Трофеи модного переворота

Елена Стафьева о фэшн-пятилетии 2015–20 и о сезоне FW 2020

Показы минувшего февраля — сезона осень-зима 2020 — стали некоторым образом юбилейными послесловием по отношению к 2015 году, когда фактически началась новая мода. Весь символический и практический смысл этих пяти лет, за которые в моде произошло столько перемен, сколько не было за предыдущие пятнадцать, выразился в этом сезоне. И сейчас самое время осмотреть наши фэшн-позиции — что было, что стало и чем мы все в итоге обладаем на сегодня

Манифест инклюзивности

«Действительно современны не те, кто идеально совпадает со своим временем, и не те, кто приспосабливается к его вызовам... Современность, таким образом, есть такое отношение ко времени, когда ему следуют через разрыв с ним». Именно эту цитату из крупнейшего современного левого философа Джорджо Агамбена Алессандро Микеле очень амбициозно выбрал эпиграфом к своему женскому показу Gucci FW 15, который прошел 25 февраля 2015 года в Милане. А за месяц до этого, в конце января, он уже провел свой самый первый показ, показ мужской коллекции Gucci FW 15, будучи буквально за пять дней до этого назначенным на пост креативного директора Gucci. Самый первый лук оттуда — парень в черных свободных прямых брюках, в красной шелковой блузе с бантом и подбитых мехом шлепках — будет стоять во всех витринах Gucci по всему миру как символ новой эпохи, станет знаковым и в этом качестве, безусловно, войдет в учебник по истории моды XXI века, и все амбиции будут оправданны.

В том же 2015 году, в начале октября, Демна Гвасалия стал новым креативным директором Balenciaga, сменив Александра Вана, за год до этого уже основав в Париже бренд Vetements и получив официальный статус главного enfant terrible фэшн-мира. После своего первого шоу FW 16 он будет говорить о новом тотальном, с поворотом на все 360 градусов, подходе к элегантности и портновскому искусству, а в его вздутые, отстающие от тела пиджаки, широкие цветастые платья-балахоны, прямые юбки училки и оранжевые спасательные жилеты оденутся буквально все, вне зависимости от возраста и комплекции.

У дизайнеров, которые меняли моду, было разное видение, разные концепции, разные ключевые образы — волшебный мир детства за створками бабушкиного шкафа у Микеле, превращение массовых ординарных вещей в экстраординарный гардероб методом Марджелы у Гвасалии или модернистская американа Рафа Симонса в Calvin Klein. Разными способами с разных концов все эти люди создавали в моде новую современность, то есть новое понимание того, что такое быть модным в сегодняшнем мире. При всей разнице личностей и подходов, у них была общая платформа — причем гуманитарная, идеологическая.

Она нам давно известна: гендерная амбивалентность, отказ от объективации и новое представление о сексуальности, а равно и о «мужественности» и «женственности»; преодоление эйджизма, когда на подиум стали в штатном порядке выходить модели самых разных возрастов; полный расовый спектр на подиуме и, конечно, бодипозитивизм, то есть модели разных форм и размеров. Эти ценности, собственно, описываются одним словом — инклюзивность. Мода, долгое время исключавшая всех, кто не подходит под строго установленные ею критерии, развернулась — и оказалось, что любая нестандартность, кривобокость, неуклюжесть и даже неблагополучность очень даже годится, «It’s Okay To Cry», как пела Sophie на прошлом показе Louis Vuitton.

Прошло ровно пять лет с того первого показа Gucci, и главный вопрос, безмолвно висевший над всеми подиумами этого февраля,— что из этого и в каком виде мы сохранили?

Гендерная амбивалентность

В том легендарном первом луке первого, мужского показа Алессандро Микеле на следующем, женском показе Gucci через месяц вышла девушка, и с тех пор парные мужские и женские луки стали важным трендом. Их программно покажет потом Раф Симонс в своей первой коллекции для Calvin Klein. Идея парных луков, декларирующих свободу от гендерных стандартов, оказалась вполне жизнеспособной.

