона родом с этого острова, и поныне французского), и последний флаг Британской империи, развевавшийся над «островом специй» в качестве государственного.

Дебаты Карибского моря

Ну и как с высоты этого опыта видится сегодня Венесуэла? Сказать, что в оценках политиков и экспертов на полях форума в Сент-Джорджесе нет ничего личного, будет преувеличением. Но без эмоций в Латинской Америке никак. Прислушаемся.

— Мы, члены КАРИКОМ (15 стран Карибского сообщества.— «О»), считаем, что Венесуэлу надо оставить в покое, чтобы она могла решить свои проблемы сама,— комментирует глава МИД Гренады Питер Дэвид (на прошлой неделе он, к слову, был с визитом в России).— С тем, что время диалога прошло, мы не согласны.

— Только при Чавесе Венесуэла стала делиться доходами от нефти, чтобы улучшить нашу жизнь,— объясняет подоплеку отношения на Карибах к происходящему председатель Сената Гренады Честер Хамфри.— А нынешняя ситуация в этой стране — искусственно созданный кризис, в котором просматривается практически все, что было свойственно временам колонизаторов.

— Не надо думать, что, если вы накладываете свои, американские или российские, представления на картину событий в регионе, за который идет жестокая конкуренция, вы понимаете, что там происходит,— подчеркивает дипломат, попросивший не называть его имени.— По сути, Венесуэла — главный резервуар углеводородов в Западном полушарии, без ее нефти, например, не было бы высадки в 1944-м в Нормандии. И политики в США могут сколько угодно называть это полушарие «своим» (советник по нацбезопасности Джон Болтон это делает почти в каждой речи.— «О»), но принадлежит-то здешняя нефть не им, а Венесуэле.

Эти реплики обрисовывают то измерение венесуэльского кризиса, которое все, кто поглощен его геополитическим резонансом, не хотят видеть. Подобно Рейгану, которому в разгар борьбы с советской «империей зла» не было дела до «гренадского измерения» аэропорта, затеянного Бишопом. Просто сегодня в роли Гренады оказалась Венесуэла с ее 23 млн жителей, из которых, если верить телеканалам США, миллиона три уже убежали в соседнюю Колумбию (сколько колумбийцев при этом бежали в Венесуэлу, не вспоминают). Еще правда жизни состоит в том, что соседям до всего этого очень даже есть дело — для них Венесуэла не просто свой Ближний Восток, четвертая экономика Латинской Америки и одна из самых первых демократий на континенте (фундамент в начале XIX века закладывал сам Симон Боливар). Куда важнее, что она еще и страна, которая поделилась благополучием с окружающими: «социализм XXI века», который принялся строить десантный подполковник Чавес, не пустой звук для региона, где так остры воспоминания о колониальном прошлом.

Недаром Фидель Кастро, едва придя к власти на Кубе, махнул в Венесуэлу уговаривать поддержать Остров свободы нефтью по сниженным ценам. «Народу Кубы нужна помощь народа Венесуэлы,— говорил команданте.— Да сделает Господь так, чтобы судьба наших народов была единой!» Это было в 1959-м — когда Бишоп еще учился в колледже, а тысячи гренадцев и прочих карибцев ездили зарабатывать на жизнь и образование своих детей на нефтяные скважины: туризмом было не прокормиться. Скидок на нефть команданте, однако, не получил, красноречие не помогло.

Зато помог Чавес. Помог в критической ситуации, когда перестроечный СССР отвернулся от Кубы и на острове был введен «спецрежим», о котором до сих пор вспоминают с содроганием. Перед этим, правда, был кризис в самой Венесуэле — при одобрении США в 1980-е к власти пришли либералы, которые разломали социальное государство, разрушили массовый средний класс, а под конец еще и проворовались. Ответом на эти достижения идеологических предшественников нового выдвиженца США Хуана Гуайдо и стал десантник Уго Чавес: он пришел дать волю и прожиточный минимум сначала своим бедным и угнетенным, а потом поставил ту же задачу в региональном (да что там — и во всемирном) масштабе. Венесуэла надорвалась — сейчас она расплачивается по тем самым, чавесовским, счетам. А весь регион — и не только Куба — с тревогой смотрит за этим.

Ведь что делают Штаты с точки зрения жителей Карибского региона, когда говорят о «нашем» — читай: «своем» — полушарии? По большому счету, это отсыл к «доктрине Монро» (президента США времен Боливара, Джеймс Монро в 1823-м провозгласил императив — не пускать новых колонизаторов из Европы в «свое» полушарие, а в обмен США не будут вмешиваться в конфликты в Европе). Сегодня те, кто подталкивает Трампа к интервенции в Венесуэлу, требуют изгнать из Латинской Америки Китай и Россию, которые дают не только Венесуэле, но и региону шанс на продолжение линии, которую начал отчаянный подполковник. Куба, отправившая в Венесуэлу не только сотни военных, но и тысячи врачей, инженеров, учителей (заработки этих специалистов — важнейший источник валюты для острова, у каждого кубинца кто-то близкий работал в Венесуэле), смотрит на происходящее как на дело, которое и ее касается напрямую. Так же, пусть и не столь драматично, обстоит дело и с прочими райскими островами, где в последователях «доктрины Монро» видят новых колонизаторов, а не новых освободителей. Так что похоже, что этот карибский кризис — он для южно- и североамериканцев в гораздо большей степени «свой», а не геополитический. Если что и останавливает от вторжения, когда чашу весов в пользу своего ставленника можно склонить относительно небольшими силами, это непредсказуемость реакции соседей. В Штатах знают, что в Латинской Америке ни левые, ни правые не приходят к власти навечно.

