Условия внешней торговли для России радикально изменились за сутки

Начавшаяся неделя уже с сегодняшнего дня будет эффективным тестом на прочность для экономической конструкции РФ. Обвал на мировых финансовых рынках 9 марта был на четверть российским. Резкое ухудшение настроений из-за распространения коронавируса в ЕС наложилось на объявленное после распада соглашения ОПЕК+ намерение РФ и Саудовской Аравии агрессивно конкурировать на экспортных рынках нефти. Все это уже вчера снизило капитализацию компаний РФ в Лондоне и Нью-Йорке на 7–22%, цены нефти на 30%, рубль на зарубежных площадках — до 74 руб./$. Реальный сценарий для РФ станет яснее сегодня при открытии внутренних рынков и в ближайшие дни. И бюджет, и ЦБ, и компании имеют все возможности почти не почувствовать резкого ухудшения условий внешней торговли — но к вероятному обвалу настроений и ожидаемому антикризисному хаосу систему никто не готовил.

9 марта — в России, в отличие от большей части мира, нерабочий день — для правительства РФ стал сорванным выходным. В Белом доме прошло внеплановое совещание — премьер-министр Михаил Мишустин собрал на нем экономическое руководство, включая профильных вице-премьеров и министров, главу ЦБ и представителей АП. Обсуждали новую экономическую реальность: обвал цен нефти на мировых площадках на 30% и стабилизацию ее на уровне $34 за баррель, девальвацию рубля к доллару на внебиржевых рынках до 74 руб./$, обвал капитализации крупнейших эмитентов РФ в Лондоне и Нью-Йорке, от Сбербанка и «Яндекса» до «Роснефти» и «Норникеля», на 7–22%.

В происходившем с российскими эмитентами почти невозможно отделить специфически «русские» факторы от мировой паники на рынках из-за быстрого распространения коронавируса в ЕС — русские нефтяные и металлургические акции, например, падали практически так же, как бумаги BP, Shell, Glencore, Rio Tinto, технологические и банковские — сильнее.

Распродажи активов в мире начались еще в пятницу (основные мировые индексы потеряли 3–5%), о фактическом распаде соглашения ОПЕК+ стало известно тогда же. Триггером же для предельно взбудораженных игроков послужила информация о намерении Саудовской Аравии и России открыть ценовую войну на экспортных нефтяных рынках — и обвал цен Brent и WTI до уровней 2008 года.

Хотя накануне, 5 марта, правительство обновило руководство комиссии по экономическому развитию (в 2009 году была центром «ручных» решений антикризисного плана) и утвердило состав новой оперативной (собирается раз в две недели) комиссии Белого дома по повышению устойчивости развития экономики (обе комиссии возглавляет первый вице-премьер Андрей Белоусов), пока неизвестно, что предполагается делать в новой ситуации.

Единственное принятое вчера решение изложил Банк России: с 10 марта в течение 30 дней ЦБ не будет покупать валюту в рамках «бюджетного правила».

Минфин, в свою очередь, разъяснил: «правило» действует, при текущей цене нефти бюджет в месяц недополучит около $2 млрд, они могут быть в любой момент взяты из ФНБ, где чуть больше $150 млрд.

Исходя из приводившихся ранее расчетов Минфина, в случае, если нефть в результате нефтяной ценовой войны останется на уровне $35 за баррель и все будет идти по правительственному плану, бюджет в 2020 году недополучит порядка 800–900 млрд руб. Учитывая, что остатки средств в казначействе составляют сейчас 4,2 трлн руб., Минфин вполне может позволить себе и очень долго не выходить на рынок ОФЗ (он, очевидно, станет сегодня наряду с валютным главным пострадавшим) и вообще не вносить поправки в трехлетний бюджет. Пока сложно вычисляемы потери от margin calls и от реализации валютных хеджей, но катастрофическими они по опыту 2009 и 2014 годов не выглядят. В целом происходящее сравнимо с событиями конца 2014 года — сейчас и власти, и экономика на порядок лучше готовы к резкому ухудшению условий внешней торговли (а речь в экономических терминах идет пока только об этом). Даже ожидаемый инфляционный всплеск из-за так называемого эффекта переноса на руку ЦБ, с конца 2019 года «недобирающему» 1–1,5 процентного пункта к цели по инфляции: на мартовском заседании совета директоров Банка России пока у него есть все основания или сохранить ключевую ставку, или ограничиться символическим ее повышением на 0,25 п. п.

Однако все соображения о том, что Белый дом может вообще не беспокоиться о будущих месяцах и реагировать на происходящее, используя весь впечатляющий набор защитных мер «крепости Россия», разбиваются о несколько чисто конъюнктурных моментов. В первую очередь уже сегодня по масштабу неизбежной биржевой паники станет понятно, насколько «медийна» экономика РФ в сравнении с 2014 годом и c остальным миром. Глубина обвала западных рынков на новостях о коронавирусе в значительной степени связана с гиперреакцией и сверхэффективностью финрынков в мире, управляемых почти полностью чисто новостными триггерами. Особенно важно, насколько «медиазависим», управляем и склонен к панике в РФ госсектор — это выяснится скоро, результат же непредсказуем и критически важен для любых прогнозов сроком дольше трех дней.

Второе обстоятельство — «бюджетное правило» и связанная с ним конструкция «ФНБ—нацпроекты—институты развития—госбанки—госкомпании» ориентированы исключительно на защиту от внешнего давления и от экзогенных кризисов. Главной же проблемой экономики РФ в 2018–2019 годах был фактический отказ и госкомпаний, и частных структур от новых крупных инвестиций из-за неопределенности. В 2020 году она многократно умножена коронавирусом, средств же от эндогенного кризиса, связанного с обвалом ожиданий (а не внешнего спроса), ни ЦБ, ни Белый дом пока не демонстрировали. Третий момент: хотя об этом нет оснований что-то даже предполагать, представление об антикризисных мерах нового правительства могут заметно отличаться от практики 2014–2015 годов. Да и в целом хаос антикризисного инновационного нормотворчества — одна из основных угроз: не так страшна нефть по $20 за баррель, как непредсказуемость того, чем именно на это решат ответить.

Дмитрий Бутрин