Почему в Европе нет единого мнения о проблемах нелегальных мигрантов, и как итальянские граждане помогают их решать

Громкий международный скандал вокруг беженцев из стран Ближнего Востока, застрявших на белорусско-польской границе, показал, что европейское законодательство о предоставлении убежища работает выборочно, а в самом Евросоюзе нет единого мнения о том, как следует решать эту проблему.

В Италии уже несколько лет реализуется программа гуманитарных коридоров, которая позволяет беженцам из Африки и с Ближнего Востока легально добираться до Европы и интегрироваться. Придумали эту программу в «Общине святого Эгидия» — организации, которая появилась в Италии в 1968 году и сегодня существует в 70 странах мира. В 2015-м программу поддержали власти Италии, а впоследствии — Франции и Бельгии. Представитель «Общины святого Эгидия» в России, преподаватель РГГУ Алессандро Салаконе рассказал спецкору “Ъ” Ольге Алленовой об особенностях программы гуманитарных коридоров, почему ее не критикуют правые и как следует решать проблемы нелегальной миграции в Европе.

«Не существует единой Европы в вопросе миграции»

— Как вы оцениваете ситуацию с мигрантами, которая случилась на границе Белоруссии и Польши?

— Прежде всего надо сказать, что речь идет о гуманитарном кризисе. Мы не знаем точно, какие люди стоят на границе Белоруссии и Польши, сколько их. Знаем, что среди них есть дети. И уже есть умершие от холода и тяжелых условий.

— Вам не кажется, что этот скандал в какой-то степени дискредитировал принципы европейского гуманизма?

— Вообще, я думаю, что все это дискредитирует принципы человечности. Но в данном случае все сложнее, чем обычно. Чаще всего, говоря о беженцах, мы имеем дело с проблемами гуманитарного характера. Но в этой ситуации речь шла о международной политике и геополитике. Поэтому вопрос, безусловно, не только в том, имеют ли поляки, белорусы или немцы эмпатию и сочувствие к беженцам. Есть много других факторов.

— Но все-таки этот скандал очень ярко показал, что гуманная и толерантная Европа не готова принимать беженцев, пострадавших от военных конфликтов.

— Я часто слышу такие слова: «Запад думает вот так», «Европа решила вот так». Но такими понятиями оперировать нельзя: не существует какой-то единой «Европы» или «Запада» в вопросе миграции.

У каждой европейской страны в таком чувствительном вопросе свое видение. Есть страны, которые традиционно более открыты к мигрантам по разным причинам: гуманитарным, экономическим, территориальным. А есть страны менее открытые, считающие, что у них и так много проблем или уже много мигрантов.

— Польша — это часть Евросоюза. Разве она может самостоятельно принимать решения, пускать ли мигрантов, учитывая, что эти мигранты планировали ехать не в Польшу, а в Германию?

— В европейском законодательстве есть такой принцип: мигрант, который переходит границу и попадает в конкретную страну, является ответственностью этой страны. ЕС поддерживает такие страны, как Италия, принимающие через свои границы много беженцев, субсидируя систему приема в определенных структурах. Несмотря на это, для принимающей страны — Испании, Италии, Мальты — это огромная нагрузка, и следовало бы ее распределить. Понятно, что те страны, которые оказываются на местах первого входа беженцев, всегда выступают за распределение нагрузки.

«Европейские страны должны выработать серьезную программу для стимулирования легальной миграции»

— То есть в Европе нет единого понимания, как решать проблему притока беженцев?

— Это сегодня одна из главных проблем: нет четкой программы Евросоюза о том, как относиться к мигрантам. Безусловно, есть гуманитарные принципы, есть законы о предоставлении убежища по гуманитарным причинам, но единого европейского механизма по принятию беженцев нет. Все страны в этих вопросах действуют по-разному. И большинство из них решает проблему миграции как срочную, как emergency. Но пока это так, все ответы на проблему будут частичными. Потому что emergency не может длиться десятилетиями. Нужна долгосрочная программа, которая поспособствует системному решению.

— Почему она не принимается?

— Чтобы такую программу создать, надо сначала понять, что у проблемы миграции есть не только политический аспект, но и исторический. Все наши народы мигрировали. Даже в последние 150 лет миллионы людей сменили места своего проживания в поисках лучшей жизни. Сколько итальянцев эмигрировали в Северную Америку, в Латинскую Америку из-за сложной экономической ситуации в Италии? Каждая страна имеет свою историю миграций.