Именно на этом приеме был построен весь показ Marine Serre — одинаковые длинные двубортные пальто в черно-белую клетку «куриная лапка», одинаковые брючные костюмы с двубортными пиджаками, одинаковые стеганые коконы, оставляющие открытым только лицо, трикотажные свитеры, слаженные как бы из случайно попавших под руку кусков, с накинутым на голову трикотажным покрывалом. Такие же парные прямые пальто с одеялами на голове показал Фелипе Оливейра Баптиста, это его первая коллекция в качестве арт-директора Kenzo, и в ней было много вещей, лишенных гендерных отличий. Но при этом разница между парнями и девушками как у Марин Серр, так и у Фелипе была отчетливой. Обе коллекции, кстати,— из лучших в этом сезоне.

Неразличимость гендеров, заданная в свое время Микеле, когда по его длинноволосым парням и девушкам иногда буквально невозможно было понять, кто из них кто, еще в какой-то мере сохраняется, но очевидно уже не выглядит такой захватывающей, как пять лет назад. Это видно на примере Haider Ackermann: еще в прошлой коллекции у него были девушки и без того похожие на парней, как Саския де Брау и менее известные модели, одетые в совершенно мужские костюмы, и субтильные юноши в костюмах с перепоясанной затянутой талией, сделанных будто специально для хрупкого херувима Тимоти Шаламе, который в них и выходит обычно. В этой же его бритоголовые парни выглядели бандой богемных скинхедов, а Саския де Брау, с зализанными волосами еще более похожая на парня, была в длинной юбке, и парный выход в фосфоресцирующе-синем бархате был очень определенным — он в брюках, она в юбке.

Новая сексуальность

Алессандро Микеле после предыдущего своего шоу сказал примерно следующее: «Меня попросили сделать более sexy, и я постарался, хотя я не знаю, что такое sexy». И действительно, хрупкость его моделей, их нагота, просвечивающая сквозь шифон,— это хрупкость и уязвимость human being, а не традиционная — даже если она нетрадиционная — сексуальность.

Этот важнейший тренд, и даже завоевание, выразился прежде всего в объемах и даже гиперобъемах, когда в какой-то момент слова «мешковатый», «с чужого плеча», «XXL» стали синонимом слова «модный», а мужской пиджак и даже мужской брючный костюм на женщинах — знаком этого тренда. На прошлых показах, сезона весна-лето 2020, когда главным референсом стал самый буржуазный вариант 1970-х — аккуратные брючные костюмы, юбки-карандаши и юбки-трапеции ниже колена, платья в талию,— казалось, что его дни сочтены, что он уже окончательно девальвирован.

Любой тренд выглядит и ощущается живым, пока в нем есть энергия движения, когда он ощущается как нечто острое, как некая реплика в том постоянном диалоге всех со всеми и всего со всем, каким является мода. Но девальвируются тренды очень быстро — пара сезонов, и уже от этих мужских пиджаков деваться некуда, и ощущение остроты, которое, собственно, и есть мода, исчезает. Но вот Николя Гескьер показывает новую коллекцию Louis Vuitton и говорит всем нам, кто их любит и носит, что с ними все в порядке, что в них еще полно потенциала, просто надо по-другому комбинировать объемы и пропорции, иначе складывать вещи вместе, не так подбирать слои — все примерно пятнадцать пиджачных выходов этой коллекции были отличные. Прием, использованный Гескьером — привычная вещь в непривычном контексте,— известен: это остранение, и это один из главных культурных механизмов вообще и моды в частности.

И еще об одной коллекции тут важно сказать, вернее, даже о двух — это Prada и Miu-Miu. Мало кто сделал столько же для утверждения нового понимания красоты и нового отношения к сексуальности, как Миучча Прада, причем задолго до появления Микеле и Гвасалии. Именно ее ugly chic стал одним из явлений, разрушивших традиционный гламур,— наряду с японским деконструктивизмом и метаморфозами Марджелы. И вот в обоих своих брендах она показала коллекции, каких у нее не было давно — она опять обратилось к своему любимому военному времени, когда женщины носят мужские пиджаки и пальто, шьют себе юбки из скатерти и платья из занавески,— и с этими прямыми плечами, с этими жесткими объемами она обошлась виртуозно, давно не было в ее коллекциях такого фейерверка хитов. И то, что в качестве креативного содиректора к ней присоединяется Раф Симонс, выглядит в этом контексте совершенно логичным и радует еще больше.

