Франция теряет свое прошлое в церковных пожарах

Всю неделю после пожара в соборе Святых Петра и Павла в Нанте взбудораженная Франция считала, сколько же в ней за последние годы горело соборов, и, кажется, сбилась со счета. Впрочем, и тех цифр и деталей, что всплыли в ходе трагической инвентаризации, хватает, чтобы вспомнить страшную строчку Поля Валери: «Цивилизации — смертны».

Анна Сабова

Прошла пора соборов кафедральных? К сожалению, нынешние катастрофы во французских церквях — это не из мюзикла про соборы: другой жанр. Горят они по-настоящему, а не в рифму, кроме того, поскольку многие из этих соборов богаче музеев, в них пропадают абсолютно уникальные предметы искусства. Взять тот же нантский собор Святых Петра и Павла, который попал в реестр памятников аж за 29 лет до того, как его достроили в 1891 году (строить начали в 1434-м).

В ходе субботнего пожара 18 июля 2020-го в нем погибли витражи XVI века, орган XVII (похоже, из лучших в мире), хоры XVIII и картина Ипполита Фландрена, ученика великого Энгра, увидев которую мэтр неоклассицизма XIX столетия сказал так: «Нет, мой друг, живопись не пропала». Теперь пропала: она висела над распределительным электрощитом, и шансов на спасение у нее не было. Слава богу, крестятся прихожане, что выстояли надгробия герцога Франциска II и его супруги Маргариты де Фуа — последних правителей независимой Бретани электрощит все-таки пощадил.

«Национальное достояние (patrimoine) — это нефть Франции»,— сказал недавно известный телеведущий, и это правда. Страна зарабатывает на своих готических соборах колоссальные деньги и давно это знает, не случайно служба охраны исторических памятников в стране возникла на век раньше Министерства культуры. Пламенеющую готику, отдавая должное поздней, классической и примитивной, едут смотреть в Шартр, Амьен, Тур, Реймс, Страсбург, Руан, Париж, Орлеан — почти каждый город страны украшен собором, вопрос только в том, насколько удалось его сохранить. Тот же Нантский собор ехали смотреть в столицу бретонских герцогов со всего света. И вот чуть было не потеряли. Кто следующий?

Сейчас посчитали: только с января 2018-го по апрель 2019-го (дата пожара в Нотр-Дам-де-Пари) в церквях Франции было два десятка крупных пожаров. Прошедшая проверка выявила: могло быть и того больше, так как в 47 соборах современные противопожарные системы отсутствуют (в Нанте, кстати, она была, но пожар «не заметила»).

А всего за минувший 2019-й в церквях по всей Франции было зарегистрировано 875 актов вандализма. Публицисты, верующие и неверующие, эксперты, реставраторы, просто граждане ломают голову: да что это с нами? Неужто от такого наследия можно отказываться?

Гуляет идея — закрыть, ограничить посещения, вход сделать платным, как вход в те же музеи (в Англии такое уже практикуется). «Будет хуже»,— предупреждают специалисты, обращая внимание на то, что в церквях без прихожан, а стало быть, без присмотра и вовсе воруют колокола на переплавку. Преподаватель и историк искусства Матье Лурс объясняет: закрывать нельзя, «соборы и церкви — это живые здания», они существуют, пока в них ходят, а значит, подвергаются риску. Получается, что меняться надо самим. Как? О том, как в XXI веке, который кажется себе самодостаточным, государству и обществу вылечиться от безразличия к своим истокам, идет непростая дискуссия, в которой слышны отголоски многих российских споров.

«Огонек» поговорил с одним из участников этой французской полемики — основателем авторитетного сетевого еженедельника La Tribune de l’Art Дидье Рикнером, историком искусства и активистом охраны исторического наследия.

— МВД заявило, что пожар в соборе Святых Петра и Павла в Нанте начался не из-за преднамеренного поджога. И тем не менее складывается впечатление, что на протяжении нескольких дней медиа только и делали, что искали виновного. Почему найти его стало так важно, это реакция на то, что соборы вспыхивают один за другим?

— Давайте уточним. Министр внутренних дел сказал, что «в настоящий момент ничто не говорит о преступном деянии», и сделал он это заявление на третий день после пожара в Нанте.