«Последняя колониальная вечеря»

Премьер-министр государства Сент-Винсент и Гренадины импозантный Ралф Гонсалвеш знает, как покорить российских телевизионщиков. В своей резиденции — с колониальными пушками и видом с холма на десятки островов, включая частные, где в теплой ванне Карибского моря нежились знаменитости, от Джонни Деппа до, по слухам, самого Дональда Трампа,— он рассуждает на камеру о том, что «Венесуэлу погрузили в осаду, будто на дворе средние века». Ну а после, обдав слушателей потоком баек (как-никак 18 лет премьерства, свой в кулуарах ООН, личный друг великих, от Манделы до Фиделя), организовывает другой кадр — со своей идейной нагрузкой. На сей раз камера ловит его на фоне странной картины: посреди как будто Иисус, но почему-то с мечом и в латах. Вокруг — персонажи в костюмах разных эпох. По композиции — «Тайная вечеря».

— Конечно, это не Иисус, это конкистадор,— с милой улыбкой отвечает на неозвученные вопросы 73-летний политик.— Ведь ко времени той самой тайной вечери еще не было Библии, у Христа ведь не было не только меча, но и денег… Но посмотрите, этого конкистадора уже взяли в кольцо наши люди — вокруг него, вот смотрите: Боб Марли, Симон Боливар, Луис Фаррахан, Жозеф Шатуйе — все, кто боролся за свободу с колонизаторами. Они взяли его в кольцо, а потом победили…

Как выясняется, автор картины — рядом, но ее политический смысл премьер растолковывает так, будто рисовал сам. Художник — его зовут Калверт Джонс — в свою очередь объясняет «Огоньку» важность цвета в «тропическом реализме» и что про его творчество есть статьи в Sunday Mirror и US News. После разговора заглядываю — оказывается, жертвой творчества моего собеседника кто только не был. Но больше всего нашумел портрет принца Гарри, преподнесенный ему по случаю предсвадебного визита на Карибы, в прессе отмечались «вибрация цвета» и размер носа принца. Тот, впрочем, воспринял подарок с юмором.

А что не так? Здесь не только художников тянет творить свой мир — благо в искусстве метиссажа Карибам нет равных: здесь все перемешано.

Не только черное с белым, но и демократии с диктатурами, добро со злом, море с сушей, цели со средствами, меч с библией, Иисус с конкистадором.

Так и в политике. 36 лет спустя после битвы за гренадский рай с американскими морпехами на этом острове (и на многих соседних) туристы и вправду как дома — здешним лидерам удалось вписать свои страны в глобализацию. Роскошные марины и приплывшие на шикарных яхтах американцы соседствуют с местными жителями, скромно справляющими на пляжах дни рождения своих детишек, а также прилетевшими гульнуть в отпуск канадскими металлургами. В барах равенство — в еде, в напитках, в нарядах... А гуляет в них до утра молодежь (и местная, и заезжая), которая наперегонки ворчит, что денег мало и чтобы заработать, надо куда-то валить — то ли в Америку, то ли в Европу. При этом на остров спешат уже не столь гордые бритты — придумывать стартапы, чтобы делать, к примеру, шоколад премиум-класса там, где выращивают какао-бобы, а не сдавать их чохом в мировую шоколадную промышленность. Все верно: в родном раю не щелкай клювом…

— Мы никому не враги, но мы и не слуги,— делится мыслями о будущем Николас Стил, министр, отвечающий в правительстве Гренады одновременно за международный бизнес и здравоохранение.— Наша задача — помочь нашей стране вписаться в мир, а для этого важно встать на ноги своей молодежи. Это ведь они пойдут дальше.

Робинзон Крузо за 28 лет создал свой мир — не так быстро и не так хорошо, как Создатель, но в целом жить в нем оказалось можно. Рая, конечно, не получилось — как не вышло его пока ни в одной из национальных пробирок, где экспериментируют уже пять веков после Колумба. Что поделаешь: дорога в рай вымощена карибскими кризисами.

Да и сама по себе глобализация — не панацея: сколько ни обустраивай мир, начинать-то надо с себя. Человек много раз пробовал и, конечно, не раз еще попробует себя в роли создателя. Важно только стараться запоминать каждый раз, что в этой роли можно, а что нельзя.