Diversity: антиэйджизм, бодипозитивизм и расовое равенство

Сейчас уже странно вспоминать бывшие еще несколько лет назад регулярными призывы к расовому разнообразию на подиуме, когда считали процент черных моделей, азиатских моделей и пр., и он оказывался неизменно ниже, чем белых. Современный подиум состоит из persons of color, белые модели стали просто частью этого разнообразия. На показе любого бренда — от суперрафинированного Haider Ackermann до суперпрогрессивного Balenciaga — нет смысла даже говорить о «проценте», потому что это прямо-таки картина идеального мира, в котором давно царит расовое многообразие.

Одним из пунктов инклюзивной повестки новой фэшн-волны и одним из главных ее стилистически приемов стали модели разных возрастов. Причем не так, как это было раньше, когда на подиум выходила Мэй Маск и ее лицо без видимых следов пластики и седые волосы без следов краски становились отдельным пунктом в обзорах коллекции, или когда выходят Синди-Наоми-Кристи или, например, Дженнифер Лопес, и главный месседж в том, что в свои 50 они выглядят о-го-го, а не на 50. Нет — речь идет о людях, которые в 40 выглядят на 40, в 50 на 50, а в 60 иногда на все 70. Кастинг на показах Гвасалии, бабушки и внучки в рекламных компаниях Микеле: неважно, кто ты — парень, женщина, девушка, мужчина, благородная матрона или дедушка,— важно, насколько ты классный.

Не только у Balenciaga ходят модели разного возраста и комплекции, не только у Marine Serre, но даже у Fendi, не особенно замеченного в такого рода борьбе бренда, впервые вышли две так называемые plus-size-модели, Джилл Кортлев и Палома Эльсессер. Кроме них были и знаменитые уже не первое десятилетие Лия Кебеде, Каролин Мёрфи и Жакетта Уилер, а также Карен Эльсон, далекая сейчас от модельных форм. Да, это была декларация diversity, пусть и сделанная несколько old-style. Но то, что такой традиционный римский дом, как Fendi, который долгое время был сосредоточен только на ремесле и гламурной роскоши, чувствует сейчас необходимость высказаться на эту тему, очень показательно.

Несмотря на все консервативные откаты, несмотря на отчетливо возникающий интерес к традиционалистской эстетике, движение, начатое новой фэшн-волной, никуда не делось. Инклюзивность как главная ценность современного мира и как главная ценность этой самой волны не свернута, ее позиции не сданы. И это хорошая новость. Мы можем носить широкое, можем — узкое, можем мужские пиджаки и мешковатые брюки, а можем — обтягивающие водолазки и леггинсы, мода позволяет разное. Да почти всё, за исключением, пожалуй, продуманной нарядности и красивости. И это другая хорошая новость.


Louis Vuitton

Гескьер — один из немногих людей в современной моде, кого не интересует ничего, кроме фэшн-дизайна — крой, структуры, силуэты, комбинации фактур и объемов. Он также один из немногих строго концептуальных дизайнеров, но все его концепции связаны не с тем, что мы должны быть сильными/феминистками/женственными/мультикультурными и пр., а именно с модой, с механизмами ее функционирования. И девушки, похожие на парней, выходят у него четвертый сезон не потому, что нам тут нужно подкинуть гендерной амбивалентности, а потому, что этого требует его дизайн. Потому и эта коллекция с ее техно-кринолинами, бомберами и мужскими пиджаками, превращающимися в расшитые болеро и отделанные галуном спенсеры, и то, что хор, чье пение сопровождало показ, был одет в исторические костюмы от XV века до 1950-х, и то, что Louis Vuitton станет спонсором выставки в Институте костюма МЕТ про моду и время,— все это разные выражения специфического гескьеровского фэшн-историзма.