В Италии я иногда слышу такой миф: «Тогда эмигрировали интеллектуалы, а сейчас к нам иммигрируют бедолаги, рабочий класс». Но, во-первых, из Италии убегали как раз простые бедолаги. Убегали от проблем, от неустроенности, потому что жизнь в Италии для них оказалась невыносимой по экономическим причинам. Во-вторых, не совсем правильно говорить, что сегодня из стран Африки и Ближнего Востока убегают простые люди. Среди мигрантов, которых мы принимаем в Италии через наши гуманитарные коридоры, достаточно много образованных людей, которые бросили свою жизнь на родине, потому что знают иностранный язык, владеют интернетом и видят, что в других местах планеты люди живут лучше. Я даже не говорю о беженцах из Сирии — оттуда убегают врачи, учителя, ученые.

Думать, что мир мигрантов однообразен, что все они необразованные «бедолаги»,— это ошибка.

В-третьих, с экономической точки зрения эти люди нашим странам нужны. Италия стареет, и многие другие европейские страны стареют. В наших странах не хватает рабочей силы, не хватает тех, кто мог бы, например, ухаживать за пожилыми людьми, строить дома, работать на заводах. Но не хватает также и медсестер, и программистов! Поэтому люди передвигаются туда, где есть спрос на их руки. И так было всегда, во все времена. Миграция для экономики наших стран очень нужна. Нам не нужна нелегальная миграция — она устраивает только криминальные структуры и черный бизнес. Нам нужна легальная миграция людей, которые, интегрируясь, трудятся и платят налоги, то есть платят пенсии нашим старикам, оплачивают для себя систему здравоохранения и образования, инвестируют и берут кредиты.

— Значит, для Европы было бы выгодно открыть для мигрантов легальные каналы?

— Да, и я думаю, что назрел момент, когда европейские страны должны выработать серьезную программу для стимулирования легальной миграции. Сегодня мигрантам попасть, например, в Италию по легальным каналам очень сложно. Эти сложности заставляют людей выбирать нелегальный путь, который стоит дороже, не гарантирует успеха, очень часто плохо для них заканчивается, а тем странам, куда беженцы пытаются попасть, ничего, кроме проблем, не дает.

Но речь идет не только об экономической рациональности. Мы не должны забывать о том, что миграция во всем мире — это проблема гуманитарного характера: она плод войн, экологических катастроф. Мигранты — это результат устройства нашего мира. Наш мир устроен несправедливо.

Не надо забывать и о том, что мигранты, которые добираются до Европы,— это даже небольшой процент от общего числа мигрантов в мире. Можно ошибочно думать, что ЕС принимает вал мигрантов. Но в Эфиопии мигрантов из стран Африки — миллионы. В Ливане 6 млн местных жителей, а беженцев из Сирии — 1,5 млн. И когда наши страны жалуются, что у нас много мигрантов, им стоит посмотреть чуть дальше собственных заборов.

«Миграцию нельзя остановить»

— Вы считаете, что люди должны свободно передвигаться по миру и жить, где им хочется?

— Это сложный вопрос. Нравится нам это или нет, но мы уже живем в глобальном мире, и он открытый. Я могу решить, где мне учиться, где работать, где жить. Почему у меня есть такое право, а у другого человека такого права нет, только потому что у него паспорт Сирии, а не Италии? Если мы признаем, что все страны мира связаны между собой энергоресурсами, рынками, финансами, то мы понимаем, что финансы двигаются. А раз двигаются финансы — двигаются люди.

Но не надо забывать, что никто просто так не оставляет свой родной дом. Поэтому очень важно создать системы, чтобы помочь тем странам, откуда люди уезжают.

— Почему же в ЕС не создают такую систему, которая распределяла бы миграционные потоки?

— Планировать миграционную политику значит планировать на многие годы вперед. Часто в политике нет такой длинной перспективы, ведь через четыре-пять лет будут следующие выборы. Иногда вопросы миграции с политической точки зрения решать невыгодно, но эту тему выгодно использовать в предвыборных кампаниях. Получается так, что судьбами этих несчастных людей нередко играют политики разных мастей. Интересно, что в предвыборных кампаниях политики на публику кричат, что мигрантов надо выгонять, а когда выборы заканчиваются — мало что делается, потому что эти лозунги трудно выполнить.