Теперь по сути. Если вы когда-либо были во Франции, то не могли не заметить — у нас невероятно любят обсуждать всевозможные теории заговора. Многие, к примеру, до сих пор считают, что и пожар в Нотр-Даме (собор Парижской Богоматери горел всю ночь с 15 на 16 апреля 2019-го.— «О») был результатом поджога. Это не имеет ничего общего с действительностью — возгорание произошло во время реставрационных работ. Но логика-то понятна: раз церкви горят, значит, кто-то их поджигает. Вот только для профессионалов этот вывод никуда не годится, потому что анализ настоящих причин произошедшего в нем отсутствует.

То же и в случае с пожаром в Нанте. Следствие уже показало: следов взлома собора нет, как нет и следов бензина или какой-то иной горючей смеси. И главное, на что мало кто обратил внимание: пожар начался утром и огонь распространился из трех очагов, одним из которых был электрический распределительный щит. То есть нет улик, которые указывали бы на преднамеренный поджог, напротив, есть улики, которые указывают на несчастный случай, аварию. Учитывая, что и ризничий собора Святых Петра и Павла говорил, что в здании были проблемы с электричеством, причину пожара следует искать в этом. Но, конечно, гораздо проще снова искать виновного: мы любим заговоры. Как специалисту мне кажется, это несерьезным. И, на мой взгляд, далеко не все профессиональные медиа искали причину пожара в поджоге, это скорее удел Twitter и других социальных сетей.

— Первым о пожаре в соборе Нанта сообщил местный житель. Получается, что люди реагируют на огонь оперативнее пожарной сигнализации…

— Да, пожарных приехать заставила не сигнализация, о пожаре сообщил человек, оказавшийся рядом с собором. Это говорит, на мой взгляд, только о том, что в соборе не было необходимой системы оповещения о возгорании. В парижском Нотр-Даме она, кстати, сработала, другое дело, что никто так и не понял, из-за чего это произошло, то есть проблема была в системе наблюдения. Что же касается Нанта, то в соборе, как нам объясняют, была система пожарной сигнализация, но она, очевидно, не сработала.

— На ваш взгляд, в чем причина таких сбоев системы охраны памятников во Франции? Ведь она считалась едва ли не лучшей в мире?

— Я бы назвал две причины. Первая — это законодательство об охране исторических памятников: его поступательно разрушает одно правительство за другим, причем особенно в этом преуспело правительство при президенте Макроне. Вторая — это то, как организовано наблюдение в самих соборах. Одно, впрочем, вытекает из другого: поскольку правительство не выделяет достаточно средств, у нас нет системы надзора. В итоге мы имеем пожары в Нотр-Даме и соборе Нанта. Это прямая ответственность государства (исторические соборы во Франции — собственность государства, церковь лишь использует их.— «О»), но оно от нее отказалось. Ему просто плевать. Когда год и три месяца спустя после шокирующего пожара в Нотр-Даме становится очевидно, что у нас до сих пор те же проблемы с безопасностью в уникальных соборах,— это попросту возмутительно.

— В редакционном комментарии о нантском пожаре газета Le Figaro назвала цифру: только в прошлом году 875 французских церквей так или иначе подверглись вандализму. Можно ли доверять этой жуткой статистике? И о каком именно вандализме идет речь?

— Прежде всего речь об осквернении ниш со святыми, причем часто, к сожалению, это дело рук сатанистов, которые проводят черные мессы. Следующие по частоте повреждения — это пожары и порча по вине молодежи, которая лезет в церкви, чтобы что-то украсть, либо пьяниц. Немало случайных возгораний. Наконец, сейчас Франция находится в состоянии настоящего психоза, связанного с исламистским терроризмом, с ситуациями в неблагополучных районах больших городов. Глядя на все это, люди говорят: «Они жгут церкви». Только это не так. Да, осквернения церквей и отдельные случаи имеют место, но нельзя утверждать, что большинство из них связано с исламистами. Во Франции есть проблема радикализма, но она не выражается в вандализме по отношению к соборам. По меньшей мере, на данный момент.

— Как бы то ни было, но после пожара в парижском Нотр-Даме средневековые соборы — жемчужина французской культуры и исторического наследия — в центре внимания. Просто трудно понять, почему столь пристальное внимание ничего не меняет и церкви продолжают гореть?