Gucci

Алессандро Микеле живет в мире своего детства — детских фантазий, детских впечатлений, гардероба своей бабушки и телевидения 80-х. Это, собственно, мы про него узнали почти сразу. Что мы узнали сейчас, так это то, до какой степени эксцентрично может выглядеть этот мир. В коллекции кукольные юбки (которые в шоу-руме вызывали легкую оторопь своими игрушечными размерами) соседствовали с черной кожаной амуницией, сдавливавшей грудь. Огромные кринолины со слоями кружевной сетки — иногда имитировавшей желтизну старых, слежавшихся кружев — издали выглядели, как торт с подтеками взбитого крема. Гигантские платформы, мохнатые гольфы и колготки, нелепые короткие штанишки и растянутые вязаные кофточки, которые давно малы,— фантазия Микеле в этот раз была особенно рафинированной. Так как торт Микеле — всегда часть его личной истории, можно предположить, что мир его детства не был невинным кукольным домиком.


Balenciaga

Шлепавшие буквально по воде модели в черных плащ-палатках, черных, наглухо застегнутых пиджаках и длинных брюках, а также в хитро задрапированных длинных платьях из спандекса отчаянно ярких цветов, надетых на легинсы, и даже абсолютно закрытых костюмах для плавания, включающих специальную обувь, которую надевают на ноги, как перчатки, чтобы спокойно входить в воду и выходить из нее по камням,— все они выглядели строго и даже сурово. Balenciaga Демны Гвасалии вообще с каждым сезоном становится все строже и строже, в его коллекциях давно уже нет того расколбаса, с которого он начинал, а также все меньше и меньше непосредственных находок из архивов Мартина Марджелы. И то и другое его только украшает. При этом свои принципы — возвышение просто реальности до фэшн-реальности, складывание красоты из подчеркнуто некрасивых вещей и людей, неизменное включение в пространство моды всего, бывшего до него подчеркнуто немодным,— Гвасалия неотступно соблюдает.


Prada

Сороковые-роковые, одна из любимых эпох Миуччи Прады, к которой она вернулась в этот раз,— и получилась лучшая ее коллекция последнего десятилетия и одна из лучших коллекций всего сезона. Женская сила, как понимает ее Прада,— прямые жесткие плечи тяжелых, стянутых ремнями пиджаков, из-под которых развевалась длинная бахрома в качестве юбки, серые пальто, похожие на шинели, на прозрачные платья-коконы из органзы, прямые длинные юбки из сукна, в разрезе которых открывалась вся нога, дутые жакеты с гротескными резиновыми сапогами нежнейших конфетных цветов. Мир внешний, требующий быть сильной и мир домашний, семейный со старыми брошками, занавесками, резиновыми сапогами и хозяйственными сумками


Kenzo

Самое лучшее приобретение сезона — это, конечно, Филипе Оливейра Баптиста, пришедший в Kenzo и вернувший бренд в моду. Это можно сказать со всей уверенностью уже после его первого показа. То, как он чувствует современность — в силуэтах, в работе с трендами, в перенастраивании бренда. Длинный, свободный и максимально закрытый силуэт — пальто, длинные брюки, туники, свободные платья с юбкой годе, панамы, надетые на буквально одеяла, закрывающие голову и плечи,— все, вплоть до финального черного стеганого кокона на веселом подбое в цветочек, оставлявшего открытым только лицо, отлично резонировало с современной повесткой — инклюзивностью, гендерным равенством и даже надвигающимся апокалипсисом, заставляющим закрывать себя буквально и метафорически. Ну и то, как легко и четко он работает с технологичными тканями, вообще со спортивными референсами, тоже делает его дизайн актуальным. Так что теперь у нас есть новый классный Kenzo.


Hermes

Нынешняя коллекция Hermes была совершенно мондриановской. То есть конкретно эти красные, желтые, синие блоки и полосы на белом фоне происходили, конечно, от лошадей, от столбиков для конкура — они же и были расставлены в зале показа, составляя лес, сквозь который шли модели. И лес этот выглядел совершенно мондриановским. Так работает один из важнейших культурных механизмов — контекст, рождающий аллюзии и коннотации. И конечно, минимализм — базовые цвета, классические формы, прямые линии, без гиперобъемов, но ничего и не обтягивающие — отлично связывался со всем модернизмом, от пластицизма Мондриана и супрематизма Малевича до архитектуры Баухауса. Кроме того, эти цвета и общее радостное настроение коллекции напоминали о моде 80-х, последнего модернистского периода, в исполнении Жан-Шарля де Кастельбажака, одного из героев Надеж Ване-Цибульски. Пространство, в котором встречаются Баухаус и конкур, Кандинский и Кастельбажак, начало модернизма и его конец, кони и люди.