Миграцию нельзя остановить — история это хорошо показывает. Поэтому было бы лучше ее урегулировать системно.

— Если политики используют антимиграционную риторику, значит, она востребована у избирателя.

— Когда-то люди шли за политикой. Сейчас очень часто политика идет за людьми. Но нельзя следовать за настроениями большинства, если у большинства нет достоверной информации. Это приводит к плохим последствиям.

Сегодня выступать против мигрантов удобно. Это понятная политика. Человек всегда склонен обвинять в своих проблемах чужого. Это способ сказать: «Мои проблемы зависят не от меня, не от общества, не от политики моего государства — в моих проблемах виноваты те, кто приезжает сюда». В истории ХХ века были подобные прецеденты. Мы видели пик этой логики во время нацизма, когда человечество дошло до геноцида евреев. Цыгане, о которых сейчас редко вспоминают, во время Второй мировой войны тоже подверглись подлинному геноциду. Эта идея — «другой виноват в моих проблемах» — была много раз дискредитирована, но она удобная, поэтому и сегодня ее исповедуют люди во всем мире.

Мне кажется, что здоровые умы в наших обществах должны бороться с идеей исключения и сегрегации людей.

— А как с ней бороться?

— В первую очередь говорить об этих людях без страха, не как о врагах. И показывать объективную картину этого феномена.

Говоря о миграции, мы часто называем сухие цифры, и эти цифры пугают. Но надо смотреть не на цифры, а на людей, которые совершают тяжелые путешествия, берут кредиты, лишаются денег, в дороге их часто бьют или насилуют. Эти люди выбирают адские пути, чтобы получить жизнь хоть немного лучше той, которая у них была. В Италии наша община встречает людей, тех, кто совершил страшные морские путешествия — люди нам рассказывают, как рядом с ними умирали другие люди и они продолжали плыть с трупом в лодке, или как бросали больных по дороге, или как женщины рожали в этих лодках. Об этом рассказывают те, кто выжил. А были и те, о ком мы никогда не узнаем, потому что их больше нет. Средиземное море стало самым большим кладбищем под открытым небом.

— Я должна задать вам вопрос, который очень часто звучит и в России, и в Италии. Криминал, терроризм и миграция связаны между собой?

— Не надо отождествлять маленькую группу людей, преступивших закон, с миллионами мигрантов во всем мире. Террористы не приплывают в Европу или Америку на надувных лодках. Они прилетают бизнес-классом.

Да, теракты совершают и мигранты. Но в основном те террористы, которые совершали преступления в Европе, были мигрантами уже во втором или третьем поколениях. О чем это говорит? Эти люди жили в обществе, не чувствуя себя его частью. Мы должны интегрировать мигрантов, мы не должны допускать ситуаций исключения людей и групп.

Людей, исключенных из общества, не имеющих возможности работать и полноценно жить, легче втянуть в криминал, чем благополучных граждан. И кто втягивает мигрантов в криминал? Кто дает им клиентов? Кто их прикрывает? Местные жители.

— В России, если преступление совершено мигрантами или выходцами с Кавказа, СМИ об этом сообщают. В Италии происходит то же самое?

— У нас тоже, к сожалению, указывают и национальную принадлежность, и территориальную. В 1990-е годы «врагами» в Италии были славяне. Я помню сочетание слов в заголовках: «Убийство со славянским акцентом». При этом выяснялось, что свидетели сказали журналистам про «славянский акцент», а этими «славянами» могли быть румыны, албанцы, грузины. Это как раз показывает, насколько проблема миграции раздувается искусственно. Ну как местный житель мог определить славянский акцент?

Создается стереотип — СМИ на нем спекулируют. Таким образом стереотип распространяется, незнание растет. Несомненно, в этом вопросе есть большая ответственность СМИ.

«Как ты можешь интегрироваться, если не знаешь язык?»

— Гуманитарная программа «Общины святого Эгидия» помогает беженцам из Африки и Ближнего Востока перебираться в Италию. Расскажите, как это происходит?

— Наша «Община святого Эгидия» обратила внимание на проблему миграции еще в 1980-е годы.

— Тогда тоже была миграция в Италию?

— Да, тогда мигранты приезжали к нам из Марокко, Туниса, с Филиппин… В 1990-е годы была миграция из стран бывшего социалистического лагеря, когда в Италию приезжали поляки, украинцы, молдаване. В нулевых стали принимать людей, бежавших от войн тех лет: из Афганистана, Ирака. Карта миграции постоянно рассказывает нам о том, что происходит в мире.