— По-моему, дело в том, что историческое наследие нашему нынешнему правительству до лампочки. Оно его не интересует.

Поэтому принимаются законы, разрушительные по отношению к историческим памятникам, а средства, необходимые для их сохранения, не выделяются. По большому счету, нынешний политический класс теряет представление о том, что такое культура.

Изменится ли что-то после назначения нового министра культуры (на Розлин Башло надеются многие деятели культуры Франции.— «О»), даже не знаю. Возможно. Но прежний министр Франк Риестер был совершенно незаметен. В общем, на культуру нет средств, у тех, кто за нее отвечает, все меньше полномочий, а главе государства, по большому счету, нет дела до этого. Добавьте, что во Франции всегда были в дефиците толковые управленцы, и вы получите объяснение происходящему. Посмотрите на тот же Париж: прошло всего четыре месяца после снятия карантина, а у нас по-прежнему мало людей, сдавших тест на коронавирус, мало кто носит маски… То же с соборами: пожар шокировал; власти заверили, что меры приняты и подобное не повторится, а в итоге так ничего и не сделано. Грустно, но факт.

— Какие реставрационные работы пройдут в соборе Святых Петра и Павла?

— По счастью, огонь почти не затронул статуи. Поэтому прежде всего будут работать с камнем, который пострадал от огня: укрепят трибуну для органа, который выгорел полностью, подновят здание. Говорят и о восстановлении точной копии органа, что, на мой взгляд, сомнительно… Как я настаивал на том, что нужно в точности восстановить шпиль Нотр-Дама, так же я убежден, что восстанавливать старинный орган — абсурд. Можно установить в соборе современный орган, который впишется в его внутреннее убранство. Картина уничтожена, о ней и речи нет. Витражи тоже уничтожены, о них тоже речи нет. Восстановление самого собора будет не столь сложным — продолжительным, дорогостоящим, но довольно простым. А вот отреставрировать исчезнувшие произведения искусства невозможно.

— Если ситуация так печальна, как вы говорите, не стоит ли разделить обязанности по охране памятников между Министерством культуры и общественными организациями, может, даже на добровольной основе?

— Смотрите, охраной исторического наследия во Франции занимается не только государство, но и различные организации по охране исторического наследия, фонды, которые собирают средства для восстановления и поддержания памятников в надлежащем состоянии, коммуны, города, департаменты, иными словами, местных источников финансирования тоже немало.

Проблема состоит в том, что государство недостаточно участвует в этом процессе. Оно выделяет на восстановление объектов исторического наследия около 300 млн евро в год — на то количество памятников, которым располагает Франция, этого недостаточно. Чтобы изменить положение дел, я выдвинул две инициативы. Во-первых, увеличить налог на проживание для туристов на 1 евро за человека — выходит по 7 евро за неделю каникул. Не бог весть какая сумма, а они пойдут на реставрацию того, что смогут увидеть те же туристы. Во-вторых, вспомним, что 1,8 процента дохода от всех ставок на различные виды спорта во Франции идут на его развитие. Почему бы не применить эту схему к историческому наследию? Скажем, вычитать определенную сумму только из выигрышных ставок Francaise des jeux (FDJ — подотчетная Минфину компания, которая контролирует главные лотереи и спортивные пари во Франции.— «О»). Думаю, это только привлечет новых игроков. Если к налогу на проживание и вычету из FDJ вы прибавите 300 млн евро в год от государства, то получится около миллиарда евро в год. Вот тогда серьезные средства на восстановление памятников действительно будут. Конечно, не одно государство занимается памятниками, есть и другие организации, но давать деньги на восстановление — его прерогатива, его долг. Как и обеспечение законодательной защиты памятников: во всем мире это правило, а во Франции охранное законодательство, напротив, как шагреневая кожа постоянно скукоживается.

Постскриптум

Как стало известно, в ночь с 25 на 26 июля, служитель-волонтер руандийского происхождения признался в поджоге храма. Мотивы не сообщаются. Как и то, на каком основании случайному человеку была доверена безопасность уникального памятника. Есть основания полагать, что точка в этом деле еще не поставлена.