Christian Dior

С точки зрения самопрезентации Christian Dior при Марии Грации Кьюри представляет собой любопытный феномен: фактическое содержание самих коллекций и способ их представления, сопровождающий их buzz, совершенно разделены. Постоянно используя современное искусство, Мария Грация заслужила звание одной из главных феминисток в современной моде, а Christian Dior стал чуть ли не флагманским феминистским брендом. Например, нынешняя коллекция была представлена в декорациях, сделанных арт-коллективом Claire Fontaine, и состояли они из светящихся профам-лозунгов и пола, будто бы застеленного газетами, а в пресс-релизе цитировалась Карла Лонци, важнейший феминистский автор Италии. При этом вещи — жакеты бар и просто классические жакеты, брюки-сигареты, платья с ремнем на талии, равно как и черные бархатный брючный костюм и прямые пальто с погонами,— выглядели удобным современным городским гардеробом, разве что в этот раз немного в стиле бобо 1970-х, то есть с бахромой, длинными юбками и платками на голове. Ровно тот же эффект был и на ее предыдущем кутюрном показе, когда штандарты с вышитыми девизами и фиолетовый цветочный ковер, сделанные классиком американского феминистского нон-конформизма Джуди Чикаго, не особенно коррелировали с нарядами греческих богинь, в которых шли модели. Выражать свои убеждения как личность — а в искренности Марии Грации нет оснований сомневаться — и как дизайнер оставаться в рамках вполне успешной коммерческой классики — в этом Марии Грации нет равных.


Lacoste

Надо сказать, что это какой-то волшебный бренд — все дизайнеры в нем прямо расцветают. Вот и Луиза Троттер уверенно становится любимицей индустрии, второй год продолжая то, что делали до нее Кристоф Лемер и Фелипе Оливейра Баптиста, а именно — утверждая Lacoste как фэшн-бренд. Коллекции Lacoste всегда так или иначе связаны с наследием бренда, то есть со спортом — теннисом, гольфом,— и это один из самых удачных примеров эксплуатации спортивной классики. Троттер очень умно работает с силуэтом: классические пропорции классических вещей у нее сдвинуты ровно так, чтобы все это приобрело fashion touch — жилеты чуть слишком лохматые, рукава рубашек чуть шире, чем надо, тренировочные штаны на талии собираются чуть слишком многочисленными складками, белые гольфистские джемперы с косами словно сшиты из двух разных. Ну и пальто и дафлкоты чуть более громоздкие, чем обычно. Но это «чуть» — мера всего. А еще у нее одни из лучших цветосочетаний в сезоне: флуоресцентно-голубой с бордо, барби-розовый с травянисто-зеленым, терракотовый с бирюзовым.


Bottega Veneta

Новый флагман конгломерата Kering и главный хайповый бренд, каким стала Bottega Veneta при Дэниеле Ли, делает все, чтобы это свое положение закрепить. Например, очень инстаграмоемкие платья с рукавами «летучая мышь», расшитые мелкими кристаллами, которые при каждом движении причудливо играли и прямо-таки просились в инста-сториз, особенно в маркерном зеленом цвете, или топ из цепей, или даже двуцветные шубы из овчины, порезанные внизу бахромой. Мужская часть коллекции была сдержанней и в ней было много красивых вещей из кожи — от объемных плащей с пелериной до дутого плетеного жилета. Но самой ударной частью в новой Bottega Veneta по-прежнему остается обувь — длинные казаки-чулки с квадратными носами, массивные круглоносые боты из каучука в нежнейших пастельных цветах, и аксессуары — огромные сумки-мольберты, например.