Сначала мы в общине думали, что вопрос миграции требует в основном прямой гуманитарной помощи. Но потом поняли, что без серьезной работы по интегрированию этих людей процесс миграции становится сложным и для людей, которые приезжают, и для страны, которая принимает.

Поэтому с начала 1980-х годов «Община святого Эгидия» стала интегрировать людей в тех местах, где они размещались. Первым делом община открывала там школы итальянского языка. Основная проблема мигрантов — незнание языка. Как ты можешь интегрироваться, если не знаешь язык? А внутри языковой школы передаются культура, быт, традиции — все это необходимо, чтобы ты знал, какая страна тебя принимает, что за люди в ней живут. Постепенно этих школ становилось все больше, из них выпускались тысячи людей с сертификатами государственного образца, которые позволяли им искать работу.

— То есть у общины с государством было партнерство в этом вопросе?

— Да. Сначала мы открыли маленькие частные школы по изучению итальянского языка, но вскоре государство поняло, как это важно, и поддержало нашу идею, поэтому при выпуске из школ мигрантам стали выдавать аттестаты о знании языка, признанные государством.

— С этими сертификатами они могли получить вид на жительство?

— Это сегодня знание итальянского языка — одно из главных условий для получения вида на жительство, но в 1980-е и 1990-е такого условия не было.

Мы четко понимали, что, если человек не знает итальянского языка, он не найдет работу, ему будет тяжело, он будет исключен из общества. А исключение порождает радикальность.

В Италии уже тогда были организации, в том числе внутри католической церкви, которые понимали, что надо показать обществу лица этих людей. Называть их имена, рассказывать о них.

В 2000-х годах, когда миграция из Африки и с Ближнего Востока стала системной и беженцы стали тонуть в Средиземном море, мы, христиане, поняли, что не можем с этим мириться. Наша община стала проводить регулярные поминки о погибших в море людях с их именами и историями. Это уже были не голые цифры — сколько их утонуло — это были реальные люди, которые умерли, потому что имели надежду.

Мы стали работать над тем, чтобы люди, которые имеют право на убежище по европейским законам, могли приехать в Италию легальным путем, избежав страшного морского путешествия.

В середине 2014 года юристы нашей общины разработали пилотную программу, которая позволяла этим людям попасть в Италию по гуманитарному коридору. Первый договор был заключен с итальянским правительством 15 декабря 2015 года. Первая группа из 1 тыс. беженцев приехала из Ливана, это были в основном сирийцы. Потом через эту программу мы приняли беженцев из Эритреи, Сомали, Судана, Эфиопии, Нигерии.

Сегодня программа гуманитарных коридоров, разработанная «Общиной святого Эгидия», признана в Италии на государственном уровне, она работает.

Более того, ее поддержали еще несколько европейских стран, и теперь по этим каналам беженцы могут попасть в Италию, во Францию, в Бельгию и Андорру.

— «Община святого Эгидия» договорилась с правительствами этих стран?

— Да. Пока это пилотный проект. Надеемся, что и другие страны ЕС присоединятся к нему. Потому что этот способ позволяет решить сразу несколько проблем, касающихся миграции. Во-первых, мы даем ответ на вопрос о том, можно ли мириться с гуманитарной катастрофой, которая касается не нас лично, но за которую наши страны несут долю ответственности. Нет, мириться с этим нельзя. Во-вторых, мы помогаем решить проблемы безопасности, о которых нам часто говорят жители наших стран, недовольные притоком беженцев. Действительно, как проверить людей, добравшихся на Сицилию на резиновых лодках, измученных, потерявших близких по дороге? У них часто нет документов, свидетелей, и власти не могут проверить, кто эти люди и откуда. Организовать контроль в такой ситуации очень сложно. Мы даем механизм решения этой проблемы. В-третьих, программа противодействует бизнесу по торговле людьми и контрабанде, который зарабатывает на нелегальных поездках мигрантов. И, в-четвертых, наша программа дает возможность интегрировать этих людей и успокоить местных жителей.

