Старший научный сотрудник Института международных исследований МГИМО Олег Парамонов — об итогах правления уходящего японского премьера

После объявления о скорой отставке японского премьера Синдзо Абэ в уходящего харизматичного рекордсмена японской политики полетели критические стрелы. Ему напомнили о том, что он не исполнил данную на могиле отца клятву вернуть Японии Курилы, сохранил «пацифистскую» статью конституции, не возвратил домой японцев, похищенных спецслужбами КНДР. И это еще не все. Широко разрекламированная «Абэномика» привела скорее не к системным, а к ситуативным успехам. Пандемия и вовсе добавила язвительное слово в японский новояз — «абэномаск».

Нерешенные задачи японской политики стоит рассматривать не как отдельные провальные кейсы, а как часть масштабной нереализованной доктрины — избавить Японию от имиджа бывшего агрессора.

В Восточной Азии избежать такого восприятия стране не удалось, зато по другим пунктам этого плана премьер-министр добился большего успеха.

При Синдзо Абэ Токио стал проводить более активную внешнюю и оборонную политику уходящий премьер даже придумал термин «проактивный пацифизм». В 2013 году у Японии впервые появилась Стратегия национальной безопасности. Само по себе ее появление стало резонансным событием: в послевоенной Японии само слово стратегия (сэнряку) было табуировано пацифистами.

Два года спустя Токио пересмотрел самоограничения на экспорт вооружений и участие в коллективной самообороне. Так по инициативе Синдзо Абэ в историю ушла еще одна послевоенная «священная корова» японских пацифистов.

Япония решилась на такие меры не только потому, что на Токио давил Вашингтон. Прежние ограничения затрудняли сотрудничество двух стран по противоракетной обороне, но представить такую реформу без личной убежденности японского лидера в ее необходимости было невозможно.

Японские производители военной продукции испытывали из-за таких ограничений «галапагосский синдром»: отсутствие конкурентной среды и неокупаемость вложений в НИОКР сказывались на высокой себестоимости продукции. Политика Синдзо Абэ не привела к прорыву японской военной продукции на внешние рынки, как это произошло с японскими транзисторными приемниками и автомобилями в 1960–1970 годах. Зато в 2020 году Япония заключила с Филиппинами контракт на поставку радаров для систем ПВО на более чем $100 млн.

Другой сюжет связан с концепцией «Свободного и открытого Индо-Тихоокеанского региона» — ее тоже придумал Синдзо Абэ вместе с однопартийцами.

Хотя термин «Индо-Тихоокеанский регион» появился еще в 1960 годы, неотъемлемой частью региональной и глобальной политики концепция стала лишь в последние годы. О слиянии «двух морей» Абэ говорил в своем выступлении в индийском парламенте еще в 2007 году, в период первого срока на посту главы кабинета.

Продвинуть эту концепцию автор не успел — в том же году он ушел в отставку, а через пять лет после возвращения Синдзо Абэ на пост главы правительства на вооружение «старую новую» концепцию взяла и администрация Дональда Трампа. Токио мог бы гордиться тем, что его концепция попала в документы Госдепартамента и Пентагона, но Япония выступает за более мягкий вариант реализации Индо-Тихоокеанской концепции.

Япония предпочитает инфраструктурное обустройство региона и свободу судоходства жестким действиям по сдерживанию Пекина в традициях Холодной войны. Подобный подход могла бы поддержать и Москва при соблюдении условий, которые Владимир Путин озвучил на заседании Валдайского клуба в 2019 году. И хотя «третья опора» японской концепции — обеспечение мира и стабильности — остается спорным элементом, японский подход к Индо-Тихоокеанскому региону проработан лучше других.

Если принимать эти заслуги как результат кропотливой работы над внешнеполитической традицией и нацией, Синдзо Абэ в самом деле можно будет назвать одним из самых успешных премьеров в истории Японии.