Haider Ackermann

Эстетика Хайдера Акерманна — сибаритская, роскошная, декадентская и отчаянно утонченная — остается по сути своей неизменной уже давно, и она абсолютно имманентна своему создателю. Хайдер сам ровно такой, и его собственные вещи смотрятся на нем самом сногсшибательно — редкая в мире моды гармония. Его силуэты в этот раз совершенно отражали общее качество сезона — тут было разное. Были очень узкие брюки и длинные пальто к ним, были широкие, закатанные внизу и подхваченные ремнем вверху брюки и широкие мужские пиджаки с завернутыми рукавами. Были лощеные парни в строгих, застегнутых на все пуговицы пальто и пиджаках, но были и бритоголовые ребята в майках и закрученных вокруг бедер тужурках — и те и другие выглядели неотразимо. Были девушки, похожие на мальчиков, с зализанными волосами, но в юбках с треном, а были похожие на инопланетян с облаком из волос на голове в узких жакетах и сюртуках без лацканов. Но все они неизменно выглядели почти невыносимо прекрасно, и это была красота не старомодная, но и не требующая специальных усилий для восприятия.


Dries Van Noten

Одна из самых противоречивых коллекций сезона — публика после показа разделилась на тех, кому она резко не понравилась, и тех, кто был в восторге. Все в ней было гипер: гипердекоративность, гиперстайлинг, избыточность во всем — в цветах, в принтах, в фактурах, в украшениях, в макияже. Вообще-то Дрису ван Нотену свойственно чередование очень сдержанных, иногда даже аскетичных коллекций с коллекциями декоративными, но последний декоративный период длится не первый сезон. После прошлой пышной коллекции, сделанной им совместно с Кристианом Лакруа, можно было ждать чего-то полапидарней, но он поступил ровно наоборот: еще усилил прием, выкрутив ручку декоративности до упора. Парча, жаккард, мех, перья, бахрома, животные принты, искусственные цветы, огромные платформы — тут было все и сразу. Декадентские дивы, глэм-рок, кабаре, Дэвид Боуи времен Зигги Стардаста и все, что можно вспомнить эксцентричного, намешано тут. Конечно, разобранная на отдельные вещи эта коллекция будет смотреться куда спокойней, но в ее концентрированности есть свобода человека, который 30 лет делал то, что считал нужным и верным, и сейчас не собирается себе изменять.


Saint Laurent

Антонио Вакарелло внезапно позволил себе воспользоваться архивами Ива Сен-Лорана — и сделал свою лучшую коллекцию за все годы в Saint Laurent. Он взял знаменитые сенлорановские пиджаки из 1980-х и вокруг них выстроил всю коллекцию. Все, кто когда-нибудь заходил в винтажный магазин, сразу узнают этот классический, но при этом во всех деталях — лацканах, карманах, пуговицах — характерный крой. И вот Вакарелло почти дословно повторил их, вплоть до черных бархатных воротников на отдельных экземплярах, но не только их — сенлорановские фирменные юбки-карандаши и шелковые блузы с пышными бантами тоже оказались тут совершенно к месту. Только пиджаки Вакарелло соединил с латексными леггинсами, а к некоторым юбкам добавил латексные же топы. Выглядело все так, будто бы он посмотрел на прошлосезонные показы и сказал: «А, нужны костюмы? Так их у нас сколько хочешь!» А заодно вспомнил не только о силуэтах Сен-Лорана, но и о его любимых цветах — королевском фиолетовом, изумрудном, фуксии, искрящимся желтом. Ну а небольшая доза кэмпа в виде разноцветного латекса добавила всему этому архивному шику нужной остроты.


Celine

«Эди Слиман, best of the best» — так можно было бы озаглавить эту коллекцию. У многочисленных фанатов Слимана она, безусловно, найдет самый теплый прием. Слиман утвердился в своем повороте от растрепанных девочек в кособоких платьицах к стилю французских 1970-х, какими мы их видим во французском кино: ловко сидящие брючные костюмы (именно костюмы Celine определили тренд нынешнего весеннего сезона на умеренность и аккуратность), струящиеся блестящие платья, четких линий пальто. Стало разве что больше бархата, а с ним больше, скажем так, Сержа Генсбура и Джейн Биркин в их золотые годы. Слиман, как это ему свойственно, выбрав референтные образы, использует их практически безотходно, выжимая весь их стилистический потенциал.


Вся лента