Суть нашей программы в следующем. В Ливане и Эфиопии есть представители нашей организации или других гуманитарных миссий, с которыми мы сотрудничаем. Они часто бывают в лагерях беженцев, знают, кто там находится и почему. В европейском законодательстве есть пункт, который позволяет отдельным странам выдавать территориальные визы по гуманитарным причинам. То есть Италия дает человеку из Эфиопии шенгенскую визу, но она действует только на территории Италии. Италия берет на себя ответственность за этого человека. Мы предложили правительству Италии систему приема беженцев, которая позволяет нашим представителям и партнерам при посещении лагерей беженцев в Ливане и Эфиопии проводить там же собеседования, принимать запросы на убежище, на визу. Процедура обычно занимает шесть-восемь месяцев. За это время МВД проверяет этих людей, МИД выдает визу, а мы находим место в Италии, где их могли бы принять, предоставив жилье и сопровождение.

В Италии мы совместно с некоторыми христианскими церквями и организациями создали гуманитарную сеть, через которую и ищем места, где готовы принять беженцев. У нас много полупустых городков и деревень, где очень нужны люди. В этом месте для взрослых должна быть возможность учить итальянский язык и работать, а для детей — ходить в школу. Когда все совпадает — МВД одобрило, визы выданы, мы нашли место для жизни, эти люди улетают в Италию. Если у них есть деньги, они оплачивают перелет, если нет, то мы находим спонсоров. У нас есть договоры с авиакомпаниями, которые готовы помогать. Важно уточнить, что перемещение беженцев происходит не за государственные деньги. Еще до вылета беженцы подписывают с нашими представителями соглашение, что обязуются посещать школу итальянского языка, работать. Как только они прилетают в Италию — вступает в силу программа сопровождения. Эти люди, приезжая в Италию, не попадают в лагеря для беженцев. Их сразу направляют в те места, где для них подобрали жилье.

— Сколько людей было принято по этой программе гуманитарных коридоров?

— Коридор из Ливана был открыт в 2015-м — за тот год Италия приняла по нему 1 тыс. человек. В 2016-м появился еще один коридор — из Эфиопии, и мы приняли еще 1 тыс. человек по двум коридорам. Также в 2016 году к программе подключились структуры официальной католической церкви. В 2017-м Франция поддержала программу и приняла через два наших коридора около 1 тыс. человек. Потом подключилась Бельгия.

За последние пять лет мы приняли через гуманитарные коридоры больше 4 тыс. беженцев из стран Африки и Ближнего Востока.

Это немало, учитывая почти два года пандемии. Буквально пару недель назад Италия открыла еще один коридор для 1,2 тыс. беженцев из Афганистана, которые застряли в соседних странах (Пакистан, Иран, Катар). Как видите, это негромкое событие. Но оно системное и позволяет показать, что проблему миграции можно и нужно решать системно. Потому что остановить миграцию невозможно. Можно строить стены, можно ставить на границах автоматчиков, но история показывает: люди всегда будут искать пути к лучшей жизни.

— Но вы же не можете принять в Италию или Франции всех, кому плохо живется в Африке.

— Конечно, нет. С самого начала мы говорили, что наши гуманитарные коридоры — лишь маленький аспект решения большой проблемы. Чтобы решить ее глобально, надо сделать так, чтобы люди не уезжали из своих стран. «Война — мать всех бед» — так часто говорит Андреа Риккарди, основатель нашей общины. И наши правители должны были бы добиваться, чтобы благополучные страны инвестировали в те страны, которые страдают от войны, нищеты, голода. Тогда и эмиграция оттуда не будет такой колоссальной. Вот почему международная кооперация в этом вопросе просто необходима.

— Когда Россия прощает внешний долг каким-то дружеским государствам, многим нашим гражданам это не нравится. Они говорят: «Почему мы прощаем долги Кубе, когда наши старики живут на нищенскую пенсию?» Думаю, точно так же люди спросят, почему их страна должна инвестировать в развитие другой страны.

— Да, и людей, задающих такой вопрос, можно понять. Можно спросить: «Почему Россия или Италия должны вкладывать миллиард в прием беженцев из Африки или в строительство колодцев в Африке, а не строить новые станции метрополитена?» Но такая постановка вопроса имеет смысл только в сиюминутном контексте. Но если я знаю, что люди из Африки все равно будут приезжать в мою страну и моя страна будет тратить миллиарды на то, чтобы их ловить, содержать в изоляторах, охранять и выдворять, то я задумаюсь о том, нужно ли мне это.

Многие забывают, что строить стены — это очень дорого. Ставить вооруженных военных на каждом метре границы — дорого. Ловить нелегальных мигрантов — дорого. Содержать их в местах временного содержания — дорого. Даже тюрьма, в конце концов, стоит дорого. Так для чего мы используем государственные средства?

