Я, мы — спасают от тюрьмы
Стали ли мы больше верить себе и меньше — полиции после дела Ивана Голунова
6 июня 2019 года в Москве задержали журналиста Ивана Голунова. А 11 июня Иван Голунов вышел из следственного изолятора, и министр внутренних дел Владимир Колокольцев объявил о прекращении против него уголовного преследования. Между этими событиями оказались внезапные и впечатлившие даже их спонтанных участников акции солидарности. Люди часами стояли в очереди, чтобы встать в одиночный пикет у здания ГУВД. Три ведущие газеты страны впервые вышли с общей первой полосой. Когда Иван Голунов покинул изолятор, просто невозможно было не почувствовать, что солидарность и готовность не уступить в итоге привели к победе, увольнениям виновных полицейских и торжеству справедливости.
За Ивана Голунова, что бывает нередко, вступились общественные и политические деятели, и что бывает гораздо реже — крупнейшие СМИ, в том числе официальные. И почти мгновенно возник вопрос о том, была бы такая солидарность возможна, если бы с подброшенными при досмотре рюкзака наркотиками столкнулся не известный журналист, а обычный прохожий. Тем не менее «я» за первые несколько суток после задержания Ивана Голунова переросло в такое многочисленное и решительное «мы», что хотелось верить, что уж теперь, если выпустят его, больше это не повторится никогда и ни с кем.
Решение отпустить Ивана Голунова было принято после того, как полицейская проверка подтвердила некорректность его задержания. Но проверки могло и не быть, если бы не толпа людей на Петровке.
Спустя полгода можно предположить, что и для проверки, и для немедленных оргвыводов в отношении полицейского начальства аргументом были не только или не столько пикеты, сколько, например, превращение темы Голунова в главную тему разговоров в кулуарах ПМЭФ: это не могло не вызвать раздражения у тех, кто рассчитывал обсуждать там совсем другое, и в результате хорошие полицейские выскочили из засады и повязали плохих. С другой стороны, и реакция форума была частью общественной реакции, и, если она достигла адресата, значит, все сработало. Как минимум снаружи готовность власти идти на компромисс на фоне общественного единения выглядела здравой уступкой.
Летом ситуация отчасти повторилась в связи с московскими митингами из-за отказа в регистрации части оппозиционных кандидатов в Мосгордуму. На этот раз на улицу вышли еще до того, как было вынесено первое решение об отказе и первое применение ОМОНа против собравшихся у Мосгоризбиркома 14 июля выглядело как сигнал со стороны власти: улица ничего не решает. 30 июля были возбуждены первые уголовные дела в связи с несанкционированной акцией протеста за три дня до этого, 13 человек обвинили в участии в массовых беспорядках. Массовые беспорядки в центре Москвы вообще видели, но события 27 июля даже очевидцы потасовок демонстрантов с полицией в таких терминах описывать отказывались. 3 августа прошла новая несанкционированная акция протеста. На обеих задержали в общей сложности больше 2 тыс. человек, число уголовных дел выросло. Но уступки снова оказались возможны. Прекратилось уголовное преследование семерых фигурантов дела о беспорядках. Суд над задержанным 27 июля студентом факультета политологии ВШЭ Егором Жуковым сопровождался пикетами солидарности, его имя среди имен других подследственных продолжало звучать на разрешенных и неразрешенных митингах. В итоге обвинение в беспорядках заменили обвинением в экстремизме, и вместо четырех лет колонии Егор Жуков получил три года условно.
Следующим резонансным процессом стало дело актера Павла Устинова, задержанного 3 августа. Суд сократил до трех с половиной лет срок, который просила прокуратура за насилие по отношению к росгвардейцу, которому он вывихнул плечо. При этом суд отказался изучить видеозаписи, предоставленные защитой, из которых видно, что господин Устинов перед задержанием ждал друга у выхода из метро и сопротивления сотрудникам Росгвардии не оказывал. После акций в его поддержку апелляционная инстанция заменила три с половиной года колонии на год условно.
Впрочем, говорить о чистой победе возмущенных явно чрезмерными санкциями граждан не приходится: 18 человек осуждены по уголовным делам, связанным с летними митингами.
Ощущение, будто пикет воодушевленных горожан способен остановить судебно-следственную машину, улетучивалось особенно стремительно в дни, когда выносили сразу несколько обвинительных приговоров. Спасение Егора Жукова и Павла Устинова «из-под самых колес», как и в случае с Иваном Голуновым, вполне могло быть и следствием административного раздражения — на этот раз против силовиков, обещавших предъявить неопровержимые свидетельства заблаговременно выявленной революции, а предъявивших щелчок по полицейскому шлему. Или просто оценки рисков в разбушевавшейся перед выборами Москве.
Несмотря на бесснежный декабрь, нет никакой оттепели. Но все-таки есть признаки, что власть больше не хочет отвечать за качество работы силовиков, да и сигналы снизу иногда слышит. За неделю до Нового года фигурант уголовного дела о митинге 27 июля Самариддин Раджабов вышел из изолятора со штрафом в 100 тыс. руб., который он может не платить после пяти месяцев в СИЗО. В тот же день глава МВД заявил о дисциплинарных взысканиях в связи с учениями с имитацией разгона митинга, которые татарстанские полицейские проводили в школе при участии детей.
Пресс-секретарь президента Дмитрий Песков после инцидента с Иваном Голуновым заявил, что доверие россиян к полиции не снижается, а даже растет, несмотря на «отдельные недопустимые случаи». Роста данные опросов ВЦИОМа не показывают, но и падения тоже не видно: в мае 2019 года рейтинг одобрения деятельности полиции составлял 52,8%, в ноябре — 53%. С другой стороны, социологи всего мира говорят о привычке респондентов давать социально одобряемые ответы, искажающие картину до неузнаваемости. Граждане просто перестали верить полиции на слово. Есть доказательства — нет проблем: петербургский болельщик только что получил три года за драку с омоновцем у стен «Газпром-Арены» под многочисленными камерами. Но в ответ на очевидную несправедливость мы теперь не всегда молчим. Едва ли не главный урок этого года в том, что в одном-двух случаях несправедливость можно и победить, но вот добиться системных изменений можно, только если отвечать каждый раз, а на это, похоже, пока не хватает запала.