«Они возвращают Италии то добро, которое от нее получили»

— Вы сказали, что по гуманитарным коридорам вывозят людей, которые могут просить убежище по европейскому законодательству. Что это за люди?

— За пять лет мы перевезли в Италию, например, очень много беженцев из Сирии, особенно из Алеппо. Там все разбомбили, у них ничего нет, куда им идти обратно? Мы принимаем людей, у которых больные дети, нуждающиеся в каких-то операциях, лечении.

90% людей, которых приняли в Италии, Франции, Бельгии по нашим гуманитарным коридорам,— это семьи. Если человек эмигрирует один, ему плохо, он переживает за близких, он исключен из жизни общества, он может сойти с ума. Надо учитывать, что мигрант, который интегрируется, ходит на работу, в школу, в магазин, находится в благоприятной среде, а значит, и он сам будет более спокоен и защищен, и все, кто вокруг него. Поэтому мы с самого начала решили принимать людей семьями. 40% из тех, кого приняли за последние пять лет,— несовершеннолетние.

— Община наблюдает за тем, как беженцы интегрируются?

— Конечно. Это одно из главных условий. Нельзя принимать людей и бросать их на произвол судьбы.

У нас сегодня порядка 150 общественных групп и организаций вовлечены в этот проект внутри Италии. Это ассоциации, друзья «Общины святого Эгидия», приходы, организации священников. Такие группы принимают беженцев, предоставляют жилье, помогают записать ребенка в школу (ведь его родители не знают язык), помогают ребенку с уроками. Они как бы усыновляют семью. Около 4 тыс. волонтеров в Италии задействованы в этом проекте.

80% людей, которых мы приняли через наши гуманитарные коридоры, посещали интенсивные курсы изучения итальянского языка и культуры не меньше шести месяцев.

Из той тысячи человек, которые приехали в Италию в 2016 году, 25% уже получили высшее образование, 10% (151 человек) полностью перешли на самообеспечение, работают и не нуждаются ни в какой помощи. 40 человек стажируются, 30 — учатся в университете. Если учесть, что 40% (400 человек) от всех прибывших по нашей программе гуманитарных коридоров — это несовершеннолетние, которые обязательно посещают школу (по законам Италии дети должны учиться), выходит, что около 70% прибывших уже интегрированы. Я привожу цифры за сентябрь 2019-го, потому что пандемия затормозила проект, но осенью этого года он снова активизировался. И это грандиозный результат за три года. А ведь этот проект существует полностью на частные пожертвования, хоть и при политической поддержке властей. Представляете себе, какую систему можно было бы построить, если бы такой проект финансировали государства?

В нашей программе очень много плюсов. Находя легальную работу, они начинают отдавать. Эти люди платят налоги в Италии.

Наша община организовывала курсы повышения квалификации для врачей и других специалистов из числа беженцев, курсы сиделок и нянь для людей, не имевших специального образования. Мы включаем беженцев в наши волонтерские программы, они нам помогают. С одной стороны, волонтерство — это социализация, а с другой — они возвращают Италии то добро, которое от нее получили. Например, они помогают нам в посещении стариков в домах престарелых, в организации праздников для детей, в кормлении бездомных на улице. У нас есть группы волонтеров, которые регулярно посещают лагеря для беженцев в Европе: они помогают нам с переводами диалектов, на которых говорят мигранты. Мы встречаем большую благодарность в этих людях.

«Инаковость помогает тебе лучше понять свою идентичность»

— Вам не кажется, что конфликты вокруг беженцев и мигрантов вроде того, который мы наблюдали на границе Белоруссии и Польши, ставят под вопрос ценности христианской цивилизации?

— На греческом острове Лесбос есть страшное место — лагерь для десятков тысяч человек, которые застряли там на долгие годы. Несколько лет назад папа Франциск решил совершить туда один из своих первых заграничных визитов. Он был так потрясен увиденным, что просил власти Италии и Евросоюза обратить внимание на людей, живущих там. Папа, кстати, поддержал наш проект гуманитарных коридоров. Возвращаясь с острова Лесбос, он взял с собой в самолет несколько семей беженцев — мы для них уже подготовили гуманитарный коридор. Папа Франциск неоднократно говорил о проблеме беженцев, ведь это один из самых острых вопросов нашего времени. Папа римский сам из Аргентины — страны, которая была построена мигрантами, поэтому он смотрит на эту проблему без страха и обеспокоен тем, что судьба мигрантов мало интересует наши общества, в том числе христиан, церковь. Его первый после избрания выезд из Ватикана был на итальянский остров Лампедуза. Это самая южная часть Италии, туда постоянно приплывают беженцы, там есть лагерь и кладбище, на котором лежат спасательные жилеты тех, кто не выжил. Это первый пункт приема беженцев. И именно там папа сказал, что мы живем в цивилизации равнодушия. И если наши благополучные общества могут смириться с тем, как страдают эти люди, то мы не можем называться христианской цивилизацией.

Мы разделяем его взгляд.

Самое главное — научиться видеть и слышать друг друга. Принимая беженцев, мы стараемся проводить вместе с ними и местными жителями общие мероприятия, чтобы показать, что инаковость — это не плохо. Инаковость помогает тебе лучше понять свою идентичность. А еще — понять, что тебе надо меняться. В Европе часто говорят: «К нам приезжают мусульмане, значит, наша европейская христианская цивилизация скоро рухнет». Эти фразы очень мощно действуют на сознание людей.

Но если наша цивилизация стала такой слабой, что приезд даже миллиона людей может ее разрушить, то это вопрос не к ним, а к нам. Что мы хотим сохранить? То, чего уже не существует?

Это нам сделать не удастся — даже если не будет ни беженцев, ни мусульман. Свято место пусто не бывает. Эти вопросы история ставит перед нами, а не перед мигрантами. Во что мы превратили христианство? В религию, охраняющую территории? В разные эпохи христианство показало свою силу именно тогда, когда церковь была центром милосердия и гостеприимства, когда поддерживала тех, кто страдает.

В Евросоюзе живут 500 млн человек, а мы, принимая несколько тысяч беженцев в год, боимся, что перестанем существовать. Нам не стоит так бояться людей, которые смогли к нам добраться. Нужно смотреть шире. Миграция может быть шансом на развитие и для наших стран.

Нельзя забывать и о том, что среди мигрантов есть те, кого у нас называют исповедниками веры. Среди беженцев из Сирии, Ливана, Нигерии, Эфиопии немало христиан, которые у себя на родине подвергались гонениям. Об этом мы тоже должны говорить. Они мученики нашего времени. Они могут научить нас, что значит быть христианами даже в тяжелейших условиях.

Отношение к мигрантам очень сильно связано с отношением к другим исключенным группам: к цыганам, к бездомным, к людям с инвалидностью. Когда ты по-настоящему не знаком с ситуацией, а знаешь только теоретически, из новостей в СМИ, ты просто не владеешь достаточными знаниями, чтобы о ней рассуждать. Если бы СМИ рассказали историю одного-двух человек, которые находились на границе Белоруссии и Польши, то, наверное, кто-то из читателей подумал бы: «Ребенок этой женщины похож на моего ребенка, но мой ребенок выбирает между несколькими прогулочными комбинезонами, а тот ребенок три дня не ел».

Проект гуманитарных коридоров, который придумала наша «Община святого Эгидия», многое изменил в нас самих. Он выявил в Италии очень много людей, которые хотят помогать беженцам. Есть люди, которые готовы на пару лет отдать беженцам свою квартиру. Некоторые приходы берут полное шефство над одной-двумя семьями. Эта программа не только помогла беженцам, она помогла нашим христианам — оживила общины, нашим муниципалитетам — оживила те крошечные деревни, где почти не осталось молодежи, где некому работать. Добро всегда так работает — в обе стороны.

— Программа гуманитарных коридоров не подвергается нападкам со стороны правых партий. Почему? Не хотят нападать на поддержавший ее Ватикан?

— Партии, которые выступают против миграции, действительно никогда не критиковали нашу программу. Хотя мы были готовы к этому. Думаю, что все в Италии понимают плюсы этой программы. Несколько тысяч человек, которых мы приняли в Италии, сейчас жили бы в лагерях беженцев, которые содержит государство. Они были бы обитателями вокзалов, подворотен. А сейчас они интегрируются, приносят пользу, сами зарабатывают и тратят. Они часть нашего общества. Эта программа показала себя очень хорошо. Сегодня о гуманитарных коридорах говорят уже многие политики в Европе. Я уверен, что при таком подходе с этим актуальным вопросам можно было бы более эффективно и по-человечески